Оба не нашли в себе смелости сделать шаг навстречу. — Поехали? — спросила Ева. — Ты испугалась, — понял Лерис и сжал пальцы в кулак. Она тоже не знала, куда деть руки. Смотрели друг на друга и молчали. Ева уже забыла о стронувшемся с места острове. Она с удивлением прислушивалась к новой гамме чувств, пришедших на смену растерянности, негодованию и неверию, что все происходящее с ней явь. — При разгоне немного дергает, — нашел нужным пояснить Птородей. Пауза слишком затянулась. — А при наборе высоты может заложить уши. Нужно просто открыть рот. Ева послушно открыла. У нее уже заложило уши, и слова она понимала с трудом. Лерис все–таки сделал шаг навстречу. Не мог не сделать. Хрупкость фигуры в просвечивающей насквозь рубашке, простодушно открытый рот и щемящая беззащитность толкнули его к Еве. Он смял ее в объятиях и накрыл губы своими. Ева ответила. Сначала робко, потом перестала сдерживаться и отпустила чувства. Закинув руки за шею, притянула голову Лериса к себе. И совсем не было стыдно, что она практически голая. Хотелось, чтобы Птородей тоже скинул с себя камзол и прикоснулся к ней разгоряченной кожей. Когда поцелуй, во время которого трижды пришлось набирать в легкие воздуха, закончился, Ева не спешила выбраться из тесного кольца объятий. Стыдясь порыва, прижалась пылающей щекой к груди Лериса. Ей было радостно слышать, как часто бьется его сердце. «Лишь бы не расцепил руки, лишь бы не шагнул назад». — А при спуске у тебя может появиться чувство парения, — произнес он, шевеля дыханием волосы на ее макушке. В его голосе слышалась улыбка. — Когда в животе становится тревожно и кажется, будто ты падаешь? — она шептала. Почему–то Ева боялась говорить громко, словно голосом можно было разрушить шаткую близость. — Похоже, я уже падаю. — Мы вместе падаем. * * * — А говорила, что не будешь целоваться, пока князь не совершит полдюжины подвигов, — насупленный Микуш сунул Еве фретку. — Откуда знаешь, что мы целовались? — Ева взяла зверька. Она уже была одета и причесана. Только неожиданное появление служанок с коробками и пакетами заставило пару расцепить объятия и разойтись по своим комнатам. Ева еще долго не понимала, о чем ее спрашивают. Трогала губы и улыбалась. — Об этом весь Руб гудит. Так что насчет подвигов? Мальчишка прошел в комнату и устроился на стуле в ожидании ответа. Ева цокнула языком и закатила глаза. — Я поясню только потому, что ты друг и заботишься о фретке, когда я о ней забываю. Лорд Птородей сполна перекрыл все долги. Он был со мной терпелив. И теперь я понимаю, насколько крут его подвиг. — Полдюжины — это сколько? — Вообще–то шесть, но иногда этим словом пользуются, не имея ввиду конкретного значения. — Ага. Значит, за ним еще пять, — удовлетворился ответом мальчик. Так же бесцеремонно как сунул зверька в руки хозяйки, так и забрал его назад. — Пойду покормлю. Я так думаю, фретка тебе больше не нужна? После совместного купания в пруду охотники за лягушками без особой договоренности перешли на «ты». Еве нравился бойкий малыш, несмотря на возраст уже состоящий на службе у князя, Микушу же льстило, что «богиня» относится к нему, как старшая сестра. А с родными он всегда на ты. Даже с дедом–капитаном. — И кто вообще решил, что мне нужен хорек? — озадачилась Ева. — Ну… — малыш выдохнул, соображая, как бы половчее преподнести, что фретку выбрал он. — Князь попросил принести какую–нибудь зверушку, чтобы тебе было с кем тискаться и шептать на ухо всякие глупости. Чтобы у тебя появился маленький друг. — И что изменилось? — Ева улыбалась. Приятно было слышать, что лорд Птородей заботился о ее душевном здоровье. — Твой маленький друг — я, а для глупостей сгодится князь. Поэтому я заберу фретку себе. Только маме не говори, что она тебе больше не нужна. Раньше она ни за что не соглашалась взять домой хорька. — Да ты хитрец! Ты с самого начала завел фретку для себя! Микуш широко улыбнулся. До Старосвета шли уже вторую неделю. Ева почти не виделась с князем. Вечная занятость хозяина островов позволяла встречаться лишь за ужином. Птородей уходил рано, а возвращался поздно, но Ева знала, что он думает о ней, поскольку всякий раз находила под дверью цветы. С того неожиданного поцелуя мало что изменилось. Никаких ночных визитов или откровенных намеков. Ева подозревала, что князь намеренно избегает ее. Но его отстраненное поведение лишь подогревало чувства. В душе поселилось томление. — Ты не скучаешь днем? Чтобы не мешать слугам, убирающим со стола, они переместились к камину. Лерис сел рядом и закинул руку на спинку дивана. Но даже этого хватило, чтобы у Евы порозовели щеки. «Я скоро превращусь в стыдливую монашку». Она отважилась бы на решительные действия, но боялась, что Лерис сочтет ее распущенной. На Земле все иначе. Там легко заговорить первой, если парень понравился. Именно так она познакомилась с Максимом. «На свою голову». Ева вздохнула. Потянулась к золотой кисточке на подушке, поиграла с ней. — Некогда скучать. Сегодня ходили с Микушем на ферму. Я доказала ему, что умею доить коров. Микуш сделался закадычным другом. Вместе они облазили замок и прилегающие к нему