— Эта камера — их колыбель. Стены оплавлены огнем драконов. Лерис кивнул. — Меня не удивит, если сама Себатра не являлась когда–то огромным коконом авулонов. Горняки так и мялись в проеме. Они и уйти не посмели, и находиться в странном месте страшились. Поэтому, когда князь двинулся в их сторону, выдохнули с облегчением. Уже перед самым выходом из камеры раздался треск. Словно лопнуло огромное стекло. Послышался шорох сыплющихся вниз камней. Один из них подкатился к ногам князя. Он наклонился за ним и, рассматривая, поднес ближе к фонарю. — Что? Что там? — забеспокоилась Ева. Шорох камнепада резал по нервам. Она нервно оглянулась в темноту. Болтающиеся под сводом светильники начали по одному гаснуть. — Мохогол, — тихо произнес Лерис и засмеялся. — Вся эта пещера — сплошь мохогол. — Кто–то очень сильно захотел, чтобы именно ты его нашел, — Ева намекала на нарисованного человечка. — И кто–то очень сильно жаждет отнять его у меня. Дорога домой показалась долгой. То ли не было причины к спешке, то ли князь, занятый думами, не следил за временем. Ева воспользовалась случаем, чтобы как следует рассмотреть природу, дома и жителей, которые оказались весьма трудолюбивы. Было раннее утро, а работа уже кипела — катились вагонетки, продолжали дымить трубы доменных печей, играла музыка и слышались детские голоса в здании, похожем на школу. У Евы сжалось сердце, как только она представила, что всего этого не будет, если мовилы продолжат метаморфозу и однажды возжелают свободы. Созданное веками княжество разрушится в один день. — Лерис, мне тревожно, — произнесла она, подъехав ближе. — Мне тоже, — не стал отнекиваться князь. — По приезду сразу отправлюсь к мовилу. — А где вход в пещеру? — Их два: один из моей комнаты — это рукотворный спуск вниз, второй — недалеко от рубки, естественный, созданный еще при авулонах. Есть еще куча мелких, но они лишь для того, чтобы к мовилу поступал воздух, и вода в пещере не перегрелась. — Вода? — Подземное озеро. В нем лежит спящий мовил. — Но он же не спит. Я слышу, как меняются интонации издаваемых им звуков. Кажется, он иногда даже смеется. — Может его сознание и не спит, но сам он почти не шевелится. — Куколки и не должны шевелиться, хотя трансформация в них продолжается — они готовятся стать бабочками. — Боюсь, что наш мовил готовится стать драконом. Я напрямик спрошу его об этом. Не зря же обрушилась шахта, и оголилась камера. — А почему мне с тобой нельзя? — Прости, но так не принято. Женщина впервые знакомится с мовилом, когда готовится произвести на свет наследника. Наверное, это обусловлено принципами продолжения рода — признание только тех, в ком течет княжеская кровь. — То есть, если в чреве женщины будет не княжеский ребенок, мовил ее не примет? — Нет. У авулонов все замешано на крови, ты же помнишь об этом? — Теперь и не забыть, — Ева посмотрела на ладонь, где совсем недавно были шрамы. — Как–то все у них через боль. — Если ты чувствуешь боль, значит, ты жив. Ева осталась в покоях князя, когда он нырнул в неприметную дверь, ведущую в пещеру мовила. Она пошла в купальню и, пока служанки готовили воду, замешивая в нее травы, медленно разделась. В глаза сразу бросилось отсутствие рисунка паутины на бедре. На внутренней стороне предплечья не осталось и следа от татуировки, обозначающей принадлежность князю. Ева не могла поверить себе. Выскочила к служанкам, укутавшись лишь в простыню. — Посмотрите, что у меня со стигмой на плече? — О, — те в удивлении распахнули глаза, — она исчезла! Ева оголилась, уже не стесняясь. На ее теле не осталось ни единой метки, которую она заработала в прошлой жизни: ни родинок, ни следа от давнишнего фурункула, ни шрама на локте от падения с велосипеда. — Ваша кожа словно светится, — с придыханием произнесла одна из служанок. — Красиво. — Вы видели когда–нибудь такое? — с волнением спросила Ева. — У