Вот так я понял, что ещё один наш козырь — в скорости. И я, и Темир, и Истэчи — были совсем молодыми парнями, лёгкими на ногу. И мы неутомимо скакали по каменистому дну оврага, словно архары по горному склону. Почти не глядя под ноги и не снижая темпа, когда нужно было перемахнуть через камень или ручей. Ойгон не поспел бы за нами и здоровый. Даже волки с рыси перешли на галоп. Добравшись до расщелины в скалах, которую барсы называли пропастью, мы осмотрелись. Истэчи отыскал между камней свежие следы золы — значит, «глаз» выкинули именно сюда. Самим нам камень было не достать — расщелина и в самом деле оказалась хоть и не пропастью, ведущей в преисподнюю, но довольно глубокой. И засаду здесь было устроить трудно — слишком место открытое. Однако вела к расщелине только охотничья тропа, которую барсы знали, как пальцы на руках. Колдун и его воины придут к расщелине именно по тропе — больше им никак. И вот тут уже я решил поиграться. Мы устроили ловушку из бревна и верёвки, привели в порядок заросшую травой волчью яму. И всё это — у сáмой расщелины, когда цель пути была бы уже перед самым колдунским носом. Поглядев на дело рук своих, я решил не ждать, а перехватить колдуна у курумника. И усесться ему на хвост, чтобы проследить, как он дуром попрёт в нашу ловушку. Конечно, можно было затаиться и на тропе у расщелины, но кровь кипела, и сил не было ждать. Мы едва не бегом забрались в гору и вот там уже улеглись наблюдать за кустами. Ждать, когда колдун и его воины появятся у каменистой осыпи. Миновать незаметно это открытое место они не могли. И я успокоился: не упустим. Волки дремали. А вот Темир и Истэчи и в засаде лежали, как на иголках. Пришлось даже прикрикнуть на них. Я понимал, что адреналин захлестнул парней, требует драться, а надо лежать. Темир был постарше Истэчи, но вряд ли больше, чем на два-три года. И ему тоже хотелось мочить уже всех без разбора. Но для боя, к сожалению, важнее терпение и осторожность. Что я и постарался внушить парням. И даже пригрозил на автомате, что по башке настучу. Они так удивились, что спорить не стали. А я вспомнил: на вид-то мне всё так же от силы тринадцать лет. Раскомандовался шкет, понимаешь. Аж самому смешно. Но я был прав, и Темир смолчал. А Истэчи уже притерпелся к моим манерам и привычке командовать. К тому же это у него на глазах я рубился с Мергеном, а потом замочил демона. Надо признаться, что и мне было трудно лежать без движения и вслушиваться в каждый шорох. Взрослое «надо» боролось внутри меня с подростковыми гормонами. Я предчувствовал битву, мне хотелось её едва не до дрожи. И в то же самое время «второй я», многократно побывавший в бою, охлаждал и гасил этот щенячий мандраж. Колдуна нужно было дождаться. Отследить. Выяснить его слабые стороны. И только здесь, где каменистая тропа идёт по краю курумника**, мы точно его не пропустим. Наконец вдалеке посыпались камни. Здесь любое случайное движение могло вызвать камнепад, и незамеченным пройти было почти невозможно, на это мы и рассчитывали. Темир и Истэчи завозились, готовясь вскочить. Я шикнул на них. — Вы точно хотите победить колдуна? Парни закивали. — Тогда ближайшая боевая задача: лежать тихо и наблюдать, — напомнил я. — Чем больше мы узнаем о наших врагах, тем проще будет убить. Пусть пройдут мимо. Потом догоним. Парни молча закивали: всё они понимали, но внутри-то прямо бурлило. Скоро послышались голоса. Колдун и его спутники общались в полный голос. Они были уверены, что барсы погибли все. Наверное, наблюдали сверху, пока лагерь горел. Знали — никто не спасся. — Вы устали. Нам нужно сделать привал, заварить чаю, — голос был грубый, но услужливый. — Сколько ещё идти? Спрашивал мальчишка моего возраста или чуть старше. Миг — и пятеро идущих показалось на тропе. Колдун был маленький, тощий и зябко кутался в плащ. Вот он-то и говорил детским голосом! Уже вечерело, но камни ещё не остыли. Мерзлявый какой попался. Росту, однако, в