Я снова отключаюсь. Попытки умереть всегда отнимают много сил. Я просыпаюсь бог знает сколько времени спустя, больше не видя перед собой свою ногу. Котов тоже не видно. Я лежу на боку, все еще в маске, но я не уверен, нужна ли она мне еще. Вроде бы ничего не застряло у меня в горле или легких, я дышу легко и свободно, и надо признать, я чувствую себя абсолютно фантастически, словно я проспал целых три дня. Я поворачиваю голову направо, чувствуя похрустывание кучи позвонков, когда мою шею возмущает нарушенние покоя. Я открываю глаза. Комната теперь не такая белая. Это просто обычная больничная палата. Мне удается получше оглядеть окружающий меня мир. На телевизоре в беззвучном режиме включен ESPN[8], хоть даже без звука я все еще слышу, как двое мужчин среднего возраста кричат друг на друга. Жалюзи закрыты, но я вижу, что снаружи темно. Сколько я пробыл здесь? Пиканье не прекратилось, то есть мое сердце все еще бьется. Простыни чистые и свежие, и это значит, что на этой кровати раньше случилось что-то ужасное, что нужно было спрятать. На планшете в ногах кровати прикреплена карточка. Два стула для посетителей со сложенными экземплярами «Флагштока», альтернативного еженедельника Атенс, пустуют у стены. (Я взял свой онлайн никнейм из «Флагштока», соединив это со старой песней Harvey Danger Flagpole Sitta. В углу водружена фотография бывшего тренера джорджийской футбольной команды Винса Дули с его размашистой подписью: «Спасибо, Атенс Риджинал, «Доугс» вперед!» Моего кресла в комнате нет. Может, они хотят убедиться, что я не сбегу. Издалека доносятся гудки клаксонов и взвизгивания тормозоов. Возможно, начинается дождь. Я слышу тихий стон откуда-то дальше по коридору. У меня болит колено. Наконец я пришел в себя. И я еще жив. Дверь открывается. Марджани. У нее потек макияж. Все это время Марджани была накрашена. Я понятия не имею, что приходится делать женщинам каждый день. Из-под платка у нее выбиваются волосы, что расстроило бы ее, если бы у нее было время это заметить. – Ох, Дэниел, – говорит она, бросаясь ко мне в порыве эмоций, о котором я не думаю, что он мне нравится. Я немного ворчу, и она отступает и смахивает прядку волос с лица. – Извини, я так испугалась. Спасибо. Я в порядке? Да. Мы вовремя привезли тебя сюда. Ты в порядке? [Молчаливый, грустный кивок. Она вытирает глаза.] Как я сюда попал? – Рядом была полицейская, – говорит он. – Она увидела, что я паникую, потому что не могла помочь тебе откашляться, и ты начал синеть, поэтому она подбежала и начала делать тебе искусственное дыхание. Я посмеиваюсь. Всем всегда хочется это сделать. Это не помогает, но зато придает им героический вид. – Когда я оттащила ее, мужчина поднял тебя и вынес из парка, – говорит Марджани. – Та милая женщина, Ребекка, оставила машину неподалеку, и мы немедленно поехали сюда. Кто-то вызвал «скорую», но у нас не было времени ждать. Мы внесли тебя в здание, и они сразу надели на тебя маску. Но мы очень испугались. Похоже, ты достаточно долго почти не дышал. Я смотрю на свое тело. Оно изрезано, ободрано и окровавлено, от лодыжки до самого бедра, на обоих ногах. Я ворчу. Она разражается слезами. – Мужчина тебя сначала уронил, – говорит она и обхватывает свою голову руками. Она ужасно чувствует себя из-за этого, но зря: мысль о Добром Самаритянине, пытающемся помочь этому бедному калеке, который не может дышать, но затем роняющему меня на тротуар в ту же секунду, когда поднял меня, объективно уморительная. Охнули ли все вокруг? Подумали ли, что он пытался меня уронить? Как в абсурдной сценке. Я пришел помочь! Спасать! Но сначала: мы должны поотбивать его, как баскетбольный мяч! Моя грудная клетка начинает ходить