Представьте, что вы в пустыне и люди в большинстве случаев не останавливаются, чтобы помочь вам. Если они и делают это, то вместо того чтобы узнать, в чем состоят ваши потребности, они требуют, чтобы вы удовлетворили их собственные, либо оскорбляют вас, отказывают вам в пище и воде, а то и бьют. Только подумайте, как это скажется на вашем мировоззрении и отношениях с людьми. Скорее всего, вы будете видеть в других источник угрозы и вряд ли станете испытывать к ним сочувствие, а ваши нормы нравственного поведения будут весьма размыты. Упражнение: какой у вас стиль привязанности? Вы знаете, какой стиль привязанности сложился у вас с теми, кто заботился о вас в детстве? Вы можете проследить, как эти паттерны привязанности передавались через поколения вашей семьи? Если у вас тревожный стиль привязанности, избегающий или отвергающий, – то что вы будете делать иначе, общаясь со своим малышом? Если вы уверены в своих привязанностях, откуда, по вашему мнению, идет эта уверенность? Что вы сделаете, чтобы передать ее малышу? Побуждающие крики Наверняка вы воспринимаете плач ребенка как требование. Причина в том, что крик младенца – это так называемые крики побуждения. Люди, как и все млекопитающие, биологически запрограммированы отвечать на побуждающие крики – таково неотъемлемое условие выживания вида. Крик может использоваться как сигнал тревоги, когда одна зебра в табуне видит льва и сообщает остальным, а те немедленно реагируют. Вы ничего не можете с собой поделать и вскакиваете, чтобы подчиниться ему. Эмоции ребенка обычно проявляются совсем не в мягкой форме: если кроха расстроен, то он плачет отчаянно, потому что он на самом деле в отчаянии. Следует помнить, что для младенца то, чего он хочет и в чем нуждается, – одно и то же. Малыш не может выжить без вас. Если вы попытаетесь заблокировать крик побуждения, вам придется отключить какую-то часть себя, пойти против природы. Кроме того, вы подвергаете риску развитие ребенка, потому что присутствие мамы жизненно важно для него и для вашей с ним связи. Мозг ребенка развивается не сам по себе, а лишь во взаимодействии с интеллектом окружающих. Влияние отношений с близкими на наш мозг прекращается только после нашей смерти. Но именно в самые первые дни, месяцы и годы формируется большинство связей, поэтому малышу так важно, чтобы мы были рядом и доступны для контакта. Если на ваш крик побуждения в свое время не отзывались легко и автоматически, процесс выслушивания и ответа на сигналы вашего ребенка разбудит в вас определенные чувства. Я уже многократно повторяла и скажу снова: когда роль родителя вызывает у вас эмоции в спектре от беспокойства до отчаяния, найдите поддержку. Вам необходим кто-то, способный контейнировать за вас эти чувства, не дав им себя переполнить. Тогда вы сможете контейнировать чувства вашего ребенка. Когда малыша не берут на руки и не утешают в его страданиях, он отрешается, отрезает себя от этой ситуации. Он даже может перестать кричать. Вот только исследования младенцев, оставленных в одиночестве с целью приучить их засыпать самостоятельно, показывают, что уровень кортизола у них остается таким же высоким, как при плаче. Диссоциация от стресса – механизм выживания млекопитающих, рефлекс. Но обратная сторона медали – вспышки чувств, от которых люди когда-то отстранились. Диссоциация от воспоминаний лишает человека всякого контроля над ними: они начинают преследовать его, возникая как будто из ниоткуда. Вы можете недоуменно задаваться вопросом, почему родительство сопряжено для вас с трудными чувствами. Это происходит, потому что, став родителем, вы спустили курок тех эмоций, от которых отрешились в детстве. Теперь вы сбиты с толку, не можете сконцентрироваться, вам неловко и странно. Триггерами могут оказаться самые незначительные вещи, но и их достаточно, чтобы запустить процесс. Если вы приучаете своего малыша не плакать, игнорируя его, это становится причиной его диссоциации от собственных чувств. Кажется, что