Проснувшись утром, Аттикус Хоффман первым делом пожелал себе смерти. В этом не было ничего нового. Смерти он желал очень сильно. Он желал ее после переедания, желал при простуде, жаждал ее, застревая на дороге в пробках. Но в последнее время его желание умереть становилось все более сильным. Вина во всем этом лежала в основном на Дане Хоффман. Она была его женой — а если точнее, пятой по счету женой. Которой вскоре предстояло стать бывшей пятой. Именно из-за нее он сейчас проснулся на полу своего кабинета в одежде, ношенной с позавчерашнего дня, с едким привкусом блевотины во рту и одним из тягчайших похмелий за всю свою жизнь. Дана выпихнула его из их квартиры два дня назад, после того как узнала, что он шпилит Мирабель. Закрадывалось подозрение, что настоящая причина ее гнева не в том, что он кого-то шпилит, а в том, что эта кто-то значительно моложе ее. И вот она выгнала его метелкой для пыли и хлебным ножом, размахивая ими, как безумный гладиатор. У него даже не было времени собрать вещи. Когда он наконец сумеет попасть домой, его одежда, вероятно, будет изрезана на ленточки. Собственно говоря, не впервой; аналогичным образом при расставаниях действовала его вторая жена Джессика. А третья, Ингрид, однажды сожгла все его нижнее белье. Сама жизнь учила его не жениться на моделях, которых он представляет. Разумеется, предыдущие четыре раза оказались не впрок, так что не было никаких реальных причин полагать, что и на сей раз урок будет усвоен. Аттикус неуверенно поднялся и открыл ящик стола. Там для подобных случаев была припасена дежурная бутылка вискаря. Резерв. Она была пуста. Бл-лин… Худшее утро изо всех. Он вернулся к накликанию на себя черной смерти. Кто-то тарабанил в дверь — хотя, признаться, ощущение было такое, что стучали непосредственно ему по черепу. И Аттикус сделал то единственное, на что был способен: свернулся и в позе эмбриона стал ждать, когда все это прекратится. Но оно не прекращалось. Послышались крики: «Откройте! Полиция!» Это что, привет от Даны? Неужели она рассказала им о нычке с кокаином, который он пользовал у себя в офисе? Ха! Хрен ей: он весь запас вынюхал накануне. Спотыкаясь, Аттикус подобрался к двери и распахнул ее. А-а! Свет в самую морду! Подобно Горлуму[17], он, крякнув, отшатнулся назад, когда солнечный свет резанул по глазам. Ай, горит! Просто пожар! В кабинет вошли двое и закрыли за собой дверь, отчего комната погрузилась в прежний полумрак. Аттикус с облегчением перевел дух. — Вчмдело? — обалдело выдохнул он, тщетно пытаясь сосредоточиться. Это были не обычные копы. На них были безвкусно дешевые костюмы. Один из них, лысый с холодным взглядом, предъявил жетон. — Я ДЕТЕКТИВ КУПЕР. ЭТО МОЙ ПАРТНЕР ДЕТЕКТИВ ЛОННИ. ВЫ АТТИКУС ХОФФМАН? — спросил он, своим трубным голосом невыносимо плюща Аттикусу мозг. — Угу, — вяло уронил тот. — Да. Перестаньте вопить, пожалуйста. Он снова выдвинул ящик стола. Хотя бы таблетки на месте. Выжрать, что ли, сразу оба десятка и отойти без мучений? Он проглотил две, насухую. — Мистер Хоффман, — обратился к нему детектив Купер на громкости, чуть более щадящей. — У нас к вам ряд вопросов. — Ну. — Ваша супруга указала, что вы, скорее всего, здесь. — Ну. — И просила вас пристрелить, если вы не будете с нами сотрудничать. — Ну. — Впрочем, если и будете, то все равно пристрелить. — На нее похоже. — Аттикус истомленно смежил веки. — Мистер Хоффман, вы, кажется, были представителем Тамэй Мозли? Аттикус наморщился, пытаясь начать соображать. — Минуту. Он включил компьютер, едва превозмогая нестерпимое полыхание экрана. Это было прямо как иглы в глаза; о, какая мука, жить на этом свете… Прокряхтел: — Как она пишется? — Та-мэй, — подсказал детектив помладше. Лонни. Симпатичный. А может, и его в модельные проекты завлечь? Детектив, в мундирчике, на подиуме… Прелесть. Аттикус набрал имя, и на экране появилась фотография. — А, ну да. Была такая. Приходила несколько месяцев назад, и я сказал, что буду иметь ее в виду, — сказал он, читая свои записи. Там говорилось: «Вполне факабельная. Ноги раздвигать отказалась. На предложение позировать ню игнор». — Ангажемент ей я так и не подыскал. — А Кендел Байерс? — спросил детектив Купер. — Ее интересы вы тоже представляли? — Это которая умерла? Вы меня уже спрашивали, — заметил Аттикус, вбивая ее имя. На экране появилось фото Кендел. В записи указывалось: «По красоте не дотягивает. Обнаженку отвергла». — Тоже ничего не смог подобрать. Для модели не хватает качеств. — Почему же? — спросил Лонни. Аттикус пожал плечами. «Да страшила, вот почему», — хотел сказать он, но ограничился замечанием: — Под нашу специфику подходят не все. — Мистер Хоффман, где вы были вчера вечером? — Здесь, — кашлянув, ответил Аттикус. — Один? — уточнил Лонни. — Ну да. — Прямо всю ночь? — упорствовал детектив. — Ну а как же. — И чем занимались? — гнул свое Лонни. «Пил и плакал». — Работал, — ответил Аттикус. — Работы уйма. — Мистер Хоффман, Тамэй Мозли вчера ночью сбила машина. Насмерть. — Это ужасно, — промолвил Аттикус, пытаясь изобразить ужас, присущий, по логике, этой фразе. — Такая… э-э… молодая и… — он призадумался в поисках эпитета, — невинная. — Невинная в чем? — бдительно спросил Купер. Да черт бы ее знал. Что еще можно брякнуть ради приличия? — Да просто. Вообще невинная. — За последнее время многие женщины, которых вы представляли, ушли из жизни, — заметил Купер. — Вам это не кажется странным? — Первую я не представлял, — нахохлился Аттикус, чувствуя, что на него наезжают. — Но она была в вашей базе данных. — И что с того? У меня модельное агентство, единственное в городе. Любая девушка из Гленмор-Парка, желающая стать моделью, рано или поздно оказывается у меня. — А Ализу Кеннеди вы, случайно, не представляли? Аттикус проверил. — Нет. — Ну, а Изабеллу Гарсия? — Погодите… тоже нет. Кто они вообще? — Женщины из Бостона. — Тогда здесь они каким боком? В Бостоне есть свои модельные агентства, и весьма неплохие. — У кого-нибудь еще есть доступ к вашим спискам? — У секретаря, разве что. — А еще у кого-нибудь? — Нет. — Вы с кем-нибудь делились своими списками? — Вы в своем уме? Если б я это делал, то остался бы без работы. Знание — деньги. — А ваша секретарша? Могла она, теоретически, кому-нибудь их передать?