— Не понимаю, как ты могла пораниться. Здесь ни выступа, ни зазора. Совершенно гладкий камень. И на удивление твердый. Горняки говорят, что пробовали отколоть кусок, но только сломали киянку. — Но стену все же кто–то умудрился изрисовать? — Наверное, сначала нанесли рисунок, а потом обожгли. Князь мазнул рукой по гладкой поверхности. — Вот же ж, — произнес он, с удивлением рассматривая царапину. — Я тоже наткнулся на стекло. Но его нет! — Послушай, — Ева вытащила палец изо рта. — Наверняка все, что мы видим, осталось от прежних хозяев Себатры. А как мне помнится, все местные артефакты работают на крови. Взять хотя бы колодец. Или твое возведение куполов. Тебе пришлось капнуть крови на мохогол, чтобы тот исполнил желание. А вдруг и здесь сработает? Птородей вернулся к первому рисунку и сосредоточенно провел по изображению ладонью. Камеру как следует тряхануло, а с потолка посыпалась мелкая крошка. Светильники хаотично заметались по своду пещеры, отбрасывая вниз причудливую смесь света и тени. У Евы душа ушла в пятки, как только она представила сколько тонн породы находится над головами, но странное поведение Лериса заставило ее запаниковать еще сильнее. Он словно остекленел. Князь неотрывно смотрел в одну точку, не замечая, что с его ладони обильно течет кровь. Он будто не слышал встревоженных криков горняков, призывающих покинуть камеру. Сделалось совершенно ясно, что Птородей не собирался бежать к выходу. Ева кинулась к нему и уже протянула руку, чтобы растормошить князя, но сама замерла на месте. Рисунок двигался! Человечек на стене с удивлением ощупывал рога, потом скривился и почесал спину, когда наросты начали расти вдоль позвоночника. Подпрыгнул на месте, когда обнаружил у себя хвост. В ужасе зажмурился, когда его спина начала выгибаться. Он рыдал, когда его руки и ноги делались все короче и короче, пока вовсе не исчезли, а он не превратился в какую–то толстую гусеницу с теми же безобразными наростами на спине. Его тело разбухало, создавая из него нечто несуразное, лишенное головы. Ноги Птородея подогнулись, и он осел на пол. — Что? Что такое? — забеспокоилась Ева, не понимая, что могло ошеломить князя. Понятное дело, всякий изумился бы, когда рисунок ожил, но сейчас–то что произошло? Ее сердце тоже сжималось от жалости к несчастному человечку, но не до такого состояния, чтобы падать замертво. — Это мовил, — произнес князь безжизненным голосом. — Где мовил? — не поняла Ева. — Здесь, на стене. На рисунке изображен мовил. — Тот самый монстр, что живет под нашим замком? — хорошо, что Еве не пришлось познакомиться с чудовищем. Увидеть такого вживую было бы жутко. Князь кивнул. — Они когда–то были людьми, — прошептал он. — Но что с ними случилось? Что могло их так изуродовать? — Лерис, поднимайся. Мне страшно, что ты вот так сидишь на полу. Ева оперлась ладонью о стену, чтобы помочь Птородею, ведущему себя так, словно он как следует набрался, подняться. — Черт, опять обо что–то порезалась, — прошипела она, дуя на сочащиеся кровью порезы. — Смотри, Ева, — Лерис, наконец, пришел в себя и поднялся на ноги. Он развернул ее лицом к рисунку. То место, на которое Ева только что опиралась ладонью, мерцало. Так же, как мерцали вчера полудрагоценные камни на ее платье. Свет от испачканного кровью пятна расползался тонкой паутинкой, делая стену прозрачной. Теперь князь и Ева видели огромный аквариум, за стеклянной стеной которого рисунок приобрел цвет и объем. В школе на уроках биологии Ева проходила непостижимый метаморфоз насекомых — превращение личинки в гусеницу, а гусеницы в куколку. Только вокруг куколки, в которую превратился рогатый человечек, не сворачивался кулечком зеленый лист, а формировалась самая настоящая пещера: в воздух поднялись куски земли, и неведомая сила начала притягивать их друг к другу. Если бы Ева не наблюдала за процессом с самого начала, то решила бы, что плавающее в воздухе сооружение — гнездо ласточки. Комья земли образовывали не просто пещеру для «спящей красавицы», а парящий в воздухе кокон. Он рос в размерах и изменялся, и уже невозможно было узнать, что происходило внутри него. Снаружи же он покрывался то травой, то снегом, оттаивал, цвел и вновь превращался в ледяную глыбу. Заселялся птицами, которые роняли во влажную почву зерна, и на висящем в воздухе острове прорастали деревья и колосилась пшеница. — Я чувствовал, чувствовал, что мовил нечто сродни куколки шелкопряда, — князь как завороженный следил за происходящими метаморфозами. — Лерис, ты знаешь, что куколка однажды становится бабочкой? Она прогрызает кокон и выбираются наружу. — Знаю. Но наш мовил по какой–то причине замер на тысячу лет. Боюсь даже подумать, что будет с нами, когда он