– Плохо не будет. И тут же нанес стремительный, хладнокровный и до ужаса точный бэкфист[7], смахнув с доски одну из трех фигур. А Эрна щелкнула зажигалкой и подумала, что он действительно изменился. И выдохнула дым, наслаждаясь ароматом настоящего кубинского табака. Второго врага Орк заставил согнуться пинком в пах. Перехватил руку третьего – в ней оказался нож, вывернул ее до хруста в суставе, безжалостно сломанного через мгновение, подножкой сбил на землю, подошел ко второму, спокойно взял его двумя руками за волосы и нанес сокрушительный удар коленом в голову. Первый до сих пор пребывал в нокауте, и добивать его Орк не стал. Молча вернулся к Эрне и забрал у нее сигарету. – Жестоко, – резюмировала женщина. Ее пальцы не дрожали. Его, впрочем, тоже. – Ты изменился. – Может, я стал собой? – Не знаю, – протянула Эрна. – Не знаю… Она хотела его до неистовства. Но сейчас, одеваясь, чтобы расстаться навсегда, Эрна снова сказала: – Я не хочу, чтобы все закончилось плохо. Однако Орк промолчал. Ничего не ответил. Только ободряюще улыбнулся хрупкой красавице и пыхнул дымом, вспоминая, как вышел однажды к роскошному бассейну в роскошном загородном клубе, где собирались отдохнуть и расслабиться члены действительно высшего общества. Вышел улыбаясь, пребывая в прекрасном настроении, чувствуя себя героем, готовым свернуть горы и дотянуться до звезд, чувствуя, что может сделать все, о чем попросит любимая, и… И увидел на некоторых мужских спинах и плечах характерные отметки маленьких, очень острых ногтей. Не очень заметные, но очевидные – если знать, куда смотреть и что искать. Тогда он тоже никому ничего не сказал, просто напился в баре. Но запомнил. Запомнил навсегда. A2 archive bummer trip[8] Как вы представляете время? Вы способны вообразить понятие, проносящееся мимо настолько быстро, что остается невидимым? Что оно для вас? Стрелки старинных часов? Сменяющие друг друга цифры электронного табло? Песок, убегающий в тонкую дырочку под действием гравитации? Листы календаря в мусорном ведре? Явившиеся за долгом громилы? Могилы друзей, образы которых постепенно стираются из памяти? Как вы представляете то, в чем измеряется жизнь? Вы задумывались? Что вы видите, когда представляете ВРЕМЯ, означающее вашу ЖИЗНЬ? Может, уходящую вдаль дорогу? Сначала медленную ухабистую колею, которая плавно превращается в скоростное шоссе, и верстовые столбы начинают мельтешить так быстро, что не успеваешь зацепиться взглядом за дни и отсчитываешь прожитую жизнь неделями, а то и месяцами. Может, вам видится огромная скала, что вот-вот навалится на вас? Или бесконечный темный тоннель, в котором лишь изредка встречаются освещенные пятна радости? Как вы представляете время? Как вы его чувствуете? Нет, я не о том, что в тридцать пять лет тело слетает с гарантии, и им начинают заниматься доктора… А в действительности – люди-самоучки, не имеющие доступа к исходным кодам организма. Как вы ощущаете время? – В чем смысл вопроса? Время просто есть. А2 вздрогнул, оторвал взгляд от стола, несколько секунд рассматривал сидящего напротив мужчину, а затем густо покраснел, сообразив, что последнюю фразу произнес вслух. То есть последнюю – точно. А возможно, и все предыдущие. Ему пришлось долго ждать вышедшего по делам хозяина кабинета, и он задумался, а когда А2 по-настоящему задумывался, то переставал замечать происходящее вокруг и начинал произносить вслух захватившие его мысли. Иногда свидетелями размышлений становились умные, образованные люди, и вернувшегося в реальность А2 поджидали интереснейшие и долгие разговоры. В некоторых случаях ему доставались насмешки от потомков обезьян, предлагающих закинуться успокаивающей «химией». Однако в большинстве