С минуту бабка молчала, а потом заявила нейтральным тоном: — Алексей, я наблюдала за тобой весь вечер… — Вот как? — Да… Видела твой танец со Стефанией… Внучок, эта Бурбон совершенно тебе не идет, бледновато она смотрится на твоем фоне… То ли дело Анечка Шереметьева, умница и красавица, да и Женя Демидова, если присмотреться, не так уж и плоха… А какое за Евгенией приданое дадут… И это я еще не говорю про возможности рода Демидовых, которые пойдут довеском… С кем тебе, Алексей, больше танцевать понравилось? — и опять эта очаровательная улыбка. — С Лизой, — хмыкнул я, кое-как удержавшись от того, чтобы назвать Алексию, — вот уж ей точно нужен только я, а не моя фамилия и статус. — Фамилия и статус, Алексей, всегда идут приятным довеском, а что у Шереметьевой, что у Демидовой все есть и без тебя. Просто эти две девочки чувствуют, что ты сильнее их, всегда будешь сильнее, вот и тянутся к тебе. Это же касается и Инги Юсуповой, и твоей Алексии, а вот глупенькая Наташа Долгорукая хочет только статуса, который ей старшие родичи, конечно же, постараются обеспечить, но не в нашем роду. — Бабушка, ты к чему завела весь этот разговор? — поморщился я. — А это я перед собой пытаюсь оправдаться за несчастливый брак твоего отца, которого заставили жениться не на твоей матери, а на этой паршивке Гагариной… — Не совсем понял, а я тут при чем?.. — Катька Гагарина очень похожа по типажу на Долгорукую, такая же размазня, и твой отец довольно быстро потерял к ней… интерес, хоть она и родила ему трех замечательных дочек, а меня такая безропотная супруга старшего сына устраивала, потому что не мешала общению с Сашей и внучками… Только тут я сообразил, что медляк закончился, и мы с бабкой «качаемся» под быструю музыку. — Все это прекрасно понимали, — невозмутимо продолжала она, — и с твоим появлением Гагарины осознали, что теряют остатки былого влияния, к которому привыкли. Вот и… — Все равно не понял. — Шереметьева с Долгорукой будут держать тебя в тонусе, Алексей, тебе с ними будет интересно, как и им с тобой, а это тот фундамент, на котором можно построить крепкую счастливую семью. А бабы на стороне… Просто не надо их так афишировать, как ты сегодня поступил с Алексией, и ни по чьим чувствам это не ударит. — Бабушка, Алексию на бал пригласила ты, — не удержался от «шпильки» я. — Еще одно такое заявление, — покривила бровь она, — и твоя Алексия в Кремле больше не появится. — Беру свои слова обратно, — я решил сыграть роль покорного внука. — Так что там с Шереметьевой и Демидовой? — Мы с Колей, твоим отцом и другими родичами рекомендуем тебе в будущие супруги именно этих двух девушек, руководствуясь при этом не только интересами рода, но и… твоими личными. Если Шереметьеву ты успел изучить достаточно хорошо, то поездка в Монако — прекрасная возможность приглядеться к Демидовой. Просто обрати внимание на Евгению, больше мы от тебя ничего не просим. Обещаешь? — Обещаю, — вздохнул я. — Вы же все равно не отстанете? — Конечно, нет, внучок, — похлопала она меня по руке. — А я еще и Машу с Варей настрою соответствующим образом. Представляешь, как ваше общение проходить будет? — Бабушка, у меня не останется иного выхода, кроме как нанести незапланированный визит к Дашковым, — я улыбнулся, — меня как раз сегодня дедушка Фрол на ужин приглашал. — Лешенька, — старая гадюка опять продемонстрировала очаровательную улыбку, — или Шереметьева, или Демидова… …А уже в особняке Сашка Петров отвел меня в сторону: — Лешка, можно с тобой переговорить? Беседовали мы с ним в бильярдной. — Лешка, я только в Кремле понял, что мне страшно становится в Монако лететь, — вздохнул он, — там же придется с родителями Кристины встречаться и еще с ее дедом, а я для них обычный российский