Я не добавляю «умерший отец Марка». – Да. Я слышу удивление в твоем голосе. – Она не ждет, пока я объясню, что именно меня удивило. – Ты можешь к нам сюда приехать, Сьюзан? Думаю, нам нужно поговорить. – Куда «сюда»? Куда отправился Марк? Где все это время находился Дилан? – Я не знаю, где находился Дилан, Сьюзан, и Марк не знает. Мне нужно тебе кое-что объяснить. Она называет адрес в Галифаксе и объясняет, как их найти. Просчитываю в уме, как быстро могу туда добраться. Дорога займет больше часа – за это время с моим маленьким мальчиком может случиться что угодно. Представляю Марка сидящим в машине с закрытыми окнами, выхлопные газы заполняют небольшое пространство – подобные образы проносятся в голове, но какой у меня выбор? К этому времени он может находиться где угодно. Здесь я ничего не могу сделать, только позвонить в полицию. Какова вероятность, что они поверят подозреваемой в убийстве женщине, если она скажет, что бывший муж отправился на поиски умершего сына, а мертвый свекор сейчас ищет их обоих? Я принимаю решение. – Еду. Буду, как только смогу. * * * – Вы их нашли? – спрашиваю я, как только Маргарет Вебстер открывает мне дверь через пятьдесят минут. Все это время я ехала с превышением скорости по всем ведущим сюда дорогам. Вероятно, стану банкротом после того, как мне пришлют штрафы со всех камер и сборы за пользование перегруженными участками дорог. И еще пожизненно лишат водительских прав. Я не жду, пока она пригласит меня в дом. Я даже не представляюсь. – Откуда он знает, где находится Дилан? Откуда он знает, что Дилан жив? Я отталкиваю мать Марка в сторону. Дом очень красивый, просто идеальный. Это огромный отдельно стоящий дом, который мог бы служить выставочным образцом. При других обстоятельствах я бы рассмотрела тут каждую деталь. Но сейчас мне абсолютно все равно, я не обратила бы внимания, даже если б стены оказались выкрашены расплавленным золотом, а дверь открыл обнаженный дворецкий. – Никакой информации о них нет, – отвечает женщина, прикусывая губу, а ее глаза каждые несколько секунд смотрят на дверь. – Боже, тут так все запутано! Мне очень жаль, что все так получилось. Она берет меня под локоток и ведет в гостиную, где на стеклянном кофейном столике стоит чайник и две чашки. Похоже, что и очень богатые люди ставят чайник, если складывается трудная ситуация. – К тому времени, как родился Дилан, мы уже много лет не разговаривали с Марком. Маргарет наливает мне чашку чая и передает сахар. Насыпаю четыре ложки дрожащими руками. Горячий сладкий напиток меня немного успокаивает, хотя сильное ощущение чего-то ужасного не рассеивается. Я пытаюсь сказать себе, что Марк никогда не причинит Дилану зла, хотя последние несколько дней говорила себе, что он не мог принести зла своей бывшей невесте, а после этого он убил жену лучшего друга. Забыть об этом я не могу. – Почему? – спрашиваю я. – Он не желал иметь с нами никаких дел. – Женщина выглядит обиженной, когда вспоминает об этом. Чувствую, как на меня снова накатывает злость, но стараюсь сдерживаться. Несмотря на все, что эти люди со мной сделали, единственное, что играет сейчас роль – безопасность моего сына. С остальными эмоциями и кучей дерьма можно разобраться потом. – Все началось со смерти Бет. – Вы знаете про Бет? Глупый вопрос. Естественно, она знает. Это же мать Марка, которая его растила, кормила, одевала, пела ему колыбельные, чтобы он уснул, и утешала после того, как он жестоко убил свою невесту. – Какое-то время Бет была практически членом семьи. Ого! – В ту ночь, когда она умерла, Марк примчался сюда примерно в два часа. Он рыдал, был просто в истерике и что-то лепетал