Они посидели молча, а потом священник стал собирать документы. – Вот такая история, – сказал он и запер папку в секретер. – Пакостная, надо признаться. – Нужно подумать, кто мог знать про ковчежец, – выпалила Тонечка. – Всех выписать на бумажку. И отсюда начинать действовать. – Действовать в данном случае должны компетентные органы, – поморщился Федор Петрович. – Майор Мурзин, вы считаете?.. – осведомилась Тонечка. Священник улыбнулся: – Да, наши органы не особо компетентные, конечно. – Значит, нужно обращаться в Москву. – Да это уж в епархии решат, куда обращаться, – пробормотал отец Илларион, и лицо у него стало тоскливым. – Э-эх! Не уберег реликвию. А ведь просил вдову, чтоб забрала дары, так просил!.. – Так. – Тонечка поднялась и стала ходить по «зале», то отражаясь в зеркале, то пропадая из него. – Значит, прежде всего вдова. И еще! Наверняка, адвокаты Димы Бензовоза знали о его покупках. Может быть, помощник или помощники. – Да где их теперь всех найдешь?! – Отец Илларион всплеснул большими руками, как давеча петух крыльями. – Столько лет прошло, да и не знаю я никого! – Но вдову-то знаете? Федор Петрович вдруг поднялся, поймал Тонечку за руку и заставил остановиться: – Должно быть, вы на самом деле пишете хорошие сценарии, – сказал он, глядя ей в лицо. – Но это не сценарий! За реликвию такого рода вполне могут убить, и расследовать ее пропажу самостоятельно вы уж точно не сможете! – Имеется в виду, что я лезу не в свое дело? – осведомилась Тонечка. Он ничего не ответил. Тонечка освободила руку и спросила отца Иллариона: – А где она живет, вдова Димы? – За границей где-то, – сказал священник таким тоном, словно он был виноват в том, что вдова живет за границей. – Она после мужниной смерти сколько-то в Москве побыла, вот в Дождев приезжала, а потом куда-то за границу сгинула, я ее и не видал больше. – Вот видите, – невыносимо назидательным тоном сказал Федор Петрович. – Хотя история… притягательная, это уж точно. – Что ж это я, – спохватился отец Илларион. – Нам погребение нужно обсудить, а я вас в свои закавыки путаю. – Ничего вы не путаете, – пробормотала Тонечка. Назидательный тон внука Лидии Ивановны привел ее в раздражение. – Вас подождать, Федор Петрович? Или вы сами до Заречной доберетесь?.. Федор Петрович поблагодарил, сказал, что, разумеется, доберется сам, и Тонечка отправилась домой. Родион сидел на заднем крыльце и рисовал, держа альбом на коленях. Крохотная Буся была пристегнута поводком к перилам террасы и маялась, недоумевая, зачем с ней так поступили. – Что такое?! – изумилась Тонечка. – Зачем ты собаку посадил на цепь? Родион вздрогнул, альбом полетел у него с колен, он проворно поднял его и уставился на мачеху очень-очень правдивыми глазами. – Та-а-ак, – зловеще протянула Тонечка. – А уроки? А дрова? – Тоня, я… Тоня, сейчас все будет! Правда! Ты только не ругайся! – Отстегни собаку, – приказала Тонечка. – Там клещи, – фальцетом пискнул Родион и сглотнул. Мачехин вид не предвещал ничего хорошего. Грозы не миновать. – В траве! – Сколько это будет продолжаться? – грозно спросила Тонечка. – Чего ты добиваешься? Скандала? Будет тебе скандал, еще какой!.. – Тоня, я… – Тебя же попросили по-человечески! Сделай ты эти уроки дурацкие и помоги мне немножко по хозяйству! Всего ничего! И ты ни с места! Тебе нет до нас никакого дела, тебе есть только до себя самого дело! – Есть! – опять пискнул Родион. – Мне есть дело!.. – Почему я все время должна идти тебе навстречу, а ты и пальцем не хочешь пошевелить? Почему у нас игра в одни ворота?! – Тонечка швырнула на крыльцо рюкзачок. – Так не бывает! – Нету у нас игры… – Ты хочешь, чтобы я у тебя забрала карандаши