Поняв, что я не лишусь чувств и у меня не будет нервного срыва, Марк встает, берет свой чай и передает мне вторую кружку. Я все еще не готова сидеть на диване, пусть только копии старого, поэтому остаюсь на полу. – Объясни мне, что все это значит, – просит он теперь не таким холодным голосом. Он еще раз берет со стола фотографию, а я понимаю, что не хочу, чтобы она у него оставалась, я даже не хочу, чтобы он к ней прикасался. Протягиваю руку, словно хочу ее защитить, и он возвращает мне ее без комментариев. – Не знаю, – честно отвечаю я. – Ее прислали мне, бросили вместе с остальной почтой всего несколько дней назад. Никакого письма, никакого пояснения, ничего. Подумала, ее мог прислать ты. Произнося последнее предложение, не могу смотреть ему в глаза. Я опустила информацию о том, как нашла другие снимки в собственном альбоме. – Я? – Он переспрашивает таким тоном, словно не верит, что я могла такое подумать. Поднимаю глаза и смотрю на него с вызовом. «Он оставил диван», – говорит мне дьявольский голос в голове. Нет, не тот диван, – отвечаю я. – Просто диван, который оказался похожим. Но он здесь. – Безумие. – Опять это слово, и Марк сам все понимает и быстро продолжает: – Я хотел сказать, что я знаю тебя, Сьюзи, знаю, как ты казнила себя за случившееся. Я никогда бы… Он замолкает. Марк имеет в виду… что простил меня? – Но кто? – тихо спрашиваю я. – Кто мог так со мной поступить? Внезапно Марк кажется усталым, и я только сейчас замечаю в нем перемены. Я вижу, что годы сделали с моим сильным, крепким мужем. Морщины вокруг глаз не те мимические морщинки, которые появляются у часто смеющихся людей и которые я так любила. Это свидетельства стресса, старости, которая подкрадывается раньше положенного времени. Его кожа бледнее, чем я помню. Его постоянный загар, которому завидовали все наши знакомые мужчины и женщины, сменился бледностью, которую я изначально объяснила шоком при виде меня. Я ожидала, что здоровый блеск еще вернется. Уверенный взгляд, под магию которого я попала с той самой минуты, как он был направлен в мою сторону, исчез. Я вижу, что сделала с мужчиной, который в прошлом считал, что весь мир у его ног. У него была отличная работа, красивый дом, светящаяся счастьем беременная жена, а потом очаровательный маленький сын. – Не знаю. На свете немало злобных и жестоких людей. Если кто-то пытается причинить тебе боль, я не знаю, кто это, и не знаю почему, но даю тебе слово, что это не я. Я верю ему. Поэтому рассказываю все. Я рассказываю ему про доктора Райли, мою встречу с Ником, одеяльце Дилана, хотя опускаю тот факт, что живу с практически незнакомым человеком. Марк становится все мрачнее и мрачнее с каждым следующим словом. Когда я рассказываю про то, как в мой дом вломились, он уже готов взорваться. – Во что ты играешь, черт побери? – спрашивает он и мерит шагами комнату. Раньше, приходя в возбужденное состояние, он так никогда не делал. – Ты вообще представляешь, какой опасности подвергаешь себя? Это меня шокирует. Я надеялась на жалость, сочувствие, может, легкую ностальгию. Я даже ожидала злость, но не обеспокоенность. Не знаю, что делать с его беспокойством за меня. То есть разумное зерно в его словах есть, но с беспокойством обо мне он опоздал на четыре года. – Я сюда пришла не за лекцией, – рявкаю я. – В таком случае зачем ты пришла сюда? – Теперь Марк почти кричит. – В какие игры ты играешь? Ты вдруг заявляешься ко мне четыре года спустя. Что, по твоему мнению, я должен был почувствовать, открыв дверь и снова увидев твое лицо? Я несколько лет отчаянно пытался забыть обо всем, связанном с тобой, и вдруг ты снова здесь, выглядишь как раньше и пытаешься вытянуть на поверхность все то, что я с таким трудом забыл. – Прости меня. – Я встаю, пересекаю комнату и вручаю ему кружку. – Оставляю тебя жить