— Твой повелитель слушает! — не удержался я. — Так, повелитель, Петров мне сказал, что едет к тебе? — очень «нагло» у «повелителя» поинтересовалась Вика. — Да. — Держи его до моего приезда, у меня для него сюрприз есть. — А позволено будет повелителю узнать, что за сюрприз? — полюбопытствовал я. — Нет. — Вика отключилась. — Никакого уважения! — бросил я, и вернулся к изучению планов особняка Юсуповых на планшете. Петров добрался достаточно быстро и сходу озадачил нас с Прохором трудно решаемой задачей: — Лёха, Прохор! Мне Михаил Николаевич аванс выдал за портрет! — он вывалил на стол несколько пачек рублей. — Я совершенно не представляю, что с ними делать! — Сколько здесь? — поинтересовался спокойно мой воспитатель. — Десять тысяч. — совсем сник мой друг. — Если родители узнают, мама тут же в Москву примчится, и возьмёт меня в оборот! Коммерческий! — трагически прошептал он. — Она может. — кивнул Прохор, достаточно хорошо знавший чету Петровых. — Пока бате твоему её возня не надоест. — Да. — подтвердил Сашка. — А она таких дел успеет наворочать, пока у отца терпение не закончится! — От нас-то ты что хочешь? — так же спокойно поинтересовался мой воспитатель. — Возьмите деньги на сохранение, чтоб родители не узнали! — взмолился он. — Да… — Прохор посмотрел на меня. — Однозначно требуется визит Михаила Николаевича на Смоленщину… Охота там какая… Или просто отдых от суеты столицы… Пышный отдых, чтоб столичный блеск прям пёр из всех щелей! Чтоб госпожа Петрова прониклась и осознала своё место в социуме! Поговоришь с дедом, Лёшка? Заодно и мы, сирые, под это дело к истокам прильнём? Очень я скучаю по старым временам… — он мечтательно уставился вдаль. — Великих князей на это дело ещё можно подвязать. — улыбнулся я. — Глубинка, экзотика, все дела?.. — Банька, свежий воздух, леса, девки смоленские! — подхватил Прохор. — Вообще лепота получится! Чего ради друга не сделаешь? — он подмигнул оживавшему на глазах Петрову. — Но с Михаилом Николаевичем всё равно авторитетней получится. Он умеет внушать… — мой воспитатель подошёл к холодильнику, достал бутылку водки и налил стакан, который и протянул Сашке. — Пей. А то зелёный весь от переживаний. — тот покорно употребил. — Полегчало? — Спасибо, Прохор! — отдышался тот. — А то, как представлю себе маман с этими деньжищами… В этот момент в гостиной появилась Вяземская с очень милой, высокой блондинкой с голубыми глазами, короткая юбка которой не скрывала длинных, великолепно развитых ног профессиональной танцовщицы. Видимо, именно эту девушку Алексия прочила на место любовницы Петрова. Он, в свою очередь, к ногам девушки тоже не остался равнодушен, и начал рукой нащупывать свой альбом, не отрывая от них взгляда. Прохор, тем временем, налил моему другу ещё один стакан водки, который был так же быстро употреблён Петровым. — Лизонька, — усмехнулась Вяземская, — Это Александр, очень талантливый художник. И он, в последнее время, увлекается написанием обнажённой натуры, а с натурщицами у него беда… Будешь у нашего Александра музой, Лизонька? — Музой буду, Виктория Львовна. — кивнула та. — Тогда пошли, я провожу вас с Александром к нему в студию. — сказала Вяземская. — Пойдёмте же, Александр! — девушка протянула руку Петрову. Тот автоматически её взял, и спросил у Вики: — К-какая студия? — Этажом ниже. — улыбалась та. — Пошли уже, Рембрандт. Они втроём удалились. — Прохор, что это было? — попытался выяснить я. — Погоди, сейчас Вика придёт. — отмахнулся он. Улыбающаяся Вяземская вернулась через пару минут. — Я же обещал, что наш Рембрандт будет согласен на всё. — усмехнулся Прохор. — А ты не верила. — Была не права. — признала Вика. — Девочка проинструктирована, границы знает. Ты даже вино, водку и закуску им там оставил? — Конечно. — кивнул довольный Прохор. — Как ты позвонила, сразу же и сбегал. А порядок наводить не надо было — Дворцовая полиция за собой убралась. Закуски только чуть в холодильник положил. — Так вы что, договорились? — стало до меня доходить. — Прохор, а как же решение проблем с Сашкиными родителями? — Я от своих слов не отказываюсь. — хмыкнул он. — А деньги надо положить на отдельный счёт в вашем банке. — мой воспитатель взял на кухне пакет и сложил туда пачки рублей. — Хоть он и несовершеннолетний, я всё сделаю. Получит у нас Александр золотую карту без ведома родителей. — Что за деньги? — поинтересовалась Вяземская. — Князь Пожарский, Михаил Николаевич который, нашему Рембрандту аванс за свой портрет дал. — пояснил ей Прохор. — А там такая мамаша… Если узнает о финансовых успехах сынишки, будет наш талант с утра до ночи в мастерской пахать, а на него ещё и покрикивать будут. — Понятно. А что это за интересный камуфляж в прихожей висит? С не менее интересными шлемами? — спросила Вяземская. — Сберкассу идём с Лёшкой брать. — ухмыльнулся Прохор. — Ночью жди своего милого с добычей. — Помощь нужна? — просто спросила она. — Ты, Вика, забудь о том, что видела. — казалось бы ласково произнёс мой воспитатель, да так, что у меня мурашки побежали. — И вечерком спокойно спатеньки