— Однако колодец вам за что–то мстил. — Наверное. Раз он послал мне тебя. Где–то под землей рассмеялся мовил. Ощутимо дрогнула почва, и испугавшаяся Ева схватилась за князя. Он покровительственно обнял ее. — Что это? — она подняла голову. — Наверное какой–то механический сбой, — Лерис любовался ее серыми глазами. — И часто ваш мовил сбоит? — Последнее время все чаще и чаще. Выбираться из объятий Лериса Птородея Еве не хотелось. Она затихла. А он вдыхал запах ее волос и мысленно посылал благодарность Матери всех мовилов. — Да отпустите же вы меня! Больше не трясет. А Лерис и не заметил, как сильно сжал ее в объятиях. Сработал инстинкт охотника — раз птица попалась, держи ее крепче. Он обескураженно развел руки. Ева поднялась и деловито отряхнула подол халата. На него нацеплялись всякие травинки и колючки. — Пойдем в крепость? — спросил князь, надеясь, что Ева именно туда и собралась. Он еще не завтракал и теперь надеялся перекусить. — Только сначала разбудим вашего лекаря. Иначе он спечется на солнце. Кстати, как называется ваша звезда? Я забыла. — Хорос. — А спутники Себатры? — Карпет и Редия. Они любовники. И раз в месяц обязательно встречаются. — У вас все мысли только о любви, — бросила Ева и решительно направилась к ограде, где спал, положив под голову кофр, лекарь. — Я рад, что колодец наградил меня ею. — А до этого не любили? — щеки Евы вновь загорелись. Ей было приятно, что князь все–таки считает ее наградой, а не наказанием. Она разулыбалась, но постаралась сделать так, чтобы ее улыбку не заметил этот странный Птородей. Он ей нравился. Чувствовалась в нем сила и власть, но в то же время тщательно скрываемая ранимость. Он казался ей зверем, которому, несмотря на клыки и мощное тело, требовалась ласка. — Любил. «Вот тебе раз!» — И что же? Почему не женились? Колодец не позволил? — Ева, — князь нагнал ее и пошел рядом. Еще мгновение и взял бы за руку. Ева почувствовала легкое касание. И осталась разочарованной. — Мы, владыки Себатры, можем любить кого угодно, но лишь одна подарит нам детей. — Та, которую подсунул колодец? — Истинная. Ева споткнулась и едва не упала. — Я похожа на свиноматку? — она высвободилась из поймавших ее рук. Смерив презрительным взглядом растерявшегося Птородея, развернулась в сторону замка. Гордо задрала подбородок. — Ну уж нет. Не выйдет. Вы будете любить кого угодно, а я рожать детей? — Ева… — Сами будите своего лекаря. И не подходите ко мне больше. Ох, как она злилась. Выходит, князь кувыркался в постели сто лет (или сколько ему?) со всякими девицами, а как пришла пора обзавестись наследником, так пожалуйте, Ева Никольская, в мои апартаменты? Пока добежала до крепостных ворот, голова проветрилась. В ней завелись уже правильные мысли. «Что я творю? И почему его упрекаю? Разве у человека не было жизни до меня? Разве мы все не несем багаж прежних любовных отношений? У Птородея опыт побольше, но и я кое–какой имею. Вспомнить хотя бы, как в одних трусах кувыркалась с Максимом». Ева резко остановилась. Стражники у ворот замерли, не зная, что испугало девушку. — Мамочки… — пропищала она. — Что происходит? — Лекаря сюда! — зычно крикнул один из стражников, видя, как невеста князя опускается на землю и начинает раскачиваться из стороны в сторону. * * * — Попытка номер три, — произнес Лерис, когда Ева резко села в постели и уставилась на него широко распахнутыми глазами. — Начнем все заново? Меня зовут Лерис Птородей. — Мои джинсы принесли из химчистки? — Да. — Хорошо. — Будем такси вызывать? Ева поджала губы. — Прости. Предыдущие два раза ты порывалась уехать. — Это возможно? — Нет. — Что возможно? — Ну… — Пожалуйста без эмоций и лишних слов. Я понимаю, что попала в чужой мир, и хотела бы знать, что меня ждет. — Ну… — князь растерялся. Если сухо и без эмоций, то на самом деле выходило, что Ева ему нужна в качестве свиноматки. Все сводилось к продолжению рода. — Что меня ждет? — Любовь. Ева грустно хмыкнула. — Я готов завоевать твою любовь. — Будете подкупать? А если не получится — брать силой? Здание тряхануло. В глазах князя мелькнуло беспокойство. — Магия? Ваши шуточки со сбоем больше не пройдут, — произнесла Ева, выбираясь из постели. Найдя свои джинсы на спинке кровати, она стянула их и встряхнула. Надевая, отвернулась от князя. Не стесняясь, сдернула с себя ночную сорочку. Пока князь оторопело смотрел на острые лопатки, застегнула лифчик и надела майку. — Где тут у вас кормят? Мне, как истинной, положено питаться на кухне или меня ждет королевская жизнь? За длинным столом с разными вилками у приборов, названия которых я даже не знаю. — Следуйте за мной, миледи, — князь поднялся, и, ерничая, поклонился, сопроводив поклон жестом в сторону двери. — Сегодня у вас на выбор тридцать блюд. — Не надо изображать из себя халдея. Вам не идет. — Черт, Ева, — Лерис остановил ее у двери. Взяв за плечи, развернул к себе. Низко наклонившись, выплюнул в лицо. — Думаешь, мне самому нравится быть нежеланным мужчиной? Навязывать себя, заставлять искать в тебе то хорошее, что я могу полюбить? Не я придумал Зов. Не я лишил себя возможности иметь детей от кого–то попроще. Кто не будет от меня воротить нос. Мы здесь оба потерпевшие. — Ах, вы считаете себя потерпевшим? Тридцать лет — слишком большой срок, чтобы оставаться в неведении. Вы даже не попытались выяснить, какие силы противодействуют вам. Сидели у моря и ждали погоды. Да вы… да вы просто рохля! За женщину нужно бороться, а не принимать ее появление как должное. И не обижаться, что она сразу же не кинулась вам на шею. Князь пребывал в глубокой растерянности. Даже открыл рот, но не нашел слов. Наконец–то он услышал правду. В самом деле, кто мешал ему еще десять или даже двадцать лет назад прижать оракула? Уже тогда всплыло бы, что Небесному княжеству вредят. Оракул труслив и быстро выложил бы правду. А он прикрывался делами на островах и обреченно ждал очередного Зова. — А скажите мне, разлюбезный Птеродактиль, за что страдаю я? По чьей прихоти попала в чужой мир? Кто успокоит моих родителей, думающих, что я погибла в водах чертового пруда? — Ты вспомнила, — выдохнул князь, убирая руки с плеч Евы. — Да. Я все вспомнила. Как вы преследовали меня из каждой лужи. Как дернули на себя, когда я по дурости окунула руку в воду. — По дурости? А не ты ли просила помощи, когда бежала от своего… любовника? — Дали бы ему в морду и на этом успокоились. Так нет, вам надо было уволочь меня в свой мир, — Ева тяжело дышала. Князь же, наоборот, перестал дышать, видя, как к ней приходит осознание. — Подождите… Я помню, что вы выбрались из воды. Вы ударили Максима, когда он тащил меня за ворот куртки. Вы… Вы были там… В моем мире!