– Да, но теперь у меня есть проблема. Я не знаю, как отделить то, кем меня считают, от того, кто я есть в действительности. – Ну, я знаю, кто ты в действительности, – возразила я. – Ты талантливый, упорный, энергичный, настоящий волшебник в редактировании и замечательный хранитель секретов. Ты можешь прыгать так высоко, что в это трудно поверить. Это практически готовый перечень для сайта знакомств. Нам нужно только твое имя. Человечек втянул воздух своим огромным носом и грустно улыбнулся. – Да, и фотография… Нет уж, спасибо. …На той неделе я стала ночевать в офисе, поскольку стало ясно, что платить мне не собираются – никто даже не попросил меня заполнить соответствующую форму. Мои скромные сбережения почти истаяли, поскольку проезд общественным транспортом до города стоил дорого. К тому же лопнул ремень ГРМ на моей «Мазде». Пришлось преодолевать девять миль до автобусной остановки на велосипеде – старом ржавом велосипеде с провисшей цепью. Мой отец продолжал твердить: «Терпение окупается», – что было непохоже на него, хотя у него был свой интерес в этой игре. Его любимый афоризм, который он, возможно, сам и придумал, был таков: «Нет ничего бесплатного, но все продается». Одной дождливой ночью я лежала, кутаясь в спальный мешок, рядом со своим столом, когда из воздуховода высунулся Человечек. – Что ты здесь делаешь? – вскрикнула я. – Что ты здесь делаешь? – эхом откликнулся он. Выпрыгнул из воздуховода на пол, потом на стол. – Я просто собирался немного поработать, – объяснил он, нажимая на рычаг подъема кресла и забираясь на сиденье. – Тебе не так много платят, чтобы работать по ночам, – сказала я. – Тебе тоже. Пока он работал, я смотрела, как с его сапог, болтающихся в воздухе, капает вода. Спустя некоторое время я подергала за мокрый носок. Человечек снял наушники и спросил: – Да? – Тебе так нравится редактировать? – Да. – А мне вот ничего не нравится настолько. – А Джейк? – осведомился Человечек, хмурясь. Я пыталась отрицать это, но не смогла удержаться от улыбки. – Рэйна и Джейк сидели на ветке, – прикинул он. – Звучит как-то не так. Точнее, звучит попросту глупо. – Мне нравится общаться с тобой, – сказала я и похлопала по полу рядом с собой. Человечек неуверенно посмотрел на меня, и я сказала: – Какой смысл работать всю ночь? Отдохни немного. Он сполз с кресла и присел на корточки рядом со мной. Я наклонилась к нему, вдыхая его «гамбургерный» запах. – Куда ты постоянно ходишь, что от тебя так пахнет? – Это мой естественный запах, – ответил он, зевая. Я снова похлопала ладонью рядом с собой, и Человечек свернулся у меня под мышкой. Он был таким маленьким, что его колени доходили мне лишь до талии. Я вытащила из-под себя спальник и набросила его на нас обоих. В ту ночь мы спали рядом – как и во многие последующие ночи. …Джейк Джексон был на съемках на Мальдивах, когда Дэйв вызвал меня в свой кабинет. – Садитесь, садитесь, – сказал он, постучал ручкой по столу и посмотрел в окно. – Хотите что-нибудь? Эспрессо? – Я покачала головой, и он продолжил: – Послушайте, я даже не думал, что вы сможете выполнить все эти поручения. Никто никогда не мог сделать их все. Честно говоря, я не уверен, что мне с этим делать, учитывая текущую ситуацию. – Он поправил очки, посмотрел на меня, потом отвел взгляд, пристыженный. – Вы понимаете, что у меня на самом деле нет права взять вас на эту… э-э… должность? Что вы вряд ли останетесь здесь достаточно надолго для такого… э-э… трудоустройства? – А? – не поняла я. Он прикусил нижнюю губу, снова посмотрел на меня и сказал: – Вашу ситуацию вам предстоит обсуждать исключительно с ведущим. …В