проснется. — А может, его крепко связал договор с людьми? Вы бережете его, а он вас? Лерис не ответил. Он передвинулся, чтобы рассмотреть еще один появившийся на горизонте остров. Тот, по сравнению с первым, был огромен и медленно плыл навстречу. Покрытый густыми лесами, он походил на ощетинившегося зверя, из пасти которого текла слюна — это река срывалась вниз тонкими нитями воды. — Они сейчас столкнутся, — прошептала Ева, понимая, что островам не разойтись. Когда ожидаемое случилось, то меньший отлетел в сторону невредимым, чего нельзя было сказать о большом острове. Он начал разваливаться. Отколовшиеся куски, утратив способность летать, падали вниз и, ударяясь о сушу, поднимали вверх фонтаны пыли. Когда в воздухе остался парить небольшой осколок, на его поверхность вылезло нечто с огромными рогами на крупной голове. Зверь заревел, обнажая острые зубы, отряхнулся и одним движением расправил огромные крылья. Ударив по останкам кокона мощным хвостом, украшенным такими же острыми шипами, что и на позвоночнике, чудовище взметнулось ввысь. Его полет был ужасен и красив одновременно. — Вот тебе и бабочка, — прошептала Ева, кладя руки на толстое стекло «телевизора» и прижимаясь к нему чуть ли не носом, стремясь как можно лучше рассмотреть резвящееся в небе чудо. Она уже забыла, что совсем недавно поранилась. Но на этот раз случилось совсем иное: зверь неожиданно отреагировал на ее прикосновение к «экрану» и, подлетев ближе, дыхнул пламенем. — Ой, жжется! — взвизгнула Ева, пряча руку за спину и делая шаг назад. — Покажи! — выдохнул князь, подлетая к ней. — Покажи ладонь! Ева смущенно протянула руку. — Уже не болит. Я больше испугалась… Лерис лишь мельком взглянул на ее ладонь и тут же сам повторил Евину глупость: прижал к стеклу свою. Зверь хищно развернулся и кинулся уже на новую мишень. — Больно? — забеспокоилась Ева, когда Лерис зашипел и начал трясти рукой. Ему досталось гораздо больше. Зверь крепчал прямо на глазах. Летучая тварь продолжала висеть напротив князя, мощно бить воздух крыльями и угрожающе скалиться. Еве даже показалось, что она чувствует потоки воздуха, поднимаемые… Кем? Драконом? — У нас, что, на Рубе живет дракон? — произнесла она дрожащим голосом. Магический переводчик с земного на себатрский выдал свою интерпретацию незнакомого слова. Князь уже слышал его, когда Ева злилась и не хотела мириться с тем, что останется в новом мире навсегда. — Птеродактиль? — Нет, тот доисторический ящер. Хотя и этот, скорее всего, тоже доисторический… Обалдеть можно! Не могу поверить, что вижу настоящего дракона! — Ева не спускала глаз со смотрящего на нее зверя. — Они в вашем мире тоже водятся? — Нет и не было… — Но птеродактиль? Он же когда–то существовал на вашей планете. — Динозавры жили до появления людей, — Ева махнула рукой, мол, долго объяснять. Потом сжала пальцы в кулак, разжала и, наконец, взглянула на ладонь. — Смотри, у меня, оказывается, исчезли все раны! — На моей тоже, — Лерис продемонстрировал свою ладонь. — Этот птеродактиль не враг нам. Он нас вылечил. — Это дракон. Точно дракон. У птеродактиля был клюв, и он не мог дышать огнем. А драконы могли. — Откуда ты знаешь? Они же у вас не водились, — теперь и Лерис завороженно смотрел на зверя. Тот уже потерял интерес к людям и кружил над первым островом. — Из фэнтези. — Что умели ваши драконы? — Они превращались в людей и воровали прекрасных дев. — Значит, оборотни? Ева не успела ответить. Дракон «в телевизоре» опустился на остров. Задрав голову вверх, что–то протрубил. Сложив крылья, он мелко задрожал, и вскоре на камнях стоял не зверь, а человек. Самый настоящий. — Я знаю, кто это, — прошептал Птородей. — Кто? — выдохнула Ева, пораженная новыми изменениями. На Земле на подобные метаморфозы были способны лишь насекомые. В этом же мире из коконов вылуплялись драконы. — Это авулоны. Великие маги прошлого. Они никуда не ушли. Их истребили люди. — И один из них сейчас живет под нашим замком? Лерис, — Ева нашла его руку, — что мы будем делать, когда однажды все они проснутся? Они же уничтожат наши острова. — Я не знаю, — пальцы Лериса были холодными. — Мовилы разумные существа и ценят договор, который когда–то подписали с Птородеями. Мы помогли им выжить. Глава 21 Ева и князь еще немного постояли. Остров и человечек на нем удалялись и скоро превратились в точку. Свет в «аквариуме» начал меркнуть. Чернота заволокла стены. Оникс тревожно поблескивал, а его твердая поверхность вновь казалась изрисованной неумелой рукой. На наскальных рисунках, похожих на детские картинки, метаморфоза продолжалась — человек снова превращался в мовила и засыпал в пещере, которая отправлялась в небо в виде покрытого лесами острова. Ева огляделась.