Властная Виктория, которая воспитывала детей с помощью крика и затрещин, потеряла свое влияние на Вениамина, он вырос. Мать хотела, чтобы сын стал доктором, а он вопреки ее воле отнес документы в вуз, где готовили киноактеров. И, о удивление, его туда приняли. Виктория разозлилась на непослушное чадо и заявила: – Мне еще пять лет тебя кормить? Решил, что я всю жизнь ломаться буду, лентяя содержать? Раз школу окончил, изволь деньги в семью приносить! Веня счел ее требование справедливым и стал работать после занятий уборщиком в парикмахерской. Драя полы, парень смотрел на мастеров, потом сам попробовал себя в роли цирюльника. Неожиданно выяснилось, что у него талант. Студент стал ходить по домам, оброс клиентурой. Он помогал матери, отдавал ей почти весь заработок, выносил мусор, мыл деда, переодевал его. Но общаться с ним не желал. Как-то раз брат увидел, что Галя выходит из комнаты старика, и поинтересовался: – Уже не боишься его? – Нет, – удивилась та, – дедушка не страшный, я читаю ему газеты, он молчит. Веня скорчил рожу: – Ничего, скоро заговорит. Как начнет воспоминаниями упиваться, принимайся кашлять и чихать. Тогда он тебя выгонит, очень за свое здоровье боится, не хочет заразиться. – Хорошо, – пробормотала девочка, она не поняла, почему Веня дал ей столь странный совет. Иногда к деду приходили друзья. Имен их Галя не знала, они обращались друг к другу по фамилии. Девочка запомнила, что один Леонтьев, другой Герасимов, остальные в ее голове не удержались. Они заходили иногда поодиночке, но чаще вдвоем, приносили бутылку, закуску, сидели несколько часов и уходили. Приятели и дед жили в одном доме, правда, в разных подъездах. У них были семьи, дети, внуки, но общих праздников они никогда не устраивали, вместе ничего не отмечали. Однажды, незадолго до Седьмого ноября, дед крикнул из своей комнаты: – Галька, а ну свари мне картошки! Внучка попросила: – Можно через десять минут? – Чем таким серьезным ты занимаешься, если не можешь отвлечься? – разозлился старик. – Заголовок пишу красивый для классной стенгазеты, – объяснила Галя, – герои Гражданской войны. Мы к празднику всегда такую выпускаем. Дедушка неожиданно заинтересовался: – Ишь ты! Чьи фамилии упоминаешь? – Книга такая есть, – ответила Галя, – из нее их беру. В ней рассказывается о подвигах. – Дай поглядеть, – скомандовал Павел Николаевич. Внучка принесла том. Старик его полистал и швырнул на пол. – Вранье. Не герои они вовсе, вот мои товарищи – да. Но только мы живы, а чтобы тебя признали героем, надо помереть. А тех, о ком в дурацкой книге рассказано, убили по их же глупости. На этого глянь! Старик ткнул пальцем в одно фото. – Вот уж понаписали! Погиб, сражаясь с белогвардейцами, когда собирал разведданные. Ха! Ванька к кухарке пошел ночью, не терпелось ему. Говорил я дураку: «Не лезь туда, в деревне белые, сиди тихо. Потом с бабой повеселишься. Утром беляков выгоним и делай что хочешь». Ан нет! Идиот никого не послушал, в окно к поварихе залез. Думал, там его шлюха спит, а в комнате оказался офицер. Он Ваньку пристрелил. Наш командир скумекал: если узнают, зачем парень в дом, набитый белогвардейцами, залез, то старшему в группе… оторвут, и живо доложил наверх, что отправил Коломенского в разведку и он геройски погиб. Галя открыла рот. – Дедушка, ты знал Ивана Сергеевича? – Да и остальных, кто в книге упомянут, тоже, – рассмеялся всегда угрюмый дед. – Писателя, который ее сочинил, тоже. Мы все вместе служили в Гражданскую, а потом в НКВД работали. Писака слабак, два раза на расстрел сходил, потом заболел. Слишком грамотный был, стишки строчил про любовь. Его отправили в газету работать, потом он писателем стал. Но мы с ребятами знали: здоров прозаик, как молодой бык. Он кого-нибудь расстреляет, потом в лес подальше уйдет и плачет. Жалко ему врагов народа было, не герой он вовсе, а те, о ком он настрочил, – дураки. Вот мы с парнями… Глава тридцатая Из уст старика полился рассказ. Он пустился в страшные воспоминания. Почти сразу Галю затошнило. Сколько времени Павел