ту пятницу я пришла домой, а моего отца дома не было. Вместо этого я нашла свернутую записку от полиции, втиснутую между сетчатым экраном и дверью: мой отец был в больнице. Я поехала обратно на трассу 23, вверх по дороге, по которой только что спускалась при свете растущей луны. Дул резкий ветер, мои уши горели от холода. Хотя на крылечках не было мужчин, мне мерещились их крики, раздающиеся вслед: «Эй, красотка! Я знаю, кто ты такая! Ты дочка Миллера!» Мой отец дремал в пластиковом кресле в травмпункте, уткнувшись подбородком в грудь. Но потом он медленно повернулся ко мне, словно возвращаясь к жизни. У него был подбит глаз, а губы были темными от крови. Я знала, что он пьян. – Ты гадаешь, как мы будем за это платить, – протянул отец, потом подмигнул и протянул в мою сторону сложенную чашечкой ладонь. В ней лежал окровавленный зуб. – Зуб Томаса Джефферсона, который ему выбил его соперник. – Какой соперник? – спросила я. Голова отца снова поникла на грудь, и я решила, что он заснул или потерял сознание. – Адамс? – предположила я. – Я продам его на «Ибэе», – заявил отец, не поднимая головы. – …Я хочу, чтобы все было по-честному, – сказал Джейк. Положив руки на подлокотники моего кресла, он придвигал меня все ближе к себе. – Чего ты хочешь? – Он улыбнулся. Его зубы сияли, словно волшебный портал в другой мир. – Того же, что и ты, – ответила я. – Я этого хочу. Потом я сидела верхом на его бедрах в большом офисном кресле, подогнув под себя ноги, и никак не могла попасть в ритм. Кресло стонало под нами, моя юбка окружала нас мягкими цветастыми холмами. – Хорошо, хорошо, – твердил Джейк. Я не могла сосредоточиться. Мои голени горели от напряжения. От него пахло протеиновым коктейлем и ополаскивателем для рта. Я подумала о Человечке, который в этот самый момент прятался в мусорном ведре, пытаясь сделаться еще меньше, чем он уже был. Я навалилась на Джейка, чтобы бросить взгляд на ведро. Оно было неподвижно. Я вообразила, как Человечек сидит в темноте, свернувшись в тугой комок, его огромная голова склонена, колени притиснуты ко лбу, большие ступни упираются в пластиковую стенку ведра. В моей памяти вспыхнул образ той пластиковой куклы, мелькающей в воздухе, – ее ужасные волосы, ее яркая нагота, ее жуткий глаз, подмигивающий мне. Казалось, что эта нагая кукла была тысячелетия назад, в прошлой жизни. И эта кукла, и Человечек – они не имели ничего общего с Джейком, они были не просто несовершенными, они были гротескными. Но и милыми, на свой лад. Я знаю, что вы думаете о Человечке, о его чертах, самых выпирающих и резких из них. Но в нем были некие необъяснимые хорошие качества, свет и душа, которые не определяются одними только пропорциями. Он был резким и специфичным, как остро пахнущий сыр или вещица в китчевом стиле: золоченая солонка в форме ступни или ядовито-зеленый свитер, которые невозможно не любить. Ты любишь эти вещи не вопреки; ты любишь их, потому что. Я содрогнулась; потом содрогнулся Джейк, крепко сжимая мои плечи, словно для того, чтобы не дать мне взлететь. Мои бедра сводило судорогой, когда я слезала с него. У меня было ощущение, будто я слезаю с карусели в торговом центре, ноги у меня затекли. Не отдала ли я что-либо бесплатно по глупости? Было ли это пробным предложением – или же я выкинула свою единственную монету? «Зачем покупать корову…» – всегда говорил мой отец. Почему мой отец всегда говорил такое? Почему я его слушала? Когда мы прощались, Джейк поцеловал меня в лоб и протянул мне конверт. – Это твоему отцу, – сказал он. Я нахмурилась; однако я знала, что́ в конверте. – Это в благодарность, милая, – объяснил