дворянчик, выскочка, никак не подходящий в качестве молодого человека для принцессы Гримальди… — и только я хотел ему возразить, Петров продолжил: — А терпеть они меня будут только из-за тебя, а так бы и на порог не пустили… — Терпеть, как ты выразился, они тебя будут в первую очередь из-за Кристины, потому что это именно она тебя выбрала, а уж там идет все остальное, и, если ты не хочешь подвести свою девушку и желаешь оставить о себе хорошее впечатление, прекращай рефлексировать и веди себя достойно, как и подобает русскому дворянину. Про гордость вспомни, в конце концов. — Лешка, у меня тут судьба решается, а ты мне агитационные речуги пропихиваешь! — он смотрел на меня одновременно и с укором, и с надеждой в глазах. — Может, ну их всех нахер? Сказаться больным и не поехать? — Предлагаешь мне за тебя перед князем Монако оправдываться? Тогда у тебя вообще никаких шансов на будущее с Кристиной не будет, она тебе первая подобной трусости не простит. — Тут и не поспоришь, — вздохнул он. — Лешка, делать-то что? — Расслабиться и получать удовольствие от поездки, Шурка. Короче, ввязываемся в бой, а там поглядим, то бишь летим в Монако и отслеживаем реакцию старших Гримальди на твое появление, а уж там… по ситуации. И не вздумай мне во время отдыха в грех уныния впасть! Пока два пейзажа с видами княжества для меня на память не напишешь, домой не вернешься! — Ты серьезно? — Сашка растерялся. — Я там и одного-то не успею изобразить, придется дома дорабатывать, а ты целых два требуешь. — Вот, дружище, твоя мысль и пошла в правильном направлении, — улыбнулся я. — А то начал тут мне заново придумывать сюжет «Ромео и Джульетты». — Да ну тебя!.. — теперь улыбался и он. — Ни о чем серьезном с тобой поговорить нельзя, все в шутку переводишь. — Ага, я у Кузьмина набрался… И вообще, Шурка, вместо пейзажа лучше изобрази князя Монако в портретном режиме. Уверен, Кристинка дедуле тебя уже разрекламировала — старику будет приятно, а ты денег на нем заработаешь и на внучку евойную потратишь. С какой стороны ни посмотри, везде профит. Петров задумался на секунду, а потом выдал: — Не пойдет, Лешка, я отдыхать еду, а не работать. Деньги на Кристину у меня и так есть. — Слава тебе, Господи! — я картинно взмахнул руками и тут же вспомнил про лежащий во внутреннем кармане футляр. — Наш Смоленский Рембрандт начал приходить в себя! Шурка, глянь-ка, что мне Демидов с Хачатуряном в качестве презента на Новый год и прошлые заслуги перед их родами подогнали. — Какая красотища! — воскликнул Петров, аккуратно доставая крестик из футляра. — Даже при искусственном освещении смотрится самым настоящим произведением искусства! Представляешь, как он будет выглядеть на солнце? — Примерно. Жаль, в Монако его с собой не взять, он неосвященный, а то, представь, лежу я такой на шезлонге, коктейль из трубочки посасываю, никого не трогаю, а все наши девушки в восторгом смотрят не на мой отлично проработанный пресс и не на развитые грудные мышцы, а на сверкание огромного количества брюликов на крестике, — я вздохнул. — Грусть-печаль, Шурка, нет счастья в жизни. — Согласен, — ответил он, продолжая любоваться «произведением искусства», — еще и завидовать тебе начнут черной завистью, сороки аристократические. — Насчет сорок и зависти это ты правильно подметил. Может, пойдем? — Пойдем. А в гостиной нас уже ждали успевшие сбегать на кухню за бутылочкой красного Николай с Александром и Прохор с Иваном и Владимиром Ивановичем, причем последние двое были явно в плохом настроении. Причины нам тут же озвучил лучившийся довольством Кузьмин: — Нам тут твои братики шепнули, царевич, что ты решил с собой на отдых всю свою кодлу аристократическую вывезти в качестве свиты. Флаг тебе в руки и барабан на шею! Только