и альбомы и выдавала только по праздникам?! Или после того, как ты контрольную сдашь? Я могу! – Не надо! – Люди так не живут, ты понимаешь это или нет?! Люди отвечают за свои слова и поступки! Никто не делает ежеминутно только то, что ему хочется! Несмотря на воспитательный пыл, ее вдруг обожгло стыдом – она-то как раз делает исключительно то, что ей хочется! Ей захотелось отправиться в дом батюшки, и пожалуйста – она отправилась. Захотелось найти украденную реликвию – она принялась придумывать, как ее найти. Теперь от раздражения ей непременно нужно с кем-нибудь поругаться, вот она и делает это. А Родион ни в чем не виноват, пожалуй. Она же ему разрешает ничего не делать, а тут вдруг с места в карьер принялась за это самое, разрешенное, ругать!.. Тонечка покраснела так, что на глазах у нее показались слезы. – Тоня, – уж совсем перепугался Родион и стал торопливо отвязываться собаку, – ты не переживай так! Я сейчас все сделаю! Уроки сделаю и покажу, правда! И дров натаскаю. Освобожденная Буся моментально подскочила к мальчишке, села ему на ногу, встопорщила уши и затявкала на Тонечку – защищала хозяина. – И альбом забери, – продолжал Родион и стал тыкать в Тонечку альбомом. – Правда! Я больше не буду рисовать!.. Я буду уроки делать! Этого воспитательница уж совсем не могла вынести. – Уходи и не показывайся мне на глаза! – велела она. – Я позвоню отцу, он заберет тебя в Москву. Я с тобой справиться не могу!.. И ушла в дом. У себя в комнате она некоторое время сидела на кровати – в доме стояла могильная тишина, никаких звуков. …Тишина тоже бывает разная – ласковая, теплая, сонная. Или – жесткая, ледяная, враждебная. Сейчас в доме была враждебная тишина. – Все из-за тебя, – сама себе сказала Тонечка и заплакала. – Все из-за твоих фанаберий!.. Ты или воспитывай его как следует, или не вяжись к нему с глупостями!.. Она всхлипывала, утиралась рукавом толстовки. …Так жалко мальчишку! И саму себя, разумеется, тоже жалко – ей неинтересно «правильно» его воспитывать, а хочется вместе с ним узнавать мир. Он видел многое не так, как привыкла видеть Тонечка, и ей это было интересно. Как интересны были… приключения, происходившие в ее жизни в последнее время, и неинтересен карантин, вирус, маски и перчатки!.. У нее был верный способ борьбы с разного рода житейскими неприятностями. Она звонила мужу, и неприятности сами собой куда-то девались. Тонечка еще немного повсхлипывала и взялась за телефон. – Я поругалась с Родионом, – выпалила она, услышав его «Тоня?» в телефоне. – И не он виноват, а я!.. Саша, я не умею воспитывать детей! – У тебя замечательные дети, – тут же сказал муж. – Что ты придумала? – Я на него ору, а нужно не орать, а объяснять! И делать так, чтоб ему было интересно! – Что – интересно? – поинтересовался муж. – Вот рисовать ему, например, всегда очень интересно! – Жить нормальной жизнью! Учить уроки! Убирать постель! Ну, как все люди! – Тоня, послушай, – сказал муж нетерпеливо. – Мы оба понимаем, что ему никогда не будут интересны уроки и убирать постель. Не выдумывай! И нормальной жизнью он жить не сможет, потому что он ненормальный. – Что ты имеешь в виду?! – тут же пошла в наступление Тонечка. – Не как все, – продолжал муж. – И никогда не будет как все. – А что же делать? Он же… не сможет! – Ты ему поможешь, – сказал муж убежденно. – И я тоже помогу. И дед с бабкой, то есть Марина и Андрей!.. Мы все теперь на его стороне. – Но ведь когда-нибудь нас не будет, и он останется один… – Он останется с братом и сестрой, – перебил Герман. – В этом суть, Тоня! Я почти до пятидесяти лет не понимал, в чем смысл семьи, а теперь, черт возьми, понял!.. И спасибо тебе за это!