Джейк, улыбаясь. – Он привел меня к тебе. Вы можете сказать, что отец продал меня, словно невесту в древности. Вы вправе так говорить. Вы можете сказать, что он обманом вытолкнул меня в новую жизнь. Вы можете сказать, что я была его сообщницей. Несколькими днями раньше я заметила золотисто-розовый степлер на рабочем столе стажерки – такой же, как Джейк дал мне. Она нахмурилась, заметив мой взгляд. – Знаешь, твой маленький уютный уголок на задворках до этого занимал кое-кто еще, – процедила она – первые слова, с которыми она вообще обратилась ко мне. – Розово-золотые офисные наборы – стандартные штуки для привлекательных и неквалифицированных работниц Джейка. Прошлая оставила все это в офисе. – Что с ней случилось? – спросила я. – Какая разница? Она получила запись о престижной стажировке в своем резюме. – Она перевела взгляд обратно на свой экран. – Полагаю, это тоже способ получить работу, однако нам, остальным, приходится вкалывать, чтобы что-то получить. Честно говоря, она была некрасивой. У нее был приплюснутый нос и крошечные глаза. Но у нее имелись свои преимущества: богатые родители, благодаря которым она получила диплом Нью-Йоркского университета, квартиру в Сохо и деньги на проезд на неоплачиваемую стажировку: финансовая безопасность, которая позволяла ей пробовать снова, снова, снова и снова, пока она не добилась успеха. И теперь она заявляла, что просто усердно трудилась, и это наконец-то окупилось, что ее успех был результатом трудолюбия, а не удачного выигрыша. Я была уверена в том, что она никогда не работала официанткой, никогда не улыбалась похотливым клиентам за лишний «бак». Она родилась с золотой ложкой во рту, а я родилась со своей внешностью. Разве это такая уж большая разница – воспользоваться одним своим преимуществом или другим? «Поверь мне, можно торговать чем угодно, – всегда говорил мой отец. – Продавай то, что у тебя есть». * * * Рэйна краем глаза улавливает движение и поднимает взгляд от бумаг. Бернис застегивает и расстегивает кнопку на эластичном поясе своего жакета, висящего на спинке ее стула. – Извини, – говорит Бернис, выпуская из рук поясок и садясь прямее. – Я должна сказать кое-что. Я вела себя так же, как эта девушка со степлером, вела себя так, будто твою жизнь просто поднесли тебе на блюдечке, потому что ты привлекательная и… не знаю… цельная, наверное. – Все в порядке, – отвечает Рэйна. – Нет, не в порядке, – возражает Бернис. – Во-первых, я завидовала, на самом деле не зная ничего о тебе. Во-вторых, я вела себя так, будто использовать свою женственность – худшее оскорбление. Разве не так СМИ поступили с Тиффани? И со всеми этими мертвыми женщинами? И с Руби, если уж на то пошло? Разве не так поступил со мной Эштон? Не то чтобы мы придумали эти правила игры. – Общество определяет условия оплаты, – вступает Руби, – потом презирает тебя за то, как ты платишь. А между прочим, Джейку Джексону сошел с рук весь этот фокус с конвертом, не так ли? Охренительная лажа! – Как так? – спрашивает Уилл. – Что ты, мать твою, имеешь в виду под этим «как так»? – откликается Руби. – Такое ощущение, что ее отец вроде как проиграл ее Джейку Джексону, – объясняет Эшли Уиллу. – Больше похоже на то, что эти деньги были даром признательности, а не платой, – говорит Уилл. – Называй это как хочешь, – фыркает Руби. – Это не меняет ситуацию. – Нет, – возражает Гретель. – Не называй это как хочешь. Слова важны. – Рэйна была взрослой, и она дала согласие, – напоминает Уилл. – Это правда, – говорит Рэйна. – Я не говорю, что Джейк Джексон совершил преступление, – уточняет Руби. – Только то, что он подонок.