– Она на березы у ручья смотрела, – возразил Родион. – Они там лучше. И листья раньше распустились! – Да я не об этом, – пробормотала Саша Шумакова. В прихожей Тонечка обнаружила засунутый за раму овального зеркала клочок бумаги. Синей шариковой ручкой на нем было накорябано: «Валюша, среда, зайти». Тонечка вытащила бумажку и рассмотрела – больше на ней не было ни слова. – Какой сегодня день? – спросила она у Саши. – Понедельник, – быстро сказала она. – Вчера я приехала, было воскресенье. – Мы на этом карантине счет времени совсем потеряли. – Тонечка показала ей бумажку. – Больше ничего нет. Только какая-то Валюша. – Пойдемте отсюда, – предложила Саша. – Ничего мы не найдем. Слушай, Тонь. – М-м-м? – Нужно бульон забрать. Пропадет. Бабка его сварила, вон на улицу выставила! Что же его теперь, вылить? И они посмотрели друг на друга. Уходили они с кастрюлей, книжкой и запиской. Родион держал на руках свою собаку и был задумчив. Саша растерянна, Тонечка грустна. Мужу, когда тот позвонил, она не призналась, что ходила в дом старухи искать следы ее родственников. Она отлично понимала, что участковому влетит – он все перепутал, решил, что городское начальство печется о покойной старухе, а не о заезжей москвичке!.. – Ты бы позвонил Родиону, – попросила Тонечка. – Он беспокоится за тебя. Вдруг ты не справишься с мировой катастрофой, и вселенная погибнет. – Это он так сказал? – Я так сказала. Но он так думает. – Позвоню, – пообещал Герман. – Я сегодня к нашим поеду, отвезу еду и книги. Твоя мать просила привезти книг, целый список составила. – Ты только смотри не перезаражай их!.. – Я дальше террасы не пойду, – успокоил муж. – Пакеты оставлю, и мы посидим… на социально безопасном расстоянии!.. – Ужас, – сказала Тонечка. – Ужас, – согласился Герман. – Жди меня, и я вернусь, Тоня! Скорее всего, в субботу. На самом деле хорошо, что вы уехали. В Тверской области все же безопасней. – Хорошо, что в этом году у Родиона экзаменов нету. Десятый класс! – И это тоже хорошо. Они попрощались, и вскоре явилась Саша Шумакова с объемным пакетом из коричневой крафтовой бумаги. Кроме обещанных московского хлеба, масла и банки икры, в пакете оказались коробка зефира, банка первосортного чая, паштет и бутылка красного вина. – Прямо раблезианство какое-то, – сказала Тонечка, оглядывая гостинцы. – Мы сейчас все твои деликатесы поедим, а ты с чем останешься? Опять в Москву поедешь? Пополнять запасы продовольствия? Саша махнула рукой. – Я одна, – сказала она беспечно. – Мне никаких особенных запасов не надо. А у тебя ребенок. – Да ребенка этого паштетами и зефирами кормить – грех один! Не в коня корм. – Он худой как щепка. – Вот именно! А ест, как будто еду в чемодан укладывает. Саша засмеялась. – Вы давно здесь обитаете? – Еще до карантина заехали. Наш папа страшный паникер. Он нас сразу спровадил, как только стали показывать, что в Италии творится. Он сказал, что не сегодня завтра в Москве будет так же, и привез нас сюда. А потом уже карантин объявили. И он нам велит здесь сидеть и не высовываться. – Правильно он велит. Мои друзья-врачи говорят, нужно пересидеть обязательно! Что от болезни все равно никто не застрахован, но лучше переболеть или до пика, или после. – Да уж… – пробурчала Тонечка. – Кто бы мог подумать… – На террасу пойдем или здесь? – Холодно еще, на террасе замерзнем. Зато на воздухе. – Так здесь или на террасу пойдем?! – Пойдем, – решила Тонечка. На столе стояла ее утренняя чашка с давно остывшим кофе. Тонечке показалось, что сегодняшнее утро было давным-давно, как в прошлой жизни. …Про