Корней Павлович поднялся. - Я распоряжусь, чтобы поднимали людей, готовили лошадей. Сотрудницы парами побежали по адресам бывших партизан, комсомольцев. Проводив их, Пирогов увидел Оленьку Игушеву. - Картошка готова? - Да, Корней Павлович. - Отлично. Неси в кабинет. С нижней полки книжного шкафа он достал связку вяленых хариусов, кулечек соли, бутылку водки. Убрал со стола флакон с чернилами, стопку бумаги. Повертел газету: нет ли в ней чего-то важного. Расстелил. - У нас есть время до пяти. К восьми мы прибудем на место. Не возражаете? Не услышав возражений, стукнул кулаком по дну бутылки, двумя пальцами ловко удержал на выходе пробку. - Располагайтесь удобней. Все складывалось чудесно: и картошка с рыбой, и водка, и что в запасе имеется целый час, чтобы поднять с постели стариков партизан и призывников-самооборонцев согласно приказу управления на двадцать четыре часа раньше. Нужно еще обговорить десятки условностей, решить, где чье место. - Я особо подчеркиваю: они вооружены. И терять им нечего, - сказал Пирогов. - Поэтому просьба соблюдать осторожность. Никакие опыт и практика не прикроют от пули. - Мы пойдем цепью? - спросил Тодоев, разламывая рыбину. - Скорее всего клином. В два эшелона. Я впереди, а вы за мной крыльями. - То есть, мы прочесываем местность? - уточнил Тодоев. - К сожалению, точным домашним адресом не располагаем. - Зря, - хмыкнул Федоров, откусывая от горячей картофелины и с силой выдыхая воздух. - Адрес - это всегда наверняка. А гор я вообще не выношу. С детства привык к равнине, к порядку улиц. - Там хоть лес? Или голые подступы? - спросил Груздев. - Прошло двадцать лет. Проводник не берется сказать что-то определенное. - Двадцать - это много, - поддакнул Тодоев. - И совсем мало, - имея в виду «Кайнок», сказал Пирогов. - Это на чей характер, на чью породу. - В Харькове я разговаривал с циркачом-дрессировщиком, - сказал Федоров. - За двадцать лет он выдрессировал четыре поколения лошадей танцевать вальс «На сопках Маньчжурии»… В коридоре бухнула входная дверь, и в кабинет кто-то постучал. Корней Павлович крикнул: «Да-да!» и поднялся навстречу. - Товарищ лейтенант, - послышался голос Варвары. - Уже пришли. Пирогов оглянулся на гостей, указал на сверток матрасов между шкафом и сейфом. - Располагайтесь около печки. Успеете вздремнуть часа три. А я займусь. Собирается народ. ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ Уже можно было рассмотреть зелень кедров и елей, когда наконец проводник - бывший партизан Трофим Сидоркин остановился. - Видите скалу? Сразу за ней, по правую руку, - пещера. Узкая такая щель. На пузе мы туда ползали. От нее шагах в ста в стороне лежала огромная куча камней. Под ней они и должны хорониться, - там, как изба большая. - Вход с какой стороны? - спросил Пирогов. - Вход со стороны кучи. Ежели отсюда идти. - Ладно, спасибо, возвращайтесь к машине. - Едят тя мухи, - обиделся старик. - Уже не нужен? - Тогда держитесь сзади. Уполномоченные не проронили ни звука. Они смотрели в указанном направлении, будто силясь подвинуть взглядом ребристую, как автомобильный радиатор, скалу. - Я иду открыто, - сказал Пирогов. - Ваша задача не лезть в глаза, но попытаться обойти участок хотя бы полукругом. - Я с тобой, лейтенант, - сказал Павел. - Зачем? - Я с тобой, - упрямо повторил он и вытащил из-за пазухи парабеллум. - Это у тебя откуда? - Пирогов протянул руку. Козазаев отвел ее. - Трофей. После операции сдам, не беспокойся. - Ну, бог с тобой. Пошли. Группа рассредоточилась. Тодоев, прячась за камни, деревца, короткими стремительными перебежками двинулся в обход слева. Поотстав на несколько шагов, таким же аллюром пошел Федоров. Груздев, наоборот, прижался к крутизне и выдвинулся справа. Приблизившись к скале, он остановился, прислушался и, осторожно ступая, пошел вдоль нее. - Наш черед, Павел. По прямой они быстро поравнялись с Груздевым, догнали Федорова. Тот уходил все левее, к подножию перевала, как лиса, рыская туда-сюда. Перед ними открылась широкая котловина с голой отвесной стеной на востоке. Под ней еще держались утренние сумерки. Несколько глазниц-пещер на высоте, доступной разве что скалолазам, чернели круглыми холодными дырами. Скала наблюдала за долиной и днем и ночью. Левее, с юга на северо-запад, мчалась речка. В утренней тишине было слышно, как плещется вода по камням. - Там, - Пирогов кивнул на звук. - Там должна быть тропа. Они прошли к речке, внимательно глядя под ноги и по сторонам. Вот под скалой высокое нагромождение камней. Это может быть именно то, что им надо. Но ниже - точно такое же, еще ниже - третье. Надо найти тропу, и она приведет к нужному месту. Иначе шаги могут услышать под землей, и тогда… Чем ближе к реке, тем меньше снега. Круглые, обточенные водой булыжники лежат густо, как на мостовой. Между ними белые пятна льда. - А ведь нет тропы, лейтенант, - сказал Козазаев шепотом. - И вообще следов нет. Не летают же они по воздуху. - Это плюс в их пользу: умный, хитрый народец ищем. С таким не заскучаешь. - А не путает ли старик чего? - Возможно. Осмотримся здесь, спустимся ниже. Все-таки двадцать лет… Они прошли вдоль речки, приблизились к узкому крутому створу. Оглянулись, отыскали глазами Груздева. Тот метр за метром ощупывал скалу. Против него, отстав от Пирогова, топтался старик и оглядывался, будто не узнавал местности. - Глянем ниже. В створе речка сужалась в закрученный упругий жгут. И тут Корней Павлович обратил внимание на снег, будто выдутый сильным ветром из-под основания скалы. За полуметровым сугробом вдоль стены, повторяя ее излом, тянулась тропа. - Дисциплинка у них, - сказал Павел. - По струнке ходят. - Где-то ниже развилка есть. Пути в Ыло и Пуехту. Но черт с ней. Успеем изучить. Важно застать хозяев барствующими. Да, да! Надо успеть, пока в землянке, если она под одной из этих куч камней, не проснулись, не почувствовали облаву… Надо успеть войти в подземное жилище. Черт бы побрал это солнце. Оно прет из-за гор, и уже светло, как днем. Снежные вершины налились золотом, засверкали - больно смотреть. Спокойно, Пирогов. Спокойно. Уйми бестолковое сердце. Два месяца шел ты к этому дню, мучительно, торопливо, через сомнения, сопоставления фактов и фактиков. Сейчас как никогда требуются ясная голова, хладнокровное сердце, твердая рука… Тропою они повернули назад, внимательно всматриваясь в камень скалы, ища дополнительные следы человеческого пребывания. Но скала была холодна и молчалива. Неожиданно впереди кто-то вскрикнул. Пирогов остановился, силясь понять, что означает этот вскрик. Старик-партизан размахивал руками и что-то кричал, но голоса его не хватало покрыть две сотни метров. Козазаев вдруг сорвался с места и, срезая углы тропы, помчался вперед. Уже через его спину Корней Павлович увидел чью-то мелькнувшую фигурку.