А вот и они – Сандра и Чармиан – за своим постоянным столиком, и он теперь садится к ним. Когда он подходит, чувствуя себя невесомым, как будто парит над грязноватой ковровой дорожкой, Сандра говорит: – Мы не видели вас за завтраком, Бернард. На ней почти не сказались вчерашние возлияния, разве только ее красная кожа слегка поблекла, а голос стал чуть резче. Чармиан, сидящая рядом, заметно бледнее. – Я э… – мямлит Бернар, – спал. – Прошлая ночь была для вас слишком? Бернар издает слабый смешок. Повисает короткая пауза. Мысль о еде уже не кажется ему привлекательной. Но он произносит: – Хорошо посидели. – О да, не то слово, – говорит Сандра. Она уже поела – перед ней на столе пустая тарелка. Чармиан тоже доедает. Бернар открывает банку фанты и выливает почти всю в немытый стакан. – Вы ничего не будете? – спрашивает Сандра, поводя своими светлыми бровями в сторону шведского стола. – Может, потом, – говорит Бернар. Ему начинает казаться, что он зря спустился сюда. Его самочувствие не настолько в норме, как он думал. Вкус фанты, маленький глоток – первое, что попало ему в рот после вчерашнего – разубеждает его в этом. Чармиан резко встает. Сейчас ему сложно представить, что прошлым вечером он собирался что-то предпринять в ее отношении. Он вполне уверен, что ничего такого не сказал и не сделал. Но даже сама мысль об этом вызывает у него смущение. Она ненадолго подходит к шведскому столу. Он мельком отмечает ее медвежью походку, пока она пробирается между столиками. И видит, что другие тоже смотрят на нее. А затем слышит голос Сандры: – Не знаю, поняли вы или нет, но вы на самом деле нравитесь Чармиан. У Бернара снова возникает чувство, что он все еще в постели наверху и ему это просто снится. – Не знаю, поняли вы или нет, – повторяет Сандра, когда он поворачивает к ней свое бледное лицо с выражением полного непонимания. – Поняли? Бернар качает головой. Сандра отводит взгляд на несколько секунд. Слышно, как русские смеются над чем-то. И тогда Сандра говорит: – Вы любите секс, Бернард? Бернар, пытаясь овладеть собой, отпивает фанты. – Секс? – произносит он. – Да. – Разумеется. – Сандра смеется. – Слова истинного француза. Он не вполне понимает, что она хочет этим сказать, и не уверен, что правильно расслышал. – Простите, – говорит он. – Почему бы вам не пригласить Чармиан в свою комнату после обеда? – говорит она. – Думаю, ей бы это понравилось. Бернар, озадаченный таким поворотом, переспрашивает: – В мою комнату? – Да. Думаю, ей бы это понравилось. Больше он не успевает ничего спросить – возвращается Чармиан. Садится на свое место, не говоря ни слова и не глядя в сторону Бернара, и с жадностью ест очередную тарелку разогретого в микроволновке блюда. Они уже в холле, когда он говорит ей: – Хочешь посмотреть мою комнату? Эти слова, такие простые и конкретные, как будто сами выскочили у него изо рта. Он не собирался произносить их или вообще что-либо. Она смотрит на мать. – Я думаю ненадолго прилечь, – говорит Сандра. Она начинает подниматься по лестнице. Через несколько секунд, ничего не говоря, они следуют за ней. Они идут за ней до площадки второго этажа. Она останавливается перевести дыхание и кивает им на прощание, и они оставляют ее в тусклом свете из замызганного окошка и поворачивают в темный коридор – сначала Чармиан, а за ней Бернар. Они останавливаются в полутьме перед его комнатой. Он открывает дверь и пропускает Чармиан вперед. Входя за ней, он понимает, что запашище в комнате нехилый. Занавески задернуты, и повсюду разбросана его грязная одежда. – Извини за беспорядок, – говорит он, закрывая дверь. – У нас то же самое, – сообщает она. – Да? Они стоят рядом в затхлом воздухе. У него опять возникает чувство, что это ему только снится. Она необъятна. И эта необъятность только усиливает ощущение нереальности. – Так чего тебе хочется? – спрашивает она, продолжая осматривать комнату, окидывая взглядом открытый чемодан с одеждой на застеленной кровати, на которой Бернар не спит, ближе к двери. Он пожимает плечами, как будто не представляя, чего ему хочется, как будто он даже не думал об этом. – Не хочешь принять душ? – спрашивает она, взглянув на него без заметного энтузиазма. – Душ не работает. – А, ну да, ты говорил. – Да. Они стоят молча какое-то время, потом она выдает: – Хочешь увидеть мои сиськи? Поколебавшись секунду, он отвечает: – Да. В тусклом свете она освобождается от верхней одежды – блузки с рюшами, почти такая же была на ней вчера – и снимает огромный лифчик. Сиськи стекают вниз. Рыхлые, в голубых прожилках, каждая размером почти с голову Бернара, они покоятся на валиках жира. Соски бледно-розовые, очень светлые, размером с блюдце. Странный миг – он просто стоит и смотрит, а она ждет. И вдруг он отмечает у себя эрекцию. Она тоже видит это и, плавно опустившись перед ним на колени, расстегивает его ширинку. Во рту у нее мягко и тепло. – А ты это умеешь, – говорит он через какое-то время. Она молча пожимает плечами. Потом вытирает рот и немного отстраняется. Подергав и покрутившись как следует, она стягивает с себя джинсы. Ноги у нее в отличие от ног других людей, когда прежде всего замечаешь их длину, поражают размерами по горизонтали. Колени угадываются с трудом. Когда ее кружевные панталоны сползают вниз, он видит в самой глубине наползающих друг на друга белесых масс плоти рыжий кустик волос. Она берет его за руку и подводит к кровати, на которой он спит, к этой затхлой куче простыней.