Москву и работу она тоже часто думала: все это осталось так далеко, что даже непонятно, было ли на самом деле, или ей просто показывали кино, в котором она играла главную роль. Кино закончилось, и главная героиня оказалась в Дождеве Тверской области, в старом домике на берегу ручья с мальчишкой и крохотной смешной собакой. Из магазинов только «Рублевочка», из развлечений только телевизор. Из одежды только джинсы, толстовки с капюшонами и вытянутыми рукавами и «позорный волк». Когда начинался дождь, приходилось подтаскивать к углу террасы длинную ржавую трубу, чтобы не заливало фундамент. Когда холодало, нужно было растапливать голландскую печь, таскать из сарая дрова, колоть щепки, складывать в печкином зеве «шалашиком», дуть, зажмуривая глаза от золы, чтоб разгорелось. Да еще старая княгиня взяла и умерла сегодня утром прямо посередине соседского участка!.. – Ты ее хорошо знала? – спросила Саша Шумакова, словно подслушав Тонечкины мысли. – Совсем не знала, – призналась Тонечка. – Она через нас на ручей ходила. Во-он, видишь, в ту калитку? На скамейке там подолгу сидела. Родион ее рисовал, а я и не знала! – Он хорошо рисует? – Мне кажется – прекрасно, – объявила Тонечка. – Вот тебя нарисует, посмотришь. – Может, он и не собирается меня рисовать, откуда ты знаешь! – Он рисует все, что ему нравится. – Тонечка улыбнулась соседке. – А ты ему понравилась, совершенно точно. Саша вдруг смутилась, как будто Тонечка отпустила ей бог весть какой комплимент. – А что у вас за собака? Дивное существо! – Пражский крысарик, – отозвалась Тонечка из дома. Она составляла на поднос посуду. – Мы зимой взяли, и она от Родиона не отходит!.. Эти собаки с легендой, они спасли средневековую Прагу от чумы, передушили всех чумных крыс! На самом деле, они настоящие собаки, несмотря на то что крохотные. Видела бы ты, как она Родиона охраняет! Когда я его ругаю, она прибегает, садится ему на ногу и тявкает на меня! Чтоб я не ругалась!.. Родион! – прокричала она в сторону лестницы. – Спускайся, мы чай собираемся пить! И покажи нам свои рисунки! Можешь? Мальчишка явился минут через двадцать, не меньше. – Моя бабушка, – возвестила Тонечка, – если кто опаздывал, к столу не допускала! Опоздавший всегда обедал в одиночестве на кухне. – Это предрассудки, – заявила Саша. – Вот, – сказал Родион и выложил на стол папку, из которой в разные стороны торчали рисунки. – Буська, иди ко мне, замерзнешь!.. Невесомое существо, как на крыльях, подлетело к Родиону, он подхватил его с пола и сунул за пазуху. Собака немедленно высунула морду, встопорщила уши и заулыбалась. – Можно? – Саша потянула к себе папку. Родион кивнул. Тонечка щедро намазала на кусок белого хлеба масло и выложила паштет. Мальчик немедленно запихал хлеб в рот, кажется, целиком. – Слу-ушай, – протянула Саша с изумлением. – У тебя талант! Родион довольно хрюкнул. Ни в какие свои таланты он не верил, рисовать – это так легко, нет ничего проще! – но любил, когда его хвалили. – А вот это где? Воздушные шары над обрывом? Или ты придумал? – В Нижнем Новгороде, – ответила за Родиона Тонечка. Ей тоже очень нравилось, когда Родиона хвалили. – Мы зимой там были. И собака наша оттуда. – С ума сойти, – искренне сказала Саша. – Правда. – А это уже здесь, – прокомментировал Родион, поедая второй бутерброд. – На ручье. Мостки почти сломались, но зато красиво. – Очень! – А это старая княгиня. Ее на самом деле Лидия Ивановна зовут, она мне сказала. Тоня, а ты точно уверена, что она умерла? Тонечка молча кивнула. Подошла, стала у Саши за спиной и тоже стала смотреть.