территории. Побывали даже в темнице, где недавно содержали пленницу. Ева слышала о печальной судьбе отравительницы князя, поэтому не противилась приказу Птородея, что вне стен крепости ее будет сопровождать один из опытных воинов. Ева, смеясь, рассказывала, как провела день, а Лерис смотрел на нее и думал о затаившемся предателе. Князь не делился с ней своими опасениями, но знал, что враг где–то рядом. Вычисляя его, пришлось скрупулезно проверить, все ли вернулись из Соломожа, нет ли тех, кто остался внизу. Случалось, что небоходы проводили какое–то время на суше — навещали родных, исполняли поручения или путешествовали, привозя в княжество всякие диковинки и сведения о достижениях жителей суши. Но в этот раз все как один вернулись на Руб, поэтому лорд терялся в догадках. На столе в кабинете лежали личные дела островитян с указанием каждого их спуска или перемещения на другие острова, и изучая их, Птородей никак не мог поверить, что предатель кто–то из своих. — Лерис, — Ева отвлекла князя от тревожных мыслей, — почему у вас нет школы? Микуш уже большой, а каждый день болтается со мной. Его сверстники тоже предоставлены сами себе. — Я оставил им время для детства. Как видишь, мой паж не сильно загружен обязанностями. Умение читать и писать дано нашим детям с рождения. У Микуша, как и у остальных, рожденных на островах, на лопатке стоит небольшая печать. А когда им исполнится по десять, их заберут на один из восьми островов. На какой — зависит от способностей. На нашем научили бы управлению, на Виру–Виру животноводству, на Альбо оружейному делу. Годеж — остров ремесленников, Кирд — центр горного дела. Если ученик талантлив, то его ждут лучшие академии Себатры. Мы денег не жалеем. У меня у самого высшая магическая степень. — А сколько лет учатся на небоходов? — Около десяти. Пять из них в магической академии. — Я тоже хотела бы заняться каким–нибудь важным делом, — Ева вздохнула. Десять лет! Неужели нет курса покороче? — Например, отучиться на мага больших чисел. Бухгалтерия мне вполне по силам. Но отпустишь ли ты меня в академию? Лерис хотел было сказать, что пройдет не так много времени, как основным занятием Евы сделается материнство, но побоялся поднимать больной вопрос. Ева больше не говорила о возвращении домой, но наверняка вспоминала о родителях. — Все работают, одна я гоняю с Микушем по острову, — продолжала жаловаться она. — Если хочешь, займись описанием своего мира. Пиши все, что помнишь. Наверняка тебе есть чем поделиться. Ева растерялась. Задача, конечно, интересная, но что она может привнести с Земли? Чему способна обучить магический мир? Она задала вопрос о Микуше, так как думала, что дети на острове живут как в закрытом обществе, где знания передаются от отцов. Если родитель кузнец, то и тебе быть им. — Хорошо, я попробую. — Идем, я дам тебе свой магописец, — Лерис поднялся и протянул Еве руку. — С ним тебе будет проще. Наговоришь на него, а он перенесет текст на бумагу. — Мы идем в рубку? — Ева была легко одета, а за окном поднялся ветер. — Нет, у меня есть свой. Иногда приходится работать ночью. С тех пор, как Еву выперли из княжеских покоев, она ни разу там не была. Поэтому немного волновалась. Однако провели Еву не в ту комнату, где она приходила в себя, лежа на господской постели, а в смежную, оказавшуюся то ли лабораторией, то ли рабочим кабинетом. Сев на указанный Лерисом стул на высоких ножках — как раз, чтобы, не вставая, дотянуться до полки, забитой рулонами исписанной бумаги, Ева огляделась. Князь прекрасно вписывался в творческий беспорядок. Было заметно, что лаборатория его любимое место. Внимание Евы привлек стеллаж, напичканный колбами, ретортами и сложными приборами из стекла. В его недрах что–то постукивало и попискивало, а иногда взрывалось снопом искр. И тогда вся посуда звонко реагировала. — Что это? — Мохогол сопротивляется, — видя, что Ева ничего не поняла, Лерис нашел нужным пояснить. — Это редкий магический камень. И очень твердый. Мне посчастливилось сделаться обладателем огромного самородка, и сейчас я пытаюсь отколоть от него небольшой кусочек. С помощью магии, конечно. — И что этот камен может делать? Он же служит определенным целям, я правильно понимаю? — У камня нет точного предназначения. Все зависит от его обладателя. Немного магии и он исполнит любое желание, — князь достал одну из колб, встряхнул ее и посмотрел на искрящуюся жидкость на просвет. Оставшись довольным результатом, вылил содержимое в две мензурки. Одну из них протянул Еве. Она приняла, но пригубить не торопилась. — А мохогол может превратить медь в золото? Ева поймала взгляд князя на пальце, на котором блестело кольцо Максима. Переложив мензурку, она спрятала руку в складках платья. Снять бы его, но у нее с собой было не так много вещей, принесенных с Земли. Помолвочное кольцо как раз попадало в разряд тех, с чем расставаться Ева категорически не хотела. И не потому, что нравилось или было памятной вещью. Она обязательно должна вернуть его. Так поступают все порядочные девушки. А Ева считала себя порядочной. Как, когда и сможет ли вообще, она не знала. Здесь было дело принципа.