Джеффри Дамер арестован. Фото полицейского департамента Милуоки, 23 июля 1991 года Прошло много месяцев после того, как Джеффа уже отправили в тюрьму, и в конце долгого рабочего дня я решил сделать перерыв, сходив в кино. Мы с Шери выбрали фильм более или менее наугад, листая местную газету, пока не наткнулись на рекламу, которая, казалось, предполагала, что этот конкретный фильм может быть несколько более расслабляющим, чем обычная голливудская жвачка для мозгов. На рекламном постере был изображен прекрасный горный пейзаж: в лесистой долине протекал сверкающий ручей, а посреди ручья одинокий мальчик ловил рыбу нахлыстом, его леска описывала широкую дугу над водой. Фильм назывался «Там где течет река». Как оказалось, фильм был о своенравном сыне, умном, симпатичном мальчике, который сбился с пути, несмотря на все усилия тех, кто его любил, особенно его брата и родителей. В двух случаях во время фильма персонажи очень многозначительно подчеркивают, что трагедия жизни заключается в том, что мы, кажется, не можем достучаться до самых близких нам людей. Сидя в забытьи, глядя на экран и жуя попкорн, мне и в голову не приходило, что эта ужасная правда применима ко мне. Позже, когда была выявлена связь, я даже не мог вспомнить конкретные сцены, и, конечно, у меня и в мыслях не было, что своенравный сын в фильме может изображать Джеффа или что несчастный отец может быть мной. Мы вернулись домой из кино и приготовились ко сну. Лампочка на автоответчике мигала, поэтому я включила его, чтобы получать сообщения. Один из них был типичным телефонным хулиганом, к которым я уже стал привыкать. В данном случае это был какой-то подросток, который копируя голос из фильмов ужасов проскрипел: «Я Джеффри Дамер, и я приезжаю домой на выходные». Другое сообщение было от женщины. Она звонила и раньше, я узнал ее голос по характерному южному акценту. Она отчаянно пыталась получить информацию о Джеффе. Мы с Шери всегда отказывались с ней разговаривать, но она настаивала. – Вы знаете, кто я, – сказала она, в голосе сквозила жуткая мольба. – Пожалуйста, возьмите трубку. Никого не было дома, чтобы взять трубку, и мы бы не ответили ей, если бы были дома. Из-за этого она продолжила тихим, призрачным голосом: – Пожалуйста, возьмите трубку. Пожалуйста, возьмите трубку. Пожалуйста, возьмите трубку. Пожалуйста, возьмите трубку. Это продолжалось почти минуту, умоляющий голос эхом отдавался в моей гостиной. Но я не мог взять трубку. И я имею в виду не просто телефон. В более широком смысле я не мог «уловить» ничего, что каким-либо образом связывало меня с Джеффом, кроме того, что я уже принял, что биологически я был его отцом и что я буду продолжать выполнять свой долг по отношению к нему, насколько смогу. Я навещал его в тюрьме и отвечал на его телефонные звонки по выходным. Время от времени я посылал ему немного денег, чтобы он мог купить кое-какие вещи, которых не было в тюрьме. Я бы справился с любыми мелкими проблемами, которые у него могли возникнуть. Я бы постарался подбодрить его, постарался бы помочь ему максимально использовать свою жизнь. К тому времени эти несколько простых вещей стали тем, к чему свелось мое отцовство, – набором рутинных и относительно нетребовательных задач. И вот, как я понял – хотя в некоторых случаях я не осознавал этого до тех пор, пока не прошло много месяцев после суда и тюремного заключения Джеффа, – я все еще не мог столкнуться с более глубокими и пугающими элементами моих отношений с моим сыном. Я все еще был сбит с толку его действиями, но у меня не было желания останавливаться на них. Конечно, я не чувствовал себя обязанным делать это. Что касается самого Джеффа, тогда я все еще не мог поверить в его кровожадность. Да я и не пытался. На самом деле, мои мысли почти никогда не возвращались