с ним все в порядке, но эти эмоции могут всплыть позже, когда он немного подрастет или станет совсем взрослым. Не стоит так рисковать, особенно принимая во внимание, что реагирование на побуждающие крики никакого риска не несет. В том случае, если вы оставляли своего кроху долго кричать одного, потому что считали, что так лучше для него и для вас, мои слова могут испугать или разозлить вас. Нет смысла упрекать себя – или меня – по этому поводу. На самом деле нужно исправлять ситуацию – начать относиться серьезно к настроению вашего ребенка, не отмахиваться от него и находиться рядом с малышом, когда он этого хочет. Можно даже поговорить с ним и объяснить, что вы сделали и почему, убедить, что в этом нет его вины. Если его преследуют неприятные чувства, возникающие, казалось бы, на пустом месте и совершенно ему не понятные, этот разговор, возможно, поможет ему разобраться в том, что он испытывает. Когда детей принимают всерьез вне зависимости от того, что они в этот момент чувствуют, возможно исцеление в любом возрасте ребенка (или взрослого). Если тот, кто принимает их чувства всерьез, – родитель, не занимающий агрессивной или, наоборот, защитной позиции, это может стать поистине мощным лекарством. Мы никогда не сумеем приспособиться к ребенку так совершенно, как это сделала природа, пока он находится в матке. Недопонимания и разлады неизбежны. Нам остается лишь попытаться, насколько это возможно, заботиться, замечать и адекватно отвечать на потребности ребенка, чтобы укреплять его уверенность в безопасности и сделать переход из матки во внешний мир как можно более гладким. Плач, который вы слышите, – это побуждающий крик, задуманный природой. Одиночество – такое же чувство, как дискомфорт, жажда или голод. Необходимо реагировать на него, чтобы малыш рос здоровым. Другие гормоны, другой человек Во время беременности и после появления крохи на свет вам может казаться, что все ваши чувства умножены на десять. Виктория на девятом месяце, это ее второй ребенок: «Я смотрела зимние Олимпийские игры, соревнования по скоростному бегу на коньках, и спортсменка, за которую я болела, упала и выбыла из гонки. Я разрыдалась. А ведь это на меня совсем не похоже. Обычно я и вполовину не так эмоциональна». Да, Виктория, на вас это совсем не похоже, но все же это именно вы. Если ваши чувства гораздо сильнее, чем раньше, не следует думать, что с вами что-то не так. Нет, вы не сходите с ума. И даже если ваши эмоции кажутся преувеличенными, это не означает, что их можно игнорировать, или то, чем они вызваны, не так уж важно для вас. Например, ваше отчаяние из-за того, что конькобежка, несмотря на все свои старания, потерпела фиаско, может быть метафорой крушения ваших собственных стремлений. В этом случае ваши слезы способны дать необходимое облегчение. А когда вы видите, как она поднимается и встает на старт следующей гонки, она становится для вас хорошим примером. Из-за гормонов или каких-то других обстоятельств, послуживших триггером, может создаться впечатление, что ваши бурные эмоции возникли из ниоткуда, но они всего лишь преувеличенное выражение того, что вы на самом деле чувствуете. Если ваши эмоции хорошо настроены, вам будет легче удовлетворять потребности – свои и вашего ребенка. Одиночество Не только младенец может страдать от одиночества. Несмотря на то что у вас в распоряжении целых девять месяцев, переход в статус родителя случается внезапно. По мере того как ваша старая жизнь исчезает за горизонтом, а новую еще предстоит наладить, одиночество становится реальной угрозой. Если вы не центр большой семьи или другой группы физически и эмоционально близких вам людей, чувствовать себя одиноко – нормально для молодых родителей. Джули тридцать два года, у нее один ребенок. Йоханн, отец малыша, бросил ее, когда дочке исполнилось два месяца. Джули рассказала мне: «Я не была готова проходить через все это одной, но после появления Софи он ушел». Она была в шоке, в панике и чувствовала себя