ходуном, и Марджани настораживается, но потом понимает, что я смеюсь. Она улыбается, и я подозреваю, что это первый раз за несколько часов, когда она улыбнулась. Я не знаю, видел ли я когда-то раньше Марджани такой обеспокоенной. Дверь снова открывается. Крамер вваливается в комнату, зрители аплодируют, смотрите все, это наш чокнутый дружок Трэвис, живущий напротив. С ним полицейский. Это наш старый друг Уинн Андерсон. – Чувак, что за черт, – говорит Трэвис. – Неудивительно, что я не мог тебя найти на митинге. – он оглядывает меня. – Ты что, ввязался в драку с полузащитником? – он мягко кладет руку мне на голову и засовывает трубочку, торчащую из стакана с водой, мне в рот. Он присвистывает. – Это дерьмо всегда жутко меня пугает. Я смотрю на детектива Андерсона. Наши глаза встречаются с узнаванием. Он пытается быть невозмутимым, но у него это плохо получается. Я подмигиваю ему. Я замечаю женщину за ним. Кажется, она не против, что остальные забыли о ее существовании. – Привет, я Дженнифер, – говорит она. – Мы встретились на митинге. – я помню. Она была милой. – Вау, ты в порядке? В отличие от всех людей, видевших меня в таком состоянии, она не говорит со мной так, будто мне три года, и не смотрит мимо, словно я бревно. Она смотрит мне прямо в глаза. Мне уже нравится эта девушка, и у меня появляется ощущение, что все будет в порядке. Детектив Андерсон заговаривает: – Послушайте, Дэниел, я просто хотел убедиться, что с вами все в порядке, но Трэвис сообщил мне кое-какую важную информацию, которую я, эм, не смог получить во время вчерашней нашей встречи. – он все еще огромный, но, когда он не уверен в себе, он снова становится маленьким мальчиком в чересчур большом для него костюме полицейского. – Когда вам, эм, будет, ну, лучше, я зайду, и мы сможем записать заявление. Когда я киваю ему, он отводит взгляд. Я замечаю татуировку «Атланта Фэлконс» на его левом бицепсе. Я смотрю на Марджани. Можно мне убраться отсюда? – Тебя еще должен осмотреть доктор, но да, я думаю, они тебя отпустят. Они избавились от мокроты и проверили все остальное. Они даже сделали… Ой, это что такое? – Она переворачивает меня, и мы понимаем, что под моей поясницей на кровати небольшая лужа крови. – Вот черт, – говорит Трэвис. – Зацените. Это гвоздь. Это гвоздь. В кровати крохотный гроздь. Так вот что за садовый шланг я ощутил ранее. Как, черт возьми, он здесь оказался? Откуда в кровати гвоздь? – Из всех возможных вариантов, ты умрешь от столбняка, – со смешком говорит Дженнифер. Как я уже говорил, мне нравится эта девушка. 27. Итак, вы задаетесь вопросом: почему я еще не умер? В то время как довольно часто случается, что что-то преграждает мне дыхательные пути, отсуствие резервуара и маски – это не привычное событие. Если мокрота была там, я не мог от нее избавиться и она мешала мне дышать дольше чем, скажем, две минуты… почему я еще не умер? Марджани пытается объяснить это мне, когда мы сидим в задней части пикапа Трэвиса. Из всех причин, почему я люблю Трэвиса, тот факт, что он переделал свой F-150, чтобы я мог ездить сзади, это, возможно, лучшая. Через несколько недель после моего переезда сюда, они с его мамой пошли в мастерскую и спросили, могут ли они соорудить какое-то приспособление, куда можно пристегивать мое кресло. Механик, пожилой, крепкий мужчина с козлиной бородкой по имени Брайан, который сказал, что у его сына муковисцидоз[9], принял вызов и каким-то образом собрал четырехступенчатую систему, с помощью которой я могу ездить в кузове пикапа. Мы называем его Шерстистым мамонтом. Ступени: 1. ПОДНЯТИЕ. Меня с моим креслом нужно поднять на эту штуку. Брайан построил мини-конвейер, который перевозит меня в переднюю часть кузова и фиксирует меня на месте так, что я смотрю на улицу, сидя спиной к заднему окну Трэвиса. Я люблю показывать поднятые большие пальцы людям в машинах за нами, когда получается. Им это крышу сносит. 