про Братство. Ричард отвел его в свой кабинет, явно считая, что там я их не услышу, но я все равно подслушивала. Марк рассказал Ричарду, как убил Бет. Он не знал, что это она, все получилось случайно. Он повторял и повторял, что не знал. Марк хотел пойти в полицию, но Ричард пресек эту мысль на корню. Он отправил его назад в Дарем и сказал, что со всем разберется. На следующий день, когда нашли тело Бет, полиция рыскала везде. Они хотели поговорить со мной, с Ричардом, с Марком. Потом они исчезли. Через три недели расследование было закончено, а мне оставалось только собирать осколки. – Как вы могли притворяться, что не знаете? Маргарет пожимает плечами. – Проще, чем ты думаешь. У меня был выбор: или притвориться, будто я ничего не слышала, или разбить нашу семью, запятнать наше имя и отправить единственного сына в тюрьму. Ну, если представить это так… Маргарет встает и идет к окну, ища глазами мужа и сына. Ну хоть какой-то знак! – Марк сломался, – продолжает она, голос звенит от переполняющих ее эмоций. – Он не мог продолжать учебу в университете, у него был нервный срыв. Как обычно, вмешался Ричард, заплатил кому надо и решил все вопросы. Даремский университет разрешил Марку учиться дистанционно, сын вернулся к нам. Только на самом деле мы получили назад не Марка. К нам вернулся совсем другой человек, и больше он никогда не был таким, как прежде. Он ненавидел Ричарда, ненавидел то, как отец решал все вопросы, брал все под контроль. Было ясно, что Марк винит отца в том, что тот не дал ему в ту ночь пойти в полицию. Марк съехал от нас и говорил всем, что Ричард мертв. Со мной он обошелся помягче – я эмигрировала в Испанию. – Она усмехается, но безрадостно. – Ричард все это время надеялся, что Марк вернется. Он продолжал ежемесячно отправлять Марку деньги на карманные расходы, пока тот не сказал: не прекратишь – расскажу всем, что случилось с Бет. Деньги, которые я видела на сберегательном счету, были ежемесячными платежами на карманные расходы сына? Боже, я знала, что у Марка богатые родители, но даже примерно не представляла, насколько. «Кровавые деньги, – говорю сама себе. – Деньги, благодаря которым без вопросов исчезают трупы и воруют сыновей у матерей». – А какое все это имеет отношение ко мне и моему сыну? – спрашиваю я, чувствуя, как мой гнев снова усиливается. Эта женщина ожидает, что я стану ее жалеть? Я только что выяснила, что провела последние четыре года своей жизни без сына, хотя он был жив, а она жалуется, что ее драгоценный выпускник Даремского университета отказывался принимать деньги на карманные расходы? – Мы не видели Марка пятнадцать лет, и вдруг четыре года назад он возник у нас на пороге, чтобы рассказать, что случилось с Диланом. Целых пятнадцать лет. Ты считаешь, тяжело выдержать четыре года? Умножь на четыре и поймешь, через что прошла я, Сьюзан. И вот в один прекрасный день он появляется, сжимая в руке фотографию самого красивого ребенка, которого я только видела. Марк практически ворвался в дом, чуть не снес входную дверь и рявкнул на меня, что ему нужно поговорить с отцом. Когда они снова появились через час, Ричард сказал, чтобы я никому никогда не упоминала, что он был здесь. Сказал, что у матери ребенка психоз, она страдала от послеродовой депрессии и убила ребенка. – Я никогда не стала бы угрожать своему сыну, – шепчу я, но очень эмоционально. – Я люблю своего сына. – Я так и подозревала, – спокойно отвечает Маргарет, отходя от окна и снова усаживаясь напротив меня. – И даже после того дня Марк продолжал злиться на отца из-за случившегося в университете. Похоже, сейчас злится еще больше. Неделю назад он снова сюда