одиноко. Одиночество – бич, поражающий многих родителей, даже если их не бросал партнер. Для Джули ощущение брошенности усугублялось тем, что ее родители не понимали, насколько она близка к потере рассудка. Обычно одиночество связывают со слабыми социальными навыками или странностями характера, поэтому оно воспринимается как клеймо, как нечто, чего следует стыдиться. Но это неправильно: любой может чувствовать себя одиноко. И переживается это так остро, потому что для вас это предупреждающий сигнал о том, что нужно действовать – найти себе компанию. Люди не созданы для одиночества; мы стадные животные. Мы чувствуем голод как сигнал, что нужно поесть, испытываем боль как сигнал, что нужно выбраться из огня, и мы ощущаем одиночество, когда нам нужно, чтобы рядом находились другие люди, чтобы они нас видели и принимали. Одиночество – необходимое чувство, такое же как жажда и голод. Не обращать на него внимание опасно, поскольку оно может стать причиной разрушения психического и физического здоровья. Если ощущение одиночества так для нас неприятно, почему мы не присоединяемся к какой-нибудь группе или не заводим больше друзей? Грустно признавать, но часто это не так уж легко. Джули была изнурена, и необходимость что-то делать со своим одиночеством воспринималась ею как еще одна работа, на которую у нее не хватало сил. Есть еще одна причина, почему разобраться с одиночеством так трудно. Оно запускает в нас повышенную чувствительность к социальным угрозам и неприятию, делая нас в высшей степени уязвимыми перед возможным отказом или холодным приемом. А когда мы ожидаем от общества угрозы, мы ведем себя так, что нас в большинстве случаев отвергают. Даже почти приблизившись к цели, мы боимся, что нас отбросит назад, если мы получим отказ, и поэтому начинаем еще больше сторониться людей. Таким образом, ожидание отторжения становится самосбывающимся пророчеством. Уверенность Джули в себе стремительно пошла вниз после ухода ее партнера: она стала думать, что она «никуда не годится». Мысль о том, чтобы вступить в группу поддержки молодых родителей или пойти на сеанс совместного пения для мам с малышами, вызывала у нее одно желание – свернуться клубочком и никогда не выходить из дома. Такие чувства свойственны не только людям: отделите любое коллективное существо от его группы, и оно очень настороженно отнесется к тому, чтобы снова присоединиться к ней или вступить в другую, новую, если его оттолкнули. В этой ситуации они чувствуют себя еще более изолированными. Эксперименты показали, что крысы и даже мухи дрозофилы после разделения со своей группой не стремятся вернуться в самую гущу, а сначала держатся с краю. У нас перед крысами и дрозофилами есть преимущество: мы можем размышлять и находить доводы, чтобы преодолеть инстинкты и получить то, что нам нужно. Но все равно это тяжело, и мы сочиняем всякие отговорки, чтобы этого не делать. Совершенно нормально чувствовать, что вы не вписываетесь в новую группу, и придумать причины, по которым это происходит. Самая распространенная – уверенность в том, что вы чем-то хуже («Они все знают, что делают, а я нет») или лучше («Я не хочу вступать в группу родителей, чьи разговоры сводятся к подгузникам и отниманию от груди»). Кажется очень странным, что Джули, в недавнем прошлом опытный специалист по подбору персонала, не смогла заставить себя вступить в группу, но так оно и было. Люди, находящиеся в изоляции, склонны отрицательно относиться к идее социального взаимодействия, считая себя в чем-то лучше, или, напротив, хуже остальных, что дает им оправдание для того, чтобы даже не пытаться. И тот и другой паттерн мышления – «Я слишком хорош» и «Я недостаточно хорош» – вызывает отрицание и усиливает ощущение социальной изоляции. Для Джули серьезным шагом стало признание своего одиночества и решение присоединиться к группе, чтобы бороться с ним. Я вступила в группу поддержки грудного вскармливания, которую нашла в Фейсбуке, и все изменилось. Мы встречаемся