нашего князя никогда не было невесты. — А у его любовниц? — Ева не маленькая девочка, догадывалась, что Лерис не вел жизнь затворника. — Они все были островитянками. Вы первая из чужих земель. Ева попросила служанок уйти и сама забралась в купель. Легла, уставившись в потолок. Микуш рассказывал, что паутина есть на плече у его бабушки. Та тоже не была родом из княжества. Но она дожила до седин, а стигма так и осталась при ней. Значит, дело не в том, что Ева привыкла к высоте и прекрасно общается на чужом языке — она давно поняла, что не могут аборигены так запросто говорить на русском да еще и без акцента, все дело в магии, заключенной в стигме на плече. А теперь она исчезла, но Ева не утратила свои способности. Неужели это драконий огонь очистил ее тело, сделав его таким, каким оно было при рождении? — Надо бы спросить у Лериса. Вода сделалась прохладной, и Еве пришлось выбраться. Она прошлепала в спальню князя босиком, укутавшись лишь в простыню. Его постель привычно приняла ее тело. Лень было расчесываться самой, а от присутствия в своей жизни чужих людей она уже устала. Ева как могла распутала волосы пятерней и принялась ждать Птородея, чтобы показать ему наглядно, как она изменилась после похода в пещеру авулонов. И не заметила, как уснула. * * * Птородей привычно разделся донага и нырнул в теплую воду подземного озера. Блестки на воде заиграли с новой силой. — Я был в пещере авулонов, — Лерис прижал ладонь к гладкому телу мовила. — Я знаю, что вы это они. Мать всех мовилов вздохнула. — Когда вы покинете свои коконы? Сколько нам еще осталось? Монстр шевельнулся, и по воде пошла рябь. Искорки из голубых сделались темно–синими. — Как мне не беспокоиться, если острова поле вашего пробуждения разрушатся? Что будет с моими людьми? Вода сделалась почти черной. — Мы хотя бы узнаем, когда нам нужно покинуть наши дома? Мовил застыл. — Не хочешь говорить? Князь подождал еще немного. — Или не можешь? И опять без ответа. Только вода вновь сделалась голубой. Птородей похлопал мовила по влажному боку и поплыл к берегу. Как–то не задался сегодня разговор с истинным хозяином острова. Беспокойство поселилось в душе Лериса: надо что–то делать. Готовить пути отступления. Нельзя полагаться на вечный сон мовилов. Как бы не затянулся процесс трансформации, однажды авулоны выберутся на свободу, а значит, Небесное княжество перестанет существовать. Не за этим ли позвали его в пещеру праматери, не для того ли показали, чего следует ждать? * * * Ева проснулась внезапно. Как–будто кто–то толкнул в плечо. Запустила пальцы в волосы и поняла, насколько они похожи на паклю. Нельзя было ложиться спать нечесаной. Привычно накинув простыню, она пошла искать расческу. Проще было бы сходить в свою комнату, но одеваться не хотелось, а радовать неприбранным видом слуг и вовсе не желала. С них хватит разговоров о пропавших вдруг стигмах. Знать бы, что это значило. Ева выдвинула верхний ящик комода, на котором стояло большое зеркало. Так и есть, не ошиблась. Щетка из натурального ворса и гребень с широкими зубьями — только такие могли взять княжеские кудри. Еве подумалось, что было бы здорово, если бы ее ребенок унаследовал шикарные волосы отца. Вытаскивая щетку, Ева заметила небольшое зеркальце с инкрустированным драгоценными камнями ободом. Предмет ухода оказался тяжелым и явно старинным. Правда, серебристая поверхность подкачала — была мутной и плохо отражала. Даже смоченный угол простыни не помог. — Как пить дать, это авулонский артефакт. А нам хорошо известно, что может его пробудить, — Еву нисколько не пугал неизвестный амулет. Лерис не будет держать в доступном месте что–либо опасное. Порывшись в шкатулке, Ева нашла брошь на длинной игле — такой обычно закалывают мужские шейные платки. Зажмурившись, она ткнула палец острием. Багровая капля разбилась о зеркальную поверхность. * * *