примчался, орал, говорил про тебя, про фотографию, которую тебе прислали. После этого здесь стали появляться незнакомые люди. Я уверена, это частные детективы. Вначале я не знала, что происходит, но потом подслушала достаточно, чтобы понять. Они искали Дилана. – Мне все говорили, что я его убила. – У меня по щекам текут холодные слезы, собираясь на ключице. – Как они могли его искать? Наконец Маргарет смотрит на меня, и ее глаза полны жалости. – Говорят, деньги развязывают языки, но это не всегда так, Сьюзан. Иногда деньгами покупают молчание. – Что это значит? Что вы за люди такие? Почему вы ничего не сказали? – Было слишком поздно. Я не знала всей правды, знала недостаточно, чтобы с уверенностью говорить, что Дилан жив, а ты невиновна. И правда еще раз угрожала убить нас. Если быть абсолютно честной, я вела себя эгоистично. Сын вернулся в мою жизнь, и я была ему нужна. Если ты нужна своему ребенку, Сьюзан, ты от него никогда не откажешься. – У кого, по мнению Марка, находится Дилан? Куда он отправился? Судя по виду Маргарет, она предпочтет вырвать себе язык, но не говорить дальше. Мне плевать на ее чувства. У меня в голове проносится масса вопросов, но эта женщина не может на них ответить. Почему фотография заставила Марка думать, будто Дилан жив, если он сам нашел его мертвым в нашем доме? Кто, по его мнению, забрал Дилана и каким образом? Зачем кому-то забирать моего ребенка? – Я не знаю. Прости. Марк заявился сюда сегодня утром, орал, что ты узнаешь правду, что он знает, где находится Дилан и кто его забрал. Он прыгнул в машину до того, как мы смогли его успокоить, и куда-то умчался. Ричард сразу же начал ему звонить, но Марк не отвечал и исчез. – Откуда он вдруг узнал, где Дилан? Ради всего святого, Маргарет, с кем он разговаривал? Что он выяснил? Где он, черт побери? Как раз в этот момент у меня в сумке вибрирует телефон. Запускаю руку в сумку, достаю мобильный, и у меня кровь стынет в жилах, когда вижу текст сообщения. Оно от Роба: «Я нашел Марка и знаю, где Дилан. Приезжай». И адрес в Дареме. Вскакиваю на ноги, хватая сумку. Он знает, где Дилан. – Что? Куда ты? – спрашивает Маргарет, у нее на лице написан страх. – Я собираюсь вернуть себе сына. Глава 57 До места, адрес которого мне сообщил Роб, ехать полтора часа. На всем пути мое сердце сжимается от страха. Маргарет хотела, чтобы я подождала Ричарда, и они поехали со мной, но я не могу представить сценарий, при котором эти люди могли бы улучшить положение вещей. Я не могу положиться на Кэсси и Ника, и поэтому я одна. Но ничего, сделаю все сама. Я долго сомневалась в себе, в своем здравомыслии, в своей нормальности и силе характера. Сомневалась в себе как в женщине, матери и просто человеке. Какой человек может убить собственного сына, а потом просто… взять и забыть?! Черт! Теперь все изменилось. Я больше не та женщина, которая совершила ужасное злодеяние. Я – женщина, у которой забрали сына, я – женщина, которая не сдастся, пока мой ребенок снова не окажется в моих объятиях. Я не боюсь за себя, я боюсь опоздать. Только бы не оказалось слишком поздно для моего сына! Во время этого путешествия я много раз задумываюсь о том, что сделаю, если Марк нашел Дилана, если он предложит вместе бежать. После всего того, через что мне из-за него пришлось пройти, задумываюсь, могу ли я пойти на это. Повернуть стрелки часов назад и снова стать семьей, забыть последние четыре года и начать все с чистого листа с мужчиной, которого я любила. Мне стыдно признаться, но я обдумываю этот вариант. Вот так – он нашел нашего сына, и жизнь становится, как раньше. К тому времени, как я останавливаюсь перед заброшенным