Жена, сын и собака преданно смотрели на него, виляли хвостами и переминались с лапы на лапу, готовые мчаться во всех направлениях. В конце концов он взмолился: – Да не смотрите вы на меня так! Я подавлюсь. – Мы тебя сразу спасем, – откликнулась Тонечка. – Ничего страшного! – Мне кажется, что я Николай Ростов, – признался Герман. – Сцена в доме старого графа. – Почему ты Николай? – удивился мальчишка. – Родион, мы же с тобой смотрели! И даже пытались читать «Войну и мир»! – Мачеха закатила глаза. – Точно! – вспомнил Родион. – Был там какой-то Николай. Он все деньги проиграл. – О господи. – Пап, ты надолго приехал? Герман, которому, как и литературному персонажу, хотелось, чтобы обожание и восторг продолжались, спросил: – А что такое? Я вам уже надоел? Жена, сын и собака на разные голоса заныли, завыли и затявкали, что они так его ждали, так скучали, так надеялись на встречу, в общем проглядели все глаза. – Пока не знаю, что там будет с работой, – сказал он серьезно. – На всякий случай я привез роутер, чтоб из дома работать, может быть, и получится. – Плохо на работе? – спросила Тонечка. – Трудно, – ответил он. – Все проекты заморожены, и непонятно, когда можно будет возобновить. Люди по домам. Кто на зарплате, тем я плачу, но у нас же в основном на договорах. – Я сама на договорах, – пробормотала Тонечка. – Артисты взаперти сидят, – продолжал Герман. – Вот уж кому не позавидуешь! У них у всех поголовно психика расшатана, а тут работы нет, денег нет, на улицу нельзя. – Да, – согласилась Тонечка. Взяла его руку и поцеловала. – У нас тут рай в этом отношении. Мы распустились, без масок на улицу выходим. – Это напрасно. – Саша, вот ты с нами тут побудешь и тоже распустишься! Точно тебе говорю. Потому что совсем другая жизнь! Людей мало, общественным транспортом никто не пользуется, все больше на велосипедах разъезжают. Высотных домов нету! А в «Рублевочку» мы снаряжаемся как положено. – Куда? – не понял Герман. Тонечка махнула рукой. – Наш магазин так называется. Смысл двойной или даже тройной! Вроде и дешево, потому что рублик, и богато, потому что Рублевка, и по-домашнему, потому что «Рублевочка»! – Пап, я тебе рисунки покажу? – Конечно, – сказал отец. – Тащи скорее. Пока Родион бегал, родители целовались, а когда прибежал, они уже сидели по-прежнему. Мачеха обожала отца взглядом, а тот таял от обожания. Как хорошо. – Вот это старая княгиня, – говорил Родион, а Тонечка поясняла: – Наша соседка Лидия Ивановна, которая умерла, помнишь, я тебе рассказывала? Я потом догадалась, что ее убили. – Это березы и утки, – продолжал Родион. Отец взял портрет старой княгини и всмотрелся хорошенько. – Какое интересное лицо, – заметил он. – На Ахматову она похожа. – Вот ей-то папа римский Иоанн Павел Второй и подарил камею. Вернее, ее мужу, дяде Филиппу. Видишь, она на всех портретах с камеей? – Тоня, – сказал Герман, – я надеялся, что ты все придумала. И нет никаких ватиканских камей и апостольских нунциев. – Как же нет! – воскликнула Тонечка. – Когда есть! – А вот это Саша, наша другая соседка. – Родион вытащил следующий рисунок. – Очень красивая, – сказал отец с удовольствием. – И хорошая, – вставила Тонечка. – Вот дядя Арсен, сапожник. Он мне тоже понравился, я его еще и вот так нарисовал, видишь? – Вижу, вижу, – откликнулся отец. – Слушай, Родион. У тебя талант. Если бы я не знал, что он сапожник, по портрету догадался бы. – Конечно, талант, – согласилась Тонечка с удовольствием. – Только вот он не учится совсем! За уроки не усадить! – То-оня! – Ладно, ладно, – торопливо выговорила мачеха. – Потом поговорим. – Это отец Илларион, он поп, – продолжал мальчишка. – Папа, вот, например, человек работает попом. – Священником, – поправил отец. – Ну да. Почему он не может договориться с Богом, чтоб не болеть и не умирать? Вот если ты начальник, а у тебя человек работает и он к тебе обращается с просьбой, ты что, не выполнишь? – Смотря какая просьба, Родион. Может, я бы и рад, но не в моих силах. – Нет, тогда я не понимаю, зачем идти работать попом, если с начальником договориться все равно не можешь. – О господи, – сказала Тонечка. Она потихоньку радовалась тому, что отец приехал и она с чистой совестью все сложные вопросы, в том числе и теологические, может переадресовать ему. – Я не знаю, я никогда не работал священником, – немного подумав, сказал Герман. – Наверное, имеет смысл у него самого спросить, и он объяснит!.. – А вот наш храм, – продолжал Родион. – Ну, купола только. Это я рисовал с дороги, во-он оттуда, их как раз видно. Это Буська, и это тоже. Смешная собака. Это Федор Петрович, я его успел только один раз нарисовать. – Дай-ка я посмотрю, – попросила Тонечка и потянула на себя рисунок. Федор Петрович оказался довольно симпатичным и немного несчастным. Именно таким он и был. – Это тетка к нам приезжала чудная. Когда говорит, вот так глазами делает и плечами поводит. И с ней два дядьки, но они неинтересные. Вот Сашин дом, у нее на участке старая княгиня умерла. Прямо возле колодца, видишь? Только он не настоящий оказался, а поддельный. А это ручей опять. Тонечка встала, зашла мужу за спину, пристроила подбородок ему на макушку и стала смотреть вместе с ним. – Да, – сказал Герман в конце концов. – Вы тут интересно живете, ребята. – Еще как, – откликнулась Тонечка. – Ты даже не представляешь, до какой степени интересно. – Ты мне расскажешь? Она вытаращила шоколадные глаза и зачастила: – Я тебя еле дождалась! Мне так нужно все тебе рассказать! Вот прямо все! И мне нужна твоя помощь! Я без тебя не справлюсь. – Грехи наши тяжкие, – пробормотал Герман. – Сколько раз я просил тебя ни во что не ввязываться, а? Ты же мать семейства, у тебя дети! И родители! И муж! Вот он! – И стукнул себя кулаком в грудь. – Ты же не какая-нибудь сирота! Эта самая «сирота», которой он отчего-то принялся ее именовать, Тонечку смешила. – Пойдем на террасу, – позвала она. – Там холодно, но у меня есть «позорный волк». А себе ты что-нибудь привез? Удобное, теплое, в общем, подходящее для нормальной жизни? – Полную машину, – признался Герман. – Только мне сейчас разбирать лень. Завтра разберем, ладно? – Я тебе выдам прелестную телогрейку. Мы на чердаке нашли, как только приехали. В ней всего две дырки. И хочешь кофе? Я сварю. А потом чаю выпьем из самовара. Они вышли на террасу, уселись в плетеные стулья и стали смотреть в сад. – Я по тебе скучал, – сказал Герман и взял жену за руку. – Я привык, что можно вот так сесть и взять за руку. А тебя нет и нет.