в уюте той жизнью, из которой тебе удалось стереть нас обоих! Если я найду нашего сына, хочешь, чтобы я тебе об этом сообщила? У Марка вытягивается лицо, и я понимаю, что зашла слишком далеко. – Найдешь нашего сына? – шепотом произносит он. – Сьюзан, я уже нашел нашего сына. Я нашел его с подушкой на лице, холодного как лед, и дыхание ему перекрыла женщина, которую я считал любовью своей жизни. Я не могу позволить себе такую роскошь – хвататься за надежду, будто он все еще жив. Я помню, как держал его в руках на стоянке перед больницей, умоляя дышать, как кричал, зовя кого-то на помощь, чтобы спасти моего красивого маленького мальчика, имя которого ты едва ли когда-нибудь решишься произнести. Его звали Дилан, Сьюзан. Дилан Лукас Вебстер, и он мертв. Он мертв, потому что ты убила его, и никакое количество фотографий улыбающихся маленьких мальчиков это не изменит. Я думаю, тебе пора. Глава 28 Я уезжаю так быстро, как только могу, управляя машиной дрожащими руками. Меня всю трясет. Я останавливаюсь при первой возможности и опускаю голову на руль. Меня сотрясают рыдания, которые угрожали вырваться наружу с той самой минуты, как я только увидела Марка. Он знает больше, чем говорит. Уверенность в голосе, с которой он говорил об обнаружении тела Дилана, точно не была фальшивой, но определенно есть что-то еще, и я с этим пока не разобралась. Не поняла! Когда мне удается взять себя в руки, я достаю телефон и набираю номер Ника. – Я с ним поговорила, – сдерживаю слезы и пересказываю все от начала до конца. Когда я заканчиваю рассказ, Ник молчит. – Ты еще здесь? – Здесь, – отвечает он. – Я просто не знаю, как все это понимать. – Он что-то знает, – с уверенностью заявляю я. – И я намерена выяснить, что именно. Я возвращаюсь. – Ты считаешь, это разумно? – обеспокоенно спрашивает Ник. Похоже, у мужчин в моей жизни входит в привычку говорить со мной обеспокоенным тоном. – Судя по всему, ты открыла кое-какие еще не зажившие раны. Может, стоит просто оставить его в покое. – Я не хочу его больше расстраивать. – Меня немного коробит, что Ник беспокоится о моем бывшем, а не обо мне. – Я вернусь, когда его не будет дома. – Ни в коем случае. Ни в коем случае, Сьюзан. Возвращайся сюда, пожалуйста. – В чем проблема? Мне не нужно никуда вламываться, у меня есть ключ. Не думаю, что ему пришло в голову поменять замки. Не забывай: единственная опасность в его жизни сидела за решеткой. – Не уверена, звучит ли мой голос бойко или горько. – А если он тебя поймает? Ты же не представляешь, на что он способен. Да? – Что значит «на что способен»? Марк ни разу в жизни не сделал ничего ужасного, он даже не совершил ни одного плохого поступка. Один раз Марк отнес в магазин ремень, потому что кассирша забыла его пробить, а он не хотел быть преступником. – Но насколько хорошо ты на самом деле его знаешь, Сьюзан? Что ты знаешь про его прошлое? – Ты о чем? У Марка нет прошлого в том смысле, который ты имеешь в виду. Ты говоришь глупости. Если у меня и будет когда-то возможность узнать, что ему известно, то только сейчас, до того как он вспомнит, что у меня все еще остается ключ от его дома. – Вижу, мне тебя не остановить, – говорит Ник. Он явно лучше изучил меня, чем я его за такое короткое время. – Подождешь, пока я до тебя доберусь? – Нет. – Я непреклонна. – Я должна это сделать сама. Подожду, пока мимо не проедет его машина, и тогда быстренько сбегаю в дом и обратно. – А если он никуда не уедет? – спрашивает Ник, вероятно, уже зная ответ. – Буду ждать. Не может же он вечно сидеть дома. Глава 29 Может, Ник был прав. Марк может весь вечер не выходить из дома. А что я буду делать? Просто сидеть здесь в машине? Я даже поспать не могу, чтобы его не пропустить. Тогда окажется, что я сижу здесь и жду как идиотка, а дом стоит пустой. Он может проехать