складом, к которому меня направил Роб, дневной свет сменяется наполненной туманом густой тьмой. Интуиция подсказывает, что я сделала большую ошибку. На навигаторе мигает красная точка, показывая, что я добралась до места назначения. Но как это может быть тем местом, куда мне нужно? Неужели Марк привез нашего сына сюда? Я вижу огромное разрушающееся здание в лунном свете. Черные квадраты на фасаде старого строения из серого кирпича закрывают те места, где когда-то зияли оконные проемы. Дверь огромная – может заехать грузовик. Я осматриваю деревья по обеим сторонам подъездной дороги, пытаясь разглядеть, нет ли здесь кого-то еще. Нет ни машин, ни адвоката, ни моего бывшего мужа, никто меня не ждет и не приветствует. А Роб вообще сказал, что Марк будет здесь? Достаю мобильный. Его сообщение все еще висит на экране, координаты те же самые – перед домом Маргарет я вбила именно их. Это место, которое мне нужно. Я будто чувствую толчок и, поддавшись порыву, нажимаю «Вперед», прокручиваю контакты у себя в телефоне, пока не вижу номер Кэсси. Она находится в четырех часах езды отсюда и не желает меня видеть, но здесь что-то не так, и я не хочу заходить в здание, не поставив никого в известность. Я же смотрела фильмы. Но решение принято. Если есть хоть малейший шанс, что внутри я узнаю о том, что случилось с Диланом, я ни в коем случае не поверну назад. У меня под ногами хрустит гравий, звук захлопывающейся дверцы машины очень громкий – все, кто находится поблизости, оповещены о моем присутствии. Значит, Роб, ты знаешь, что я здесь, теперь твой шаг. Изо рта идет пар, я обнимаю себя руками, тру ими тело, чтобы стало хоть немного теплее. Теперь жалею, что не подумала об одежде. Джемпер у меня такой тонкий, что я вижу, как вставшие дыбом волоски у меня на руках проглядывают между нитей. Потускневшая вывеска над дверью оповещает, что здание когда-то принадлежало некоему Дж. К. Стэнли. Задумываюсь об отношении мистера Стэнли к полам с подогревом – и почему-то думаю, что он не считал нужным их устанавливать. – Привет! Роб? Марк? В здании тихо, все вокруг неподвижно, и звук моего голоса кажется чужеродным в этом месте. Создается впечатление, что громко говорить здесь неправильно, как в библиотеке. Запираю дверцу машины и быстро иду в здание, не хочу оставаться на открытом пространстве больше, чем необходимо. Как уже говорила, я смотрела фильмы. Подойдя достаточно близко, чтобы прикоснуться к тяжелой деревянной двери, я вижу, что она висит только на одной петле и немного покорежена. Проем между нею и косяком достаточно большой, чтобы человек мог пробраться внутрь. Держась за косяк обеими руками, я протискиваюсь во тьму – и оказываюсь на полу с другой стороны. По стенам склада пляшут тени, место напоминает пещеру, которая освещается только оранжевым огнем, который горит в черном металлическом мусорном баке в центре помещения. Кто-то здесь есть. – Роб? Марк? Мой голос эхом отдается от стальных опор и балок, ударяется о пыльный бетонный пол и уходит во тьму за языками пламени. – Сьюзан. – У меня перехватывает дыхание, я делаю шаг назад и врезаюсь каблуком в сломанную дверь. – Сьюзан, я здесь. Мой муж спешит ко мне из тьмы. В мелькающих языках пламени и в дыму он кажется более худым и изможденным даже по сравнению с тем, как выглядел всего несколько дней назад. – Где Дилан? – спрашиваю я. – Почему ты захотел встретиться со мной здесь? – Мне сложно принять тот факт, что Дилану уже четыре года. Не укладывается это у меня в голове! Я все еще жду, что Марк передаст мне в руки трехмесячного ребенка. Я когда-нибудь смогу принять, что столько времени было потеряно? – Где Роб?