ложись. Лёшка поздно сегодня будет. За предложение — спасибо. Но, нет. Ты меня поняла? — Да. — кивнула та, напрягаясь. — Вот, и славно. — кивнул Прохор. — Давайте уже ужинать. И предлагаю сходить до «Избы», мне сегодня некогда было у плиты стоять. * * * Около девяти вечера Сашка прибежал за вином. Выглядел счастливым, от наших шуточек только отмахнулся и попросил у Прохора разрешения переночевать в так называемой студии, на что получил согласие. Меня очень радовало, что мой друг в последнее время менялся на глазах — постепенно уходила природная застенчивость и появлялась здоровая уверенность в себе. Вернее, твёрдость, к которой он должен был привыкнуть, слишком уж быстро поменялся мир вокруг него — попасть из провинции сразу, фактически, в высшее общество. А ведь его могло кинуть и в другую крайность! Но Сашка нисколько не загордился, не начать из себя строить непонятно кого. А его художественное творчество? Он даже не думает его монетезировать. Слава богу, что дед Петрова под опеку взял, да княжон в очередь поставил, иначе беды не миновать… К десяти вечера мы с Прохором были полностью готовы для мероприятия. Пафнутьев ждал нас в гараже на чёрной тонированной «Нивке». Мы кивнули ему и молча сели в машину. — Там все на месте. — сообщил он. — Патруль из трёх человек, главный, предположительно, воевода. В гостевом доме, как я и говорил днём, ещё до десятка бойцов. Изменений в плане не произошло? — Нет. — ответил я, одевая по примеру Прохора маску. Волновался ли я? Конечно. Но совсем по другому поводу. Тот план, который мы разработали сегодня днём, на самом деле был запасным, на тот случай, если основной не сработает. Я даже был готов к последующим упрёкам Прохора, которые обязательно последуют. Но если всё у меня получится, красота и элегантность, об отсутствии которых говорили мой воспитатель с Пафнутьевым, будут присутствовать в полной мере. Как и было решено днём, Пафнутьев довёз нас до 1-го Зачатьевского переулка, большое количество выездов из которого позволяло выбирать оптимальный путь эвакуации в случае осложнения ситуации. Проверив лишний раз связь через шлемы, мы с Прохором вылезли из машины и быстрым шагом направились в сторону Курсового переулка. Именно на нём стоял особняк Юсуповых. Устроился этот Род, конечно, очень хорошо — тупиковый переулок, сзади их участок выходил на Пречистенскую набережную Москва-реки, перейти дорогу — и ты на территории Храма Христа Спасителя… Да и сам особняк был больше, чем у Пожарских, но и построен он был в 20-х годах XX века, тогда как наш — в 80-х XIX-го. Стесняться мы с Прохором не стали — так и шли по достаточно хорошо освещённому Курсовому переулку в шлемах, не обращая никакого внимания на редких прохожих и проезжающие автомобили. Глянув ещё раз на светящуюся «рожу» моего воспитателя и прикинув, что выгляжу так же, хмыкнул, представляя, что думают о нас обыватели. — И куда это мы спешим, уважаемые? В таком-то виде? — с нами неожиданно поравнялась подъехавшая сзади полицейская «Лада», окно которой было открыто, и из него торчали удивлённое лицо полицейского и дуло автомата. — Хэллоуин сегодня, господа полицейские. — прогундел Прохор, не сбиваясь с шага. — Слышали про такой бесовской праздник? Отмечать идём. — А чо за костюмы? — хмыкнул патрульный. — Полицейская группа захвата. — ухмыльнулся мой воспитатель и выпятил грудь. — Вот те крест! — он перекрестился. — Ты чего меня лечишь? Группа захвата… — полицейский крайне скептически отнёсся к словам Прохора. — Хэллоуин только в конце месяца будет, каждый год эту бесовщину по всей Москве гоняем! Так куда направляемся, спецназеры? — А никому не скажете, дяденьки полицейские? Это большой-большой секрет! — продолжал развлекаться Прохор. — Зуб даю! — полицейскому, видимо, тоже было скучно на дежурстве, и он, поддерживая игру, с характерным звуком зацепил зуб ногтём. — Юсуповых бить идём. — заговорщицким тоном «признался» мой воспитатель. — Вон оно чо… — разочаровано протянул тот. — Дело, конечно, хорошее, но насквозь противоправное. — сделал вывод полицейский. — Давайте-ка шагайте вот туда, господа спецназеры. Ручонки на стену, ножки врозь. — Служивый, — хмыкнул Прохор, — не мешай честным людям развлекаться! Езжай потихоньку гопников гонять. — вокруг полицейской машины заплясали огоньки, с каждой секундой становясь всё крупнее и ярче. — Гони, твою мать! — заорал полицейский своему напарнику, машина взвизгнула покрышками и понеслась вперёд, пока, наконец, свернув в сторону набережной. — Вояки… — презрительно бросил мой воспитатель им вслед. — Второй, что случилось? — услышал я в ухе голос Пафнутьева. — Почему полиция вызывает подмогу? В рацию орут, что им воевода угрожал. Еще орут, что готовится нападение на Юсуповых. Первым был я, Вторым — Прохор, Третьим, соответственно, Виталий Борисович, у которого в машине стоял навороченный сканер. — Арестовать нас хотели за непотребный вид, Третий. Костюмы им наши, видите ли, не понравились. Пусть приезжают к Юсуповым. Нашему плану это только поможет, лишний резонанс точно не помешает. Конец связи.