только по этой дороге. Только по ней можно попасть в город, в супермаркет. Я точно увижу его с этого места, конечно, если он не отправится прокатиться по пригороду. И если он вообще куда-то поедет. Десять минут назад мне очень понравилась пришедшая в голову мысль, а сейчас она кажется глупой. Что если Марк меня поймает? Что имел в виду Ник, когда говорил про его прошлое? Я задумываюсь, не выяснил ли он что-то про Марка, но не говорит мне, думая, что я предпочту этого не знать. Я пытаюсь не думать о том, какое это может иметь значение, поэтому сосредоточиваю внимание на машинах, которые проезжают мимо. Я придумываю истории о людях, которые в них сидят, гадаю о том, какой может быть их жизнь и куда они могут направляться. Марк уезжает из дома гораздо раньше, чем я ожидала. Вижу, как его серебристый «Мерседес» проезжает по соседней полосе всего через сорок минут после того, как я покинула дом. Он едет до конца дороги, потом сворачивает направо, в город. Жду несколько минут, чтобы удостовериться, не собирается ли он сразу вернуться, потом завожу машину. Паркуюсь в промышленной зоне, в миле от дома, и иду остаток пути в нервном возбуждении. У меня будет много проблем, если меня поймают в доме моего бывшего мужа, даже несмотря на то что я не собираюсь там ничего ломать. Меня вполне могут отправить назад в «Окдейл» досидеть срок до конца. Они могут это сделать? Мне следовало спросить Кэсси. У меня уходит десять минут на то, чтобы дойти до дома, и на всем пути я украдкой осматриваюсь. Если меня увидят, то кто-то обязательно это упомянет на следующем собрании «Соседского дозора» [31]. На мгновение в сознании появляется образ миссис Тейлор из соседнего дома, которая приклеивает постеры «Ее разыскивает полиция» на фонарные столбы в ночной рубашке. Несмотря на уверенность в том, что Марк не менял замки, я все равно слегка удивляюсь, когда ключ легко поворачивается, и дверь распахивается. Я быстро захожу внутрь. Вот оно, случилось – я преступница. Я имела в виду: снова. Из всех помещений, в которые я заглядываю, больше всего изменилась кухня. Рабочие поверхности те же, но вместо красивого серовато-зеленого цвета, на подбор которого я потратила несколько часов, стены покрасили в ужасный, тошнотворный желтый. Пропали только декоративные морковки. После того как взлом прошел успешно, я чувствую себя очень уверенно. Собираюсь проникнуть в кабинет Марка, где на столе лежит коричневая папка, помеченная грифом «Совершенно секретно». Очевидно, в ней собрана вся информация, которая мне требуется, чтобы найти моего сына. – Принимаешь желаемое за действительное, – бормочу себе под нос. Звук моего голоса кажется лишним в погруженном в тишину доме. Кабинет мало изменился с тех пор, как я тут была. Планировка та же, письменный стол стоит в углу справа, а потрепанное красное кресло (единственный предмет из прошлой жизни Марка, который просочился в нашу) – у стены напротив. Несколько новых картин сменили наши семейные фотографии, и по какой-то причине он снял со стен свои дипломы. Это кажется странным: листы бумаги формата А4 с гербом Даремского университета служили ему поводом для гордости. Может, он отдал их на реставрацию – почистить, сделать гравировку или что-то в этом роде. Рядом с письменным столом все еще стоит запертый старый шкаф для хранения документов, хотя я не знаю, где находится ключ от него. Понятия не имею, с чего начать. В ящиках письменного стола все разложено аккуратно и упорядоченно, но ничего полезного там нет. Когда мы жили вместе, я никогда не задумывалась о том, как мало знаю про работу мужа. После того как я выяснила, что он работает в сфере информационных технологий, мне стало скучно, меня мутило от одной мысли обо всем этом, хотя я всегда улыбалась и вежливо кивала на всех вечеринках, которые устраивали у него