случаев окружающие старались не замечать высказываний погрузившегося в себя А2. Ведь у всех есть собственные дела. Хозяин кабинета решил воспользоваться удобным случаем начать непринужденный разговор, но ошибся: А2 такой подход не понравился. Ему вообще не нравился собеседник. – Извините, – пробормотал покрасневший А2, вновь упираясь взглядом в столешницу. – Вам не за что извиняться: мне было интересно. – Не сомневаюсь. Мужчина поднял брови, намекая, что дерзость будет наказана, и А2 поспешил объясниться: – Я склонен к созерцанию и размышлениям, иногда парадоксальным… неожиданным для слушателей… я… – увидел в глазах собеседника зарождающееся раздражение и решил, что не стоит углубляться в подробности. – Я просто хотел уточнить, что знаю за собой такую особенность. Ничего более. Ни в коем случае ничего более. Людям нравится меня слушать… говорят, я становлюсь убедительным и… и более интересным собеседником, чем в обычное… чем всегда. Несколько секунд хозяин кабинета размышлял над путаным ответом посетителя, после чего милостиво кивнул: – Понимаю. Показав, что не счел высказывания А2 оскорбительными. Да и как можно ожидать оскорблений от смущенного интеллигента в костюме классического кроя конца ХХ века? Теряющегося от любого замечания и явно напуганного? Беспрестанно поглаживающего поверхность стола и избегающего смотреть в глаза? По всему видать, человека скромного, застенчивого, в чем-то умного, но к жизни неприспособленного, возможно – девственника. – Вы знаете, где находитесь? – помолчав, спросил хозяин кабинета. – Вы решили надо мной посмеяться? – робко удивился А2. – Отнюдь, – покачал головой хозяин. – По опыту знаю, что многие люди не отдают себе отчет в том, чем занимается наша организация. – Я – отдаю. – Тогда, пожалуйста, скажите. А2 вздохнул, поправил smartverre – такого же древнего дизайна, как и костюм, – и неуверенным голосом ответил: – Я нахожусь в институте Права и Толерантности, где занимаются… И вновь замялся. – Счастьем, – закончил за него хозяин кабинета. – Я так и хотел сказать, – подтвердил А2, четко осознавая, что должен проявлять не только внешнее funny, но и внутреннюю лояльность. – Вас ничего не смущает? Последовала короткая, на несколько секунд, пауза, после чего А2 дернул плечом и выдавил давно зазубренную цитату: – Не вижу ничего странного в том, что людям необходимо прививать чувство счастья. Наша цивилизация не так давно ступила на истинно гуманистический путь развития, и хотя общество быстро меняется… – В хорошую сторону или в плохую? – немедленно уточнил хозяин кабинета. – Вперед, – так же быстро ответил А2. – Время еще не научились оборачивать вспять. Теперь взял паузу собеседник. Он откинулся на спинку кресла, несколько секунд не мигая разглядывал А2, затем представился: – Морган Каплан, доктор. – Очень приятно, Алекс Аккерман… биолог… доктор. Профессию А2 назвал неуверенно, однако Морган не обратил на заминку внимания и поинтересовался: – Алекс Аккерман… Вас поэтому прозвали А2? – Да… еще в детстве… – Вы знаете, чем мы занимаемся, доктор Аккерман? – Разве мы не об этом только что говорили? – Я услышал стандартный ответ, а хотел бы знать ваше истинное отношение к происходящему. – Гм… Ответить так, как думал, А2 не мог, поскольку это грозило крупным штрафом и коротким тюремным заключением с последующим помещением в список неблагонадежных. Нужно было отвечать правильно, однако зазубренные определения выскочили из головы и никак не хотели возвращаться. – Не смущайтесь, – благодушно произнес Каплан. – А главное, ничего не опасайтесь, поскольку на этом вопросе все спотыкаются. – Даже вы? Морган рассмеялся. – У вас высочайшее самообладание. – Это от страха. – А2 вновь густо покраснел.