несколько раз в неделю дома у кого-нибудь из нас. Так приятно, что есть другие мамы, готовые выслушать, что со мной происходит, и я, в свою очередь, чувствую себя полезной, когда удается их поддержать. Мы продолжаем общение и онлайн, что особенно ценно среди ночи – оказывается, много тех, кто в это время все равно не спит! Теперь я ясно увидела, что считать себя ни на что не годной вошло у меня в привычку. Поделившись с другими родителями этой и другими моими напастями, я не избавилась от них, но в некоторой степени научилась ими управлять. Упражнения, чтобы справляться с одиночеством 1. Будьте готовы признать, что одиноки. Не отрицайте этого факта и не осуждайте себя за эти чувства. 2. Осознайте, что означает для вас одиночество. Помните: вы принадлежите к социальному виду, для вас опасно находиться в изоляции. 3. Научитесь отличать состояние гипербдительности, чтобы уметь преодолевать его. Вы не муха-дрозофила! Часто молодые родители не желают присоединяться к каким-либо сообществам, считая себя слишком умными для этого или несоответствующими. Будьте осторожны с чувством превосходства или неполноценности. Это отговорки, которые заставляют крепко держаться за недоверие, порожденное одиночеством. 4. Обращайтесь к людям и будьте открыты для них. Найдите группы родителей с малышами рядом с вами, вступите в местные интернет-сообщества, попросите друзей вас навещать и сами ходите в гости. Послеродовая депрессия Одиночество, помимо всего прочего, может стать фактором послеродовой депрессии. Депрессия после рождения ребенка или принятия на себя родительских обязанностей обычно обусловлена многими причинами. Ее симптомы: раздражительность, глубокая грусть и отчаяние, уверенность в своей бесполезности, тревожность, бессонница, желание спрятаться от всех, ощущение, что любое движение требует неимоверных усилий, мысли о саморазрушении и, в крайних случаях, психоз. От послеродовой депрессии каждый год страдают от 10 % до 15 % молодых матерей. Некоторые исследования подтверждают, что около 10 % отцов тоже подвержены психологическим нарушениям. Вот опыт Полы: Рики кричал, если я не брала его на руки, и кричал, если брала. Когда я передавала его моей партнерше, она, казалось, лучше меня знала, как поступать. Я не понимала, что делаю. Меня приводили в ужас мысли, что я могу как-нибудь повредить Рики, когда меняю ему подгузник. Мне было так стыдно, что всем, кто меня спрашивал, включая врача, я говорила: «Со мной все в порядке». Я убедила себя, что это с Рики что-то не так, раз он столько кричит. Я привезла его на обследование в больницу, но там ничего плохого не нашли. Мне стало еще хуже, потому что я стыдилась того, что привезла его. Я уже начинала думать, что без меня моему малышу будет лучше. Я даже не могла кормить его грудью, потому что болели соски – мне казалось, что сквозь кожу проходят булавки. Пришлось переводить его на смесь, и я воспринимала это как очередное поражение. Кульминация наступила, когда Рики исполнилось двенадцать недель от роду. Я была полностью сломлена, и мои близкие – партнерша и мой брат – поняли, что я не справляюсь. Они не желали больше принимать мое «все в порядке». Пришлось сознаться, что я хочу умереть или, по крайней мере, сбежать. Я никогда еще не чувствовала себя так ужасно – такой ранимой, так угнетенной. Казалось, масштаб бедствия куда значительнее, чем просто превращение в молодую мать. Надо мной сгустилась черная туча несчастий. Моей партнерше пришлось нелегко, потому что львиная доля заботы о ребенке легла на нее. Она тоже с трудом справлялась, хотя и не видела все в черном свете, как я. Мне кажется, у нее просто не оставалось времени на мои чувства, как и ни на что другое. Она заставила меня пойти на терапию, и в то время это привело меня в ярость, потому что казалось, что она меня отталкивает. Я думала, что они с ребенком пара, а я – третий лишний. Сейчас, оглядываясь назад, я не могу поверить, что совершенно буднично планировала покончить с собой. Я