на работе. В любом случае мы туда ходили только за бесплатной выпивкой. Марк терпеть не мог своих коллег. Он был полной противоположностью большинства из них: они были так погружены в свои маленькие мирки, что совершенно не понимали шуток. И еще они использовали идиотские словечки, которые я не понимала. В моем мире куки [32] – это то, что ты ешь, запивая чашечкой чая, пока смотришь «Кэрри» [33]. Теперь я жалею, что хотя бы время от времени не заглядывала к нему в кабинет, чтобы посмотреть, что и где хранилось. Помню только один раз, когда зашла сюда. Было поздно, Марк работал, а я хотела, чтобы он пришел в постель. Я вошла в его любимом пеньюаре, который у меня будто бы случайно распахнулся, когда он смотрел в экран компьютера. Сдерживаться Марк смог три минуты, и в конце концов мы занялись любовью прямо здесь, на письменном столе. Мы хохотали как подростки, когда я сбила ногой со стены пробковую доску, а Марк даже не замедлил темп, чтобы ее отодвинуть. Представляю мысленным взором, как она лежит на полу, а к обратной стороне куском скотча приклеен маленький ключик… Нет, это было бы слишком просто. Быстро снимаю доску со стены, переворачиваю ее, все еще ожидая ничего не найти, но вижу его – маленький серебряный ключик. Может, я и не Шерлок Холмс, но и мой муж не Джим Мориарти. Сую ключ в замок верхнего ящика шкафа для хранения документов и резко поворачиваю, услышав щелчок, выдыхаю с облегчением. Полностью выдвигаю ящик и нахожу дюжины папок, расставленных в алфавитном порядке по первой букве фамилии. Быстро их просматриваю, но не узнаю никого – нет никаких понятных подписей типа «Дилан» или «Доктор Райли». Мои надежды на то, что удастся легко что-то найти, тают. Я вынимаю первую папку, помеченную «Эндрюс», быстро просматриваю содержимое. Как и ожидалось, там полно компьютерного жаргона и деловой информации. Засовываю ее назад, проявляя осторожность, чтобы никак не выдать свое присутствие здесь. В самой нижней части ящика, под папками, находится небольшая записная книжка, обтянутая синей кожей. На ней золотыми буквами напечатано: «Адреса». Опускаю ее в свою сумку. Уверена, ее исчезновение не выдаст меня. Во втором ящике сверху лежат счета. В папках, помеченных «Коммунальные платежи» и «Телефон», только счета за воду и телефон с детализацией. Если б я могла остаться здесь на весь день, то изучила бы телефонные счета, но я не знаю, какие номера искать, поэтому они для меня бесполезны. Я могу потратить время впустую, переписывая номера местного ресторана навынос или пиццерии, как и чего-то полезного. Открываю папку с надписью «Банк», достаю маленькую бухгалтерскую книжечку с надписью черными чернилами «Счета». Там три раздела: первый для счетов, второй для расходов, третий называется «Разное». Я про эту книжечку никогда не слышала, хотя это ничего не значит. Деньгами всегда занимался Марк. Ему удалось обучить меня сводить баланс в личной чековой книжке – я вела учет только тех денег, которые мне выделялись на расходы, но об остальном не имела ни малейшего понятия. Оглядываясь назад, я кажусь себе жалкой. Про наше финансовое положение я не знала ничего. Только сумму, которую мне его адвокаты предложили при разводе. Я с радостью согласилась, потому что, по моему мнению, не заслуживала ничего. Даже беглый взгляд на эти документы показывает, что мне очень много недодали. Конечно, я знала, что мой муж хорошо зарабатывает – мы жили в доме с пятью спальнями, и я надевала новую пару дизайнерской обуви на каждое мероприятие, но я понятия не имела, что у Марка такие сбережения. Начиная с 1990 года, когда Марк начал вести учет доходов и расходов, на счет поступали огромные суммы денег, и поступали они на регулярной основе до 1993 года. С такими деньгами Марк мог жить как король. В начале бухгалтерской книжки есть пометка