колдуне оказалось больше, чем на двенадцать лет. Сколько ему, если так пищит? — Вы простудились в горах! Вас знобит! — ругал колдуна один из воинов. — Ничего, — отмахивался мальчишка. — Он совсем рядом, я чую. Это всё ваши тропы, из-за которых голова кругом! Если бы можно было лететь напрямую! «Щас дочуешься, собака драная», — подумал я. Голоса постепенно удалялись. Я прислушался к себе, не понимая, почему так спокоен? То есть я-то — ладно, но Камай? Мандраж в моём новом организме, конечно, был, но ни страха, ни жалости я не чувствовал. А ведь колдун и его воины — тоже люди. У них такая же красная кровь. Да и сам княжич — вполне может сегодня погибнуть. Неужели Камай убивал так часто, что и не задумывается уже о своей и чужой смерти? Или дело в том, что здешние люди — совсем ещё дикари? Воображение у них слабое, и потому не боятся ни ран, ни нижнего мира? Так или иначе, но я смотрел вслед колдуну и его воинам глазами княжича, и видел лишь дичь, что сама плетётся в ловушку. Удивляло только одно: почему терий Верден послал за камнем мальчишку? Или это «его» камень, и другой колдун не сладит с чужим «глазом»? Я пожирал глазами вооружение воинов, отмечая для себя — у колдуна изогнутый меч вроде сабли, а под плащом, наверно, кольчуга. А у двоих воинов — копья, и они могут быть опасны для волков. Значит, начинать надо с них. Выдохнул с облегчением: лучников в маленьком отряде не оказалось. Двое воинов были с ростовыми копьями вроде рогатин, вполне способными проткнуть волка насквозь, в кожаных доспехах, шитых железными бляшками. Двое — в кольчугах и с мечами. Похоже, это были личные телохранители мальчишки-колдуна. — О, да тут уже совсем рядом! — донёсся в последний раз писклявый голос. — Верно, он спрятан в одном из сгоревших аилов! Заберём, а уже там решим — нужен нам привал или нет! Враги свернули в сторону выжженного лагеря. Мы в недоумении переглянулись. Камень был совсем близко, колдун сам сказал, что чует его. Неужели он такой тупой, что не смог определить точное направление? Мы какое-то время наблюдали, как вражеский отряд движется к тому, что осталось от лагеря барсов. А что если там есть ещё один камень? Или?.. Страшное подозрение искрой блеснуло во мне. — Ты уверен, что камень выбросили в пропасть? — спросил я Истэчи. — Может, кто-то из воинов забрал его и спрятал в лагере? — Камень плохой, злой, — согласился Истэчи. — Могло быть и так, как ты говоришь! — Ладно, парни! Меняем планы. — Я посмотрел на небо. — Скоро стемнеет, и это нам тоже на руку. Брать колдуна будем на обратном пути. Пусть найдёт свою цацку, а мы отберём. А пока надо придумать, как обезвредить копейщиков. Нам нечего им противопоставить на открытом месте из честных способов драки. Ищите нечестный: ловушки, камни… — Сигнальные стрелы! — прошептал Истэчи. Я не знал, о чём он, но Темир кивнул, и мы побежали вокруг лагеря, чтобы подойти к нему с тыла. Прямо на бегу Истэчи объяснил мне, что такое сигнальные стрелы и чем они отличаются от самострелов, установленных для охоты на лосей или оленей. Оказывается, барсы, сидящие в лагере, выставляли на подходах к нему посты. И обменивались сообщениями с помощью костров, верёвок и стационарных самострелов из примитивного, но мощного лука. Самострелы были установлены в трёх укромных местах недалеко от лагеря. И огонь не дошёл ни до одного из них. Мы быстро отыскали один из самострелов. Он был спрятан в кустах у приметного камня и был похож на дедушку арбалета из толстой кедровой палки и тетивы из скрученной кожи***. Даже подобие ложа у него имелось. Только стрелу пристраивали не на ложе, а сбоку. В случае опасности толстые стрелы, пропитанные смолой, поджигали и посылали в кучу специально наваленного хвороста на другой стороне лагеря. Мало того, здесь же имелась хитрая система из блоков и верёвки, поднимающая кусок белой ткани над камнем. Видимо, так Истэчи и общался с дозорными, сидящими на вершине Теке.