Николаевич вещал о том, как с товарищами убивал мужчин, женщин, детей, она не знала. Когда старик устал и заснул, девочка выползла в коридор и прислонилась к стене. Матери дома не было, из своей комнаты вышел Веня. – Цыпа-дрипа! – сказал он. – Кровопийца нашел новую слушательницу? Предупреждал я тебя: чихай, кашляй. Почему не послушалась? – Забыла, – заплакала Галя. – А он правда все это делал? Брат кивнул. – Дедушка большевик, – зашептала Галя. – Владимир Ильич детей любил, елку им наряжал. Павел Николаевич должен был себя вести как Ленин. Я тебе не верю. Дед заболел, он бредит. Вениамин обнял сестру. – Никому ни гу-гу о том, что от старика услышала. Вести себя как Ленин? Может, он хорошо относился к малышам, но только к рабоче-крестьянским. Дворянских велел убивать. – Нет, нет, – затряслась Галя, – ну нет же. Вениамин увел сестру в свою комнату. – В России был царь, знаешь? Сестра кивнула. – Большевики совершили революцию, – продолжал Веня. – Куда Николай Второй делся? – Уехал, наверное, – предположила Галя. – Нет, царя по приказу Ленина убили вместе со всей его семьей, – объяснил брат, – с женой, дочерьми, горничной, поваром, врачом и камердинером. У царя был тяжелобольной сын, он еле ходил. Его тоже расстреляли, мальчику тогда исполнилось тринадцать лет. – Откуда ты все это знаешь? – ахнула Галя. – Радио одно слушаю, – объяснил брат, – не советское. – Не мог Ленин так поступить! – стояла на своем сестра. – Мозг включи, кто, кроме него, мог такой приказ отдать? – спросил Веня. – Дед с товарищами много людей убили, потому что не все хотели признавать советскую власть. Они бандиты, брали у мертвых что подороже, грабили их дома. Откуда у нашей матери все ценности? – Что? – шарахнулась в сторону Галя. Вениамин быстро свернул беседу: – Ничего. Потом поговорим, мне пора. Рот закрой. Если кому о нашей беседе скажешь, меня в тюрьму посадят. После того дня жизнь Гали превратилась в ад. Дед стал часто звать к себе девочку и заводить рассказы. Галя так боялась старика, что сидела молча, только моргала. Она помнила совет Вени, но воспользоваться им не могла, чья-то невидимая рука сжимала горло, кашлять и чихать не получалось. Один раз старик вдруг похвалил внучку: – Зря я тебя в детстве от себя прогонял, а Веньку любил. Гаденыш он, не хотел меня уважить, время со мной проводить, изображал чахоточного, кашлял, сопли в носу гонял. Ну и пошел дурень к бесам. Ничего он не получит, а тебя я награжу. Хочешь посмотреть, что от меня получишь? Девочка молча кивнула. Павел Николаевич снял с шеи шнурок, на нем висел ключ, протянул его внучке и приказал: – Картину со стены сними, код скажу. За полотном обнаружился сейф. Галя открыла его и вынула бархатные коробки. – Клади на кровать, – распорядился старик, – сейчас узнаешь, откуда ценности. Вот, любуйся! В открытых шкатулках хранились ожерелья, кольца, браслеты. Галя не могла сдержать восхищения: – Как в сказке! На картинке у царевны такие были. – От рисунка проку нет, – заявил Павел Николаевич, – а то, что ты видишь, ого-го сколько стоит. И из уст деда полилось новое повествование о том, как он вместе с товарищами приехал к богатым дворянам и расстрелял их, потому что эти люди прикидывались друзьями советской власти, а на самом деле мечтали истребить всех красных. – Скажи мне «спасибо», – щурился в улыбке дед, – никогда голодной не останешься, все твоим будет. Сколько у нас комнат в квартире? – Шесть, – прошептала Галя, – еще кухня, ванная, туалет. – Почему я с друзьями в одном доме живу? – не отставал дед. – Не знаю, – пролепетала девочка. – За великие заслуги перед советской родиной, – торжественно провозгласил Павел Николаевич, – всем нам дали очень хорошее жилье. В этом здании живут только заслуженные ветераны органов. И квартира тебе достанется, и все цацки. Веньке дулю, мамаше твоей тоже! Охамели они! – Дедушка, а драгоценности тех людей тебе тоже советская власть подарила? – впервые проявила интерес к рассказам старика внучка. – Конечно, – после короткой паузы подтвердил Павел Николаевич.