вот как ты собираешься этих малолеток пьяных, вырвавшихся из-под мамкиной юбки, по всему побережью потом собирать? — Пинками, — пожал плечами я. — А пиналка не устанет? — ухмыльнулся Колдун. — Глянь на загрустивших Петровича и Иваныча, они-то, в отличие от тебя, масштаб проблемы сразу прикинули и вредных иллюзий не строят. Царевич, ты это… — Кузьмин слегка замялся, но от улыбки так и не избавился, — возьми меня с собой, а я уж отслужу… Пьяненькие Николай с Александром переглянулись и дружно заржали: — Красивый развод, дядька Иван! Просто на пять баллов из пяти! Так бы и сказал сразу, что косточки на солнышке захотелось погреть! Витамина D, мол, организму не хватает! — Цыц, малолетки! — буркнул он в их сторону. — В жаб превращу! — Ой, боимся! Я же с перспективами, описанными Ванюшей, был, в принципе, согласен, особенно на фоне откровений братцев, да и скучно без колдуна проклятого, опять же, будет… — И как же ты собрался отслужить? — поинтересовался я. — Пасти их буду, как овец, и в стойло вовремя загонять, — говорил это Кузьмин уже на полном серьезе. — Царевич, решайся, не пожалеешь. — А кто тут будет приглядывать за церковными колдунами? — Так Лебедев с компанией и камеры видеонаблюдения, трансляцию которых мы можем организовать и в Монако. — Прохор, Владимир Иванович, — повернулся я к ним, — вам решать. — Колдун дело говорит, — поморщился воспитатель, — наши с Вовой возможности в княжестве будут ограничены, случиться может все что угодно, а обращаться к местной полиции… западло. — Ротмистр на это только кивнул. — Лешка, нужна санкция. Я звоню твоему отцу? — Звони. Переговоры с моим родителем надолго не затянулись, и добро было получено, но при условии, что Ванюшина семья никуда не едет. — Чего скалитесь, ваши императорские высочества? — прикрикнул довольный Колдун на Николая и Александра. — Тащите еще одну бутылку этого пойла, надо обмыть мою ответственную миссию по спасению имперских мажоров и мажорок от запойного алкоголизма и пучин разврата! Задумчиво глядя вслед резво удаляющимся в сторону столовой братьям, Прохор протянул: — Лешка, надо бы продумать образ Ванюши, а то он в Монако в своих привычных плаще и кепке будет очень сильно бросаться в глаза… Мысли дельные у тебя есть? — Фотографом можно его при нас сделать, — хмыкнул я, вспомнив просьбу Шереметьевых. — Бриджи, мятая майка не первой свежести, бейсболка и жилетка со множеством кармашков сделают его незаметной частью окружающего пейзажа. — Э-э-э, — напрягся Кузьмин, — вы это… не серьезно же? — Дворцовым можно нарядить, опять же, — продолжил перечисление я. — Хотя с его-то ростом и преклонным возрастом все заинтересованные лица сразу же заподозрят неладное… Валькирией нарядить тоже не вариант, нет в Ванюше грации от слова совсем, да и формами нужными наш колдун не вышел, хотя… Нет, отставить! — меня аж передернуло от нарисованного воображением образа. — Остается вариант с внешним прикрытием, когда Иван будет осуществлять охрану, так сказать, на дальних подступах, смешавшись с толпой, не имея доступа в гостиницы, бары, рестораны и на яхты, а жить станет на окраине Монако в какой-нибудь жуткой дыре, если там вообще есть что-то подобное… — Хреновый вариант, царевич, — буркнул Кузьмин. — Тогда зачем меня вообще брать? — Согласен, — кивнул довольный Прохор, — вариант действительно хреновый. Мне лично нравится образ фотографа, Ванюша, вот от него и будем отталкиваться. — И хохотнул. — Только представь меня в белом костюме, а ты такой суетишься вокруг меня с фотиком в руках, обливаясь потом в своей стремной жилетке цвета детской неожиданности, и ищешь лучший ракурс, чтобы запечатлеть для потомков меня всего такого красивого! — Хватит издеваться! — отвернулся тот. — Я уже осознал и проникся.