к этой части его жизни. Вместо этого, когда я вообще думал о нем, это был живой маленький мальчик, застывший в своей невинности, живший в далеком прошлом. Но даже когда я думала о нем как о человеке, заключенном, убийце, мне казалось, что мой сын был очень далеко от меня. Он был далеко на расстоянии, которое физически разделяло нас, и это было очевидно; но он также был далеко по своему характеру и личности, что, как мне казалось, было не менее очевидно. В обоих этих смыслах он был там, где я хотел его видеть. В безопасности. Далеко, очень далеко. Ибо темная сторона моего отцовства все еще была мне недоступна. Глава 8 Это никогда не закончится В середине утра 23 июля я позвонил своей матери в Вест-Эллис, чтобы сообщить ей, что я связался с Джеффом и что с ним явно что-то случилось. Я не знал точно, что произошло, но я с уверенностью знал, что у него были какие-то неприятности. Я сказал ей, что офицер полиции Милуоки подошел к телефону, когда я звонил Джеффу домой. Я добавил, что этот же полицейский сказал мне, что он расследует убийство, но отказался сообщить мне что-либо еще. Вместо этого он велел мне ждать более позднего звонка. К моему удивлению, моя мать сообщила мне, что полиция Милуоки была в ее доме в тот самый момент, и что они тщательно обыскивали его, поднимаясь и спускаясь по лестнице в подвал и внимательно просматривая все в комнате Джеффа. – Почему? – спросил я. – Что они ищут? Мама этого не знала. – Разве они тебе ничего не сказали? – спросил я. Мама казалась ошеломленной, ее ответ был невнятным. Было очевидно, что она знала не больше моего, о том, что на самом деле искала полиция и даже о том, какое преступление она расследовала. Однако одна вещь мне сразу же стала ясна. Если полиция расследует убийство, а Джефф все еще жив, то вполне возможно, что он и был объектом расследования. В этот момент, и впервые, я начал рассматривать возможность того, что мой сын, в конце концов, был не жертвой преступления, не тем, кто был убит, а убийцей. Это была возможность, которая подтвердилась почти сразу же. На связь вышел офицер полиции, заместитель начальника департамента полиции Вест-Эллиса Роберт Дьюс. Он представился и спросил, кто я такой. Я рассказал ему, и тогда он сообщил мне, что не рассказал моей матери всего об этом деле, потому что нашел ее, по его словам, «несколько ошеломленной». – Что вообще происходит? – спросил я. – Чем именно вы заняты? – Мы проводим расследование убийства совместно с полицейским департаментом Милуоки. – Но Джефф не живет с моей матерью. – Да, я знаю. – Значит, это расследование связано с Джеффом? – Да, это так. – Вы имеете в виду, вы считаете, что он мог кого-то убить? – Да, это то, что мы расследуем. Несмотря на то, что такая возможность быстро пришла мне в голову всего несколько секунд назад, я, тем не менее, был ошеломлен резкостью ответа полицейского. На мгновение я был не в состоянии даже полностью осознать всю серьезность того, что мне только что сказали. – Итак, Джефф арестован? – спросил я. – Да, так и есть. – За убийство? – Боюсь, что так, мистер Дамер. Если бы заместитель начальника полиции Дьюс сказал мне, что мой сын был убит, у меня могло бы возникнуть внезапное видение его как жертвы убийства, мертвого от чьих-то рук, его тело, распростертое в переулке, или в спальне, или в каком-то смутном пейзаже, который я быстро представил в своем воображении. Зная Джеффа так, как знал его я, я смог бы принять такую возможность гораздо быстрее. Его застенчивость, пассивность, низкая самооценка – все это делало его подходящим на роль жертвы гораздо лучше, чем любой другой сценарий убийства, который я мог себе представить. Его новая квартира находилась не в самом безопасном районе, и я знал, что он опасался ограбления, вполне вероятно потому, что его уже