Тут русские вздохнули и мигом все ожили, но у них исказились лица В злобе все, не обращая внимания ни на кого, бросились до старца: Мол, так поступать нельзя, что у них смерть совсем рядышком была. А далее переглянувшись сразу, и будто бы сговорившись тут давно, Стали требовать на силе реваншизма, на злодеянье страшное одно. «У всех буржуев, – орали они, – должны быть чёрные жестокие сердца! Желаем мы взглянуть и убедиться на цвет мотора у этого народца!» Тогда на это предложение праведник им сказал: «Ну что ж добро». Но только после этого он как-то осуждающе покачал тут головой. И было видно, как завздыхал кудесник пред ними довольно тяжело. Но, что поделаешь ты тут, он в этой ситуации был явно разводной. Теперь волшебник чудный начал и на американцев чары напускать. Похлопав лишь в ладоши, как они сразу стали своё тело обнажать: Разделись сами беспрекословно до последней самой здесь нитки, И давай вприпрыжку в храме этом, голышами, без стыда плясать, Что рассмешило коммунистов вмиг от чародейских чар, зло – шутки. Но через минуту всем танцорам крикнул он: «А ну-ка всем стоять!». А далее этих завороженных кудесник по линии построил сразу в ряд. Затем вдохнул им каждому в лицо, ещё какой – то ядовитый наговор; И те совсем тут закоченели как бы, и сразу ж мёртвым стал их взор. Вот и четверо учеников Сун Дина снова здесь заступили в свой наряд; С подносами в руках они подошли на шаг до каждого американца И стали поджидать дальнейших указаний от своего духовного отца. И снова чародей достал из-под пол халата кривой клинковый нож; И помахал играючи теперь под взглядом русских улыбающихся рож. Потом он знак рукою подал избранной прислуге – верным ученикам, И те порожные подносы подставили к пупам окаменевшим господам. Но теперь представь, читатель мой, здесь на сюжет такой – ужасный; Где кинжал кривой тут колесом летал в руках волшебника опасный. Он им хладнокровно вмиг грудные клетки джентльменам распорол И, спрятав свой тесак на место, с такою речью к коммунистам подошел: «Ну, что в них желаете найти, вынимайте с ран руками на подносы сами. Здесь страшного внучки, думается мне, безусловно, ничего такого нет: Тут надо только поработать, к слову скажем, чуток немножечко руками». Тогда сам генсек выделился с группы и проговорил вот так на этот счёт: «А можно, мудрый человек, порочных капиталистов буду потрошить их я, И, если действительно, сердце – чёрное у них в утробах всё– таки найду, На сделки разные с этими недобитыми ублюдками, уж больше не пойду: А Никсону как непристойному я одно скажу ему, что жить вот, так нельзя». На это праведник лишь промолчал и с равнодушием лишь пожал плечами. «Ага, – ухмыльнулся генсек, ладони как бы потирая, – так значит можно мне? И сразу же сняв пиджак, начал хаотично, засучивать себе рукава руками. А далее, происходило, к сожалению, с ним тут в зале, как в страшном сне. Вот, разумеется, он хладнокровно как бы к своей первой жертве подошел, И мстительно в лицо этому умерщвлённому цинично смачно сразу плюнул. Вот без особого труда, легко, он в нём рану рваную большущую нашел; Засунул в неё руку и, нащупав что-то там, холоднокровно на себя рванул. О, ужас! Страсть какая! Оттуда в тот же миг, без крови, почему-то не выпало, И не вышло, а просто выскользнули, как с дробилки на поднос куда попало, Множество живых, бьющихся, одинаковых по формату, маленькие сердца. Они образовались даже кучей в блюде, и это из одного лишь тела иноверца. Удивительно, но они были без единой капли крови, влажные и скользкие. Эти органы ещё как бы даже тут дымились, и ритмически пульсировали. По залу храма пролетел специфический запах, и сразу же все русские, Побледнели и вспотели, зажав нос руками, всё-таки, однако подметили, Что они были всякими по цвету, и даже с разными ещё особенностями; И желаемое в куче этой поискать, требовалось поработать лишь руками. От страха или ужаса, от дурости или от какой-то настырной твердолобости; Генсек решил отойти от этого потрошенного и, для ясной, верной точности, Перейти на другое тело, но и там, конечно, у него получилось то же самое. И тогда Брежнев понял, наконец, что угодил здесь во что-то непонятное. Да, сюжет со стороны не из-приятных, и не для людей тут слабодушных. Здесь просто груды на разносах адекватные по величине сердца лежат. Но все они различные по цвету, и даже по характеру, пульсируют, дрожат. Вот сердце красное, вот белое, вот синее, а также ещё всяких очень разных; Просто, просто тьма. Всё человеком отобрано, конечно, только для себя. Были здесь органы: алчные, честолюбивые, устрашающие, осторожные; И даже такие, как невоздержанные, необузданные, скрытые, трусливые.