Федор Петрович бросил на пол свою поклажу, подошел к двери, осмотрел замок и подергал ручку. – Наверное, ломом орудовали, – заключил он. – Или какой-нибудь фомкой. Замок вырван почти что с мясом. – Нужно наряд вызвать, – сказала Тонечка. – Напасти какие-то!.. – Не нужно сейчас никого вызывать, – возразил Федор Петрович. – Они все равно среди ночи искать никого не примутся. – Но тут… все перевернуто! Он кивнул. – И портрет, – сказал Родион, – свалился. Старинный женский портрет лежал под столом. Родион потянулся к нему, чтобы поднять. – Не трогай тут ничего! – Тонечка схватила его за руку. – Почему? – Здесь могут быть отпечатки пальцев! Так она писала в своих сценариях и в силу отпечатков верила всей душой. Неожиданно в дверях показалась Саша. – Что вы шумите? – Разве мы шумим? – удивился Родион. – Мы просто стоим и… смотрим. Саша зашла и огляделась. И сказала: – Ох, ничего себе!.. – Вы не знаете, что здесь могли искать, Федор Петрович? – спросила Тонечка. – Что-то искали! Вон даже подушки вспороты!.. Федор не отвечал. И вообще на разгром смотрел как-то странно, словно печально. – В общем, утро вечера мудренее, – заключила Саша Шумакова. – Вы полицию не вызывали? Федор Петрович покачал головой: – Какой от нее толк сейчас? – Согласна. Здесь оставаться нельзя, значит, переночуете у нас, – продолжала распоряжаться Саша. – Тоня, у тебя есть спальное место? – Диван внизу, – откликнулась Тонечка. – Но он короткий. – Значит, у меня. Одна комната как раз свободна. Тонечка посмотрела на нее, и Федор Петрович тоже посмотрел. – Должно быть, это неудобно, – сказал он через некоторое время. – Вы хотите китайские церемонии разводить? Во втором часу ночи? У меня сил нет, честное слово!.. Только нужно дверь как-то прикрыть, не оставлять же так… Федор Петрович подпер дверь лопатой, и они снова вышли на улицу Заречную, под фонарь, заливавший все вокруг пронзительным синим светом. …Очень странно, думала Тонечка, поднимаясь на собственное крыльцо. Странно и опасно. Тот, кто забрался в дом старой княгини, вполне мог забраться и в ее собственный дом, и в Сашин!.. И если она сомневалась в Сашиной правдивости относительно дома и камеи, то уж точно не могло быть сомнений в том, что к Лидии Ивановне вломилась не Саша! – Тоня! – крикнула из-за забора невидимая Саша. – Вы как следует запритесь! Родион, проконтролируй мать! – Вы тоже запритесь! – прокричала в ответ Тонечка. …И этот сторож Фабиан, который не Фабиан и не сторож!.. Если бы несколько часов назад, когда они прикидывали глазами высоту забора, им кто-нибудь сказал, что они привезут мужика в камуфляже, запершего их на участке, к себе ночевать, они плюнули бы лгуну в лицо!.. – Родион, проходи! Где у нас ключ, ты не помнишь? Разумеется, он ничего не помнил про ключ! Он стал заново рассказывать, как перепугался, когда понял, что Тонечки нет, как бегал по улицам искал ее и как хорошо, что Буська была рядом. – А этот дядька знает породу пражский крысарик! Никто не знает, а он знает! – Вдруг он специалист по собакам? Родион, обжигаясь, пил из кружки сладкий чай с лимоном и ел третью плюшку. – Тонь, а он кто? Вообще-то? Тонечка прикинула: – Получается, внучатый племянник Лидии Ивановны. Ну, то есть сын ее племянницы. Короче говоря, внук. – Она подумала и добавила: – И он очень огорчился, когда узнал про Лидию Ивановну. Мне показалось, даже растерялся. – Он не ожидал, что она умрет, да? – живо уточнил Родион. Тонечка кивнула. Легкость, с которой он говорил о смерти, была ей не очень понятна. Он потерял мать и должен знать, что смерть – это навсегда. Он был не слишком мал, люди шестнадцати лет знают жизнь немного лучше, чем пятилетние. А Родион говорит так, словно смерть его удивляет, но ничуть не беспокоит. …Или делает вид?.. И еще она подумала про Сашу Шумакову. Каково ей там, в одном доме с незнакомым дядькой, которого она обещала убить и была в этот момент похожа на рысь? И – в очередной раз! – как было бы здорово, если бы Саша оказалась «хорошей»! Тонечка проснулась от того, что на ее крепость напали недруги и стали долбить стенобитным орудием. Крепость сотрясалась и качалась, держалась из последних сил. Где-то выли волки и тявкали лисицы. Она распахнула глаза. …Господи, ей все приснилось! Слава богу! Но тут вновь раздались громовые удары, и затявкала уравновешенная Буська, которая почти никогда не лаяла. Тонечка вскочила, заглянула в комнату Родиона – тот спал, накрывшись одеялом с головой. Крошечное ушастое существо, напружинив хвост и встопорщив уши, стояло на кровати и лаяло изо всех сил. – Открывай, хозяйка! – донеслось снизу. – Спите, что ль, средь бела дня?! Тонечка ринулась вниз по лестнице, попыталась было распахнуть дверь, но она была замкнута на ключ. Тонечка стала крутить замок и наконец открыла. – Еще на замки позапирались! От москвичи! От затейники! Доброго утречка, мать! А ты чего, без маски спишь, выходит дело? Карантин нарушаешь? – И товарищ майор Мурзин радостно захохотал над собственной шуткой. – Здрасти, – пробормотала Тонечка. – Вам чего? – Нам-то ничего, а вот у вас все больше происшествия! Все воду мутите! Неймется вам!.. Пройти-то можно? Тонечка спохватилась: – Проходите, конечно! – А чего у тебя физиономия лица такая квелая и вроде в пятнах? – продолжал товарищ майор Мурзин. – Живешь бобылкой, мужик поколотить не мог! Об дверь ударилась? И он опять засмеялся. – А… это у меня аллергия, – сказала Тонечка. – На комаров. – От москвичи! От чего только не удумают в своей Москве! И вирусы там у вас, и аллергии всякие! Сидели бы там-то по высотным этажам со своими аллергиями! Нет, ведь к нам валом валите! – Вам что нужно, товарищ майор? – спросила Тонечка. – От меня?