грабили. Мне было бы легко представить, как он возвращается домой поздно вечером, возможно, пьяный и шатающийся, готовая мишень для ограбления. Я также знал, что в прошлом Джефф становился агрессивным в состоянии алкогольного опьянения, и в ситуации ограбления он мог попытаться напасть на грабителя, что могло легко закончиться смертью. Но мне сказали совсем другое: что мой сын убил кого-то другого. Как бы легко ни было представить его убитым, я обнаружил, что невозможно представить его убийцей, темной, неуклюжей фигурой, вооруженной ножом или пистолетом. Джефф, которого я знал, был слишком мягким, обычно пассивным, гнев в нем раскручивался слишком медленно, чтобы в коротком конфликте он мог достигнуть состояния аффекта. Я видел в нем только человека, о котором легко можно было подумать как о несчастной жертве. В сценарии убийства для него попросту не могло найтись роли. Я сразу же позвонил Шери, но ее не было на работе. Как оказалось, я не смогу дозвониться до нее по крайней мере в течение двух часов. Тем временем я позвонил Джеральду Бойлу. Ранее он представлял интересы Джеффа в деле о растлении малолетних, и я подумал, что у него может быть какая-то информация о расследовании. Бойла ответил, и он был взвинчен. – Лайонел, я пытался дозвониться до тебя, – сказал он. – Мне названивали все утро. – Кто тебе названивал? – Газетчики. Телевизионщики. Вся пресса. – Телевизионщики? Какого черта им надо? – Они пытаются выяснить все о Джеффе. – Что значит о Джеффе? Что происходит? Никто не сообщил мне никаких подробностей. – Мне позвонили из полиции, – продолжил мистер Бойл. – Джефф был арестован за покушение на убийство. Я был сбит с толку, даже почувствовал некоторое облегчение. Покушение на убийство было гораздо менее серьезным преступлением, чем убийство. Возможно, полицейский в доме моей матери все неправильно понял. Но это было облегчение, которое быстро исчезло. Торопливо, короткими, отрывистыми фразами Бойл описал ситуацию, которая ни в малейшей степени не подходила для обвинения в покушении на убийство. Было ясно, что он просто ошибся в словах и что Джефф не «покушался» на убийство, а совершил его. – Они нашли части тел в квартире Джеффа, – сказал он. – Много. Они принадлежат разным людям. – Разным? – Точно больше, одного, – сказал Бойл. – Никто не знает, сколько их. Может быть трое, может больше. Полиция также нашла несколько удостоверений личности в квартире Джеффа. Очевидно, молодые люди. – на мгновение он, казалось, был ошеломлен самой информацией, которую выдал. – Я не могу поверить, что это тот самый Джефф, которого я знаю. Вы когда-нибудь разговаривали с его надзирателями по условно-досрочному освобождению? – Да. – Они не заметили в нем ничего подобного? Не предполагали, что он может сделать что-нибудь вроде этого? – Насколько мне известно, нет. В голосе Бойла звучало недоверие, но он быстро перешел к следующему пункту. – Хорошо, дайте мне еще час, и я попытаюсь получить больше информации от полиции. Бойл звонил несколько раз в течение следующих двух часов, но он не смог больше пролить свет на ситуацию Джеффа. Таким образом, когда я наконец добрался до Шери, у меня было не больше информации, чем утром. Я говорил с Шери после первого разговора с полицейским в квартире Джеффа. Мы оба согласились что Джефф, вероятно, снова попал в беду из-за растления. Это серьезное обвинение, очень серьезное… но ничего даже близко похожего на то, что вывалил Бойл. – Полиция интересуется Джеффом из-за убийств, – сказал я ей. – Самоубийства? – ошарашенно переспросила Шери. Мысль о том, что мой сын мог быть причастен к убийству не помещалась в ее голове. – Джефф пытался покончить с собой? – Нет, – сказал я, и повторил медленно. – Убийств. Затем я добавил единственную деталь, которая могла бы быть более шокирующей.