о деньгах, которые уже лежали на счету, когда он начал вести учет доходов и расходов. По виду это какой-то трастовый фонд. Я знаю, что отец Марка был богат и умер от сердечного приступа до нашего с ним знакомства. Они много лет не разговаривали, и Марк никогда не хотел это обсуждать, но теперь я задумываюсь, были ли эти деньги законным наследством, и почему мой муж ни разу не упомянул о них. У меня нет времени размышлять, важно ли материальное положение Марка. Я не хочу от него денег. Хотя предполагаю, что Ник захочет это увидеть, поэтому делаю пару снимков страниц книжки, включая номера счетов, и осторожно убираю ее на место. Мне нужно торопиться: Марк может вернуться в любую секунду. В последнем ящике бардак. Это так нетипично для Марка, что удивляет меня больше, чем обнаружение денег. Там просто горы наваленных друг на друга бумаг. Сердце замирает в груди. Если я что-то и найду, то определенно среди этой макулатуры. Листки бумаги с нацарапанными на них номерами телефонов засунуты между писем, рекламных проспектов и счетов. Я запускаю руку наугад, надеясь на удачу, благодаря которой зашла так далеко. Может, не подведет? Рука опускается на фотографию. Отчаянно надеюсь увидеть фотографию Дилана, предпочтительно с адресом и полным объяснением, почему он не мертв, на обороте. Я вытаскиваю ее. Что там гласит старая поговорка? Бойтесь своих желаний. Я на самом деле держу в руке фотографию своего сына. Он в безопасности, уютно устроился на руках у улыбающейся женщины, которая, похоже, его очень любит. Женщины, которая через три месяца после того, как была сделана эта фотография, возьмет подушку и прижмет к его лицу, и будет держать, пока он не прекратит дышать. Мне хочется кричать на нее, мне хочется сказать ей, чтобы обратилась за помощью, пока еще не слишком поздно, но, может, уже тогда было слишком поздно. Я могу заглянуть в прошлое, могу держать его в руках, но не могу ничего изменить. Переворачиваю фотографию: никакого адреса, никакого поразительного открытия, ничего. Только то, что я уже знаю. Сьюзан и Дилан, 3 дня В горле появляется комок и угрожает задушить меня. Прошло столько времени с тех пор, как я позволяла себе смотреть на фотографии моего сына, но в последние несколько дней я столько раз видела его изображение! Я не могу это вынести. Я видела его образ не только на бумаге, но и постоянно в своем сознании. Любовь, которую я испытывала к нему на протяжении трех месяцев, не уменьшилась, и я отдала бы все, что у меня есть сейчас, все, что у меня когда-либо было и будет, только б запустить руку в эту фотографию, провести пальцами по его нежной коже, поцеловать в крошечные губки. Делаю глубокий вдох и отрываю взгляд от фотографии. Понимаю, что она выпила из меня энергию, и я больше не хочу бороться. Не хочу выяснять, что происходит, просто хочу домой. Убираю фотографию обратно, проявляя осторожность, чтобы не оставить следов своего пребывания. Затем заталкиваю эти приносящие боль образы в глубину сознания, запираю ящик и приклеиваю ключ к пробковой доске. Выхожу на лестничную площадку и стараюсь не смотреть на дверь комнаты Дилана. Снизу слышится шум, и я замираю на месте. Марк так быстро вернулся? Нет, там никого нет, это просто звуки дома. Второго шанса у меня не будет, поэтому я решаю проверить комнату на чердаке. Когда мы сюда переехали, чердак представлял собой пыльное помещение с опускной дверью в потолке. Я (с помощью целой армией готовых помочь строителей) превратила его в красивую спальню, в которую Дилан должен был перебраться в подростковом возрасте. Лестницу, по которой требовалось карабкаться, заменили удобными ступенями, а в крыше сделали световой люк. Эта комната понравилась бы любому подростку. Так несправедливо, что у моего маленького мальчика никогда не будет возможности здесь пожить.