считала, что всем вокруг будет лучше без меня. Я действительно собиралась это осуществить, но решила сначала пройти курс психотерапии. Врач попросил меня рассказать о моем собственном детстве. Я не смогла вспомнить, поэтому пришлось спрашивать родных. Моя двоюродная сестра поведала, что в возрасте трех месяцев родители передали меня на попечение тети и бабушки и на месяц уехали за границу. Отец объяснил: они устали от того, что весь мир вертится вокруг младенца, и им был нужен перерыв. Мама сказала, что ужасно расстроилась, когда по возвращении я ее не узнала. Она сообщила это таким тоном, как будто до сих пор на меня сердится. Меня охватила грусть от того, что я не представляла для нее большой ценности в детстве, и злость за то, что она оставила меня. И я поняла, почему Рики для меня как инопланетянин – я была таким же инопланетянином для собственной матери. До меня дошло, почему моя партнерша и Рики казались мне парой, а я сама – отвергнутой и выброшенной. Меня действительно отвергли в младенчестве. Тогда я стала думать: «Ничего удивительного, что я не справилась. Мои родители тоже не смогли». Мне как-то помогло то, что удалось нащупать эту связь. Я начала медленно выздоравливать. Когда Рики исполнилось восемь месяцев, я поняла, что я его мать, следовательно, должна быть рядом с ним. Я приняла тот факт, что он создан для меня, а я для него. Я сумела наладить с ним контакт и сочувствовать ему, когда он плачет, вместо того чтобы воспринимать это как личное наказание. Я год посещала психотерапевта раз в неделю и даже после этого не вернулась в свое нормальное состояние, зато научилась лучше принимать себя новую. Постепенно я открывала эту новую версию себя, и даже умудрилась ее полюбить. И кстати, моему чудесному доброму сыну исполнился уже двадцать один год. Очень важно узнать историю, которая может объяснить первоисточник ваших чувств, как это вышло у Полы. Одного только понимания, что такая история существует, даже если не удалось выяснить, в чем именно она заключается, может оказаться достаточно. Чем больше мы говорим о своих импульсах и реакциях, которые вызывает в нас ребенок, чем больше понимания и поддержки они встречают, тем лучше у нас получается воспринимать младенца как человека, а не объект, на который мы невольно проецируем образ монстра или привидения из нашего прошлого. И чем больше мы говорим, тем легче перестать ощущать себя монстром от того, что мы теоретически можем причинить малышу вред, или фантазируем, как сбежим от него или из этой жизни вообще. Помните: от фантазий нет никакого урона, пока они остаются только фантазиями. Разговоры о фантазиях и чувствах помогут определить, когда они впервые появились, то есть подумать о них в контексте нашего собственного детства. Это позволит их минимизировать. Я считаю, что у каждого из нас должен быть человек, способный выслушать без осуждения; кто-то, с кем мы можем полностью и без прикрас быть самими собой – и таким человеком для вашего ребенка должны стать вы. Для вас это могут быть другие родители – те, кто вас понимает. Ну, а если вам хочется поговорить с психотерапевтом или врачом, не нужно колебаться и считать, что ваше состояние еще терпимо или, напротив, так катастрофично, что шокирует и испугает его. Появление ребенка – серьезное испытание, и физически, и эмоционально. Разные гормоны усиливают ваши эмоции, и если то, что вы чувствуете, мешает общению с вашим ребенком или другими членами семьи, лучше обратиться за профессиональной помощью и поддержкой. Грэтхен делится своим опытом послеродовой депрессии: Из нашей дружной компании у меня первой появился ребенок. Я скучала по прежней жизни. Мне не хватало работы и встреч с людьми. В профессиональной сфере я достигла больших высот и ставила перед собой амбициозные задачи. В роли матери я постоянно чувствовала, что все делаю не так. Вроде бы я поступала правильно, например, пошла на занятия «Мать и дитя», но, сравнивая себя с другими мамочками, видела свои просчеты.