2. ЗАКРЕПЛЕНИЕ. Кресло защелкивается на месте, а затем замки пристегиваются на каждом колесе, чтобы я не скатывался с кузова каждый раз, когда Трэвис жмет на газ. 3. ПРИСТЕГИВАНИЕ. Брайан оснастил установку промышленными ремнями безопасности, добытыми у друга из ВВС, которые тот урвал из старого истребителя. Это чертовски круто, настолько, насколько звучит. Можешь проехаться у меня на хвосте, Маверик. 4. ВТОРОЙ ПИЛОТ. Прямо рядом с моим креслом есть еще одно для моего опекуна, с его собственными ремнями и замками. Когда мы едем в этой машине, мы с Марджани выглядим как король и королева самого деревенского парада к Четвертому июля из всех, что вам доводилось видеть, просто двое сумасшедших, катающихся в кузове пикапа. Это сооружение абсолютно безопасно, но не совсем легально. Его вид настолько потрясающий и так сильно впечатляет людей, что каждый полицейский, встречающийся нам, просто спрашивает, где мы такое сделали. Наверное, я бы не порекомендовал ездить со мной по бездорожью, также лучше избегать скоростных трасс, но ездя по центру Атенс, мы представляем собой то еще зрелище. А еще мне выпадает возможность почувствовать дуновение ветра на скорости сорока миль в час и солнце на моем лице. Раз такое дело, Марджани ненавидит Мамонта, и она особенно ненавидит пытаться разговаривать со мной в Мамонте, и она особенно ненавидит пытаться разговаривать со мной в Мамонте, когда она плакала, потому что чувствует себя виноватой, так как считает, что чуть меня не прикончила. – У тебя не полностью были перекрыты дыхательные пути! – кричит она, пытаясь перекричать двигатель, ветер и шум вечера пятничного матча в Атенс на Броуд-стрит. Я наклоняюсь к ней, пытаясь задать следующий вопрос с помощью бровей, но они сейчас все равно взмокли от слез. Сложно общаться с Марджани в кузове Шерстистого мамонта, но оно того стоит, потому что мы на улице, погода хорошая, ветер взъерошивает мне волосы, и я только что чуть не умер. – Это был просто маленький сгусток! Он не дал тебе дышать всего секунду и поэтому ты потерял сознание! – мы на светофоре. Она переводит дух и вытирает глаза. У Марджани был долгий день. – Пока ты был в отключке, а мы все носились вокруг, часть пробки, должно быть, сдвинулась и вышла. Это позволило тебе снова дышать. Уууууххх! – Трэвис немного резко нажал на газ. Он всегда газует больше нужного на зеленом сигнале светофора, в основном потому, что он знает – мне это нравится, а Марджани этого терпеть не может. Она правда презирает Шерстистого мамонта. Она стучит в окно: – Трэвис! А ну прекрати! – я слышу его смех сквозь ветер. Дженнифер, сидящая рядом с ним, хоть они познакомились только два дня назад и большую часть времени провели за обсуждением пропавшей девушки и помощью его другу-инвалиду с болезнью, которую она точно все еще не понимает, смеется вместе с ним. Что за второе свидание. Марджани берет себя в руки и продолжает: – То есть тебе просто повезло. Вот почему я так ужасно себя чувствую, Дэниел. Сегодня мы не потеряли тебя только потому, что кусок мокроты оторвался. Это чистое везение. Я смотрю на нее. Дай мне секунду, у меня есть шутка. Это не тема для шуток, Дэниел. Просто подожди, ладно? Я яростно печатаю на телефоне, активируя свой спикер. Я ошибаюсь и начинаю заново. Она постукивает ногой. Мне сейчас не хочется смеяться, и я не понимаю, с чего тебе может этого хотеться. Черт побери, Марджани, просто подожди секунду. Я понятия не имею, почему тот кусок отпал.