— Я не отдам это в печать, — строгая Аня скрестила руки на груди и мило прикусила нижнюю губу. — Только через мое хладное, бездыханное тело. — Анюта, милая, вопрос уже решенный и со старшими Романовыми согласованный, — вздохнул я и решил использовать последний аргумент. — Лучше опубликовать через тебя, чем через кого-то левого — тебе я хотя бы доверяю… — Доверяешь? — глаза девушки сузились. — И вопрос согласован со старшими Романовыми? Хорошо, Лешенька, раз я никак не могу на эту дурость повлиять, обеспечишь мне полный эксклюзив на освещение событий, связанных… — она потерялась, но быстро нашлась. — Ты меня прекрасно понял. Как там говорили мудрые: не можешь предотвратить — возглавь? Мы договорились, Алексей? — Договорились, Анна, — выдохнул я. — Лови письмо. Когда я вернулся к Прохору, тот вовсю ухмылялся: — Дураком называла? — Аня слишком хорошо воспитана. Попробовала отговорить, а потом потребовала эксклюзива на освещение всей нашей деятельности. — Ожидаемо. Далеко пойдет девка, если муж и дети не остановят. — Что насчет эксклюзива? — Это к Нарышкину, он у нас за эту сферу отвечает. А вот и наш дипломат под прикрытием, легок на помине… — Алексей Александрович, беда! — с ходу заявил взволнованный генерал. — Наше посольство в Париже с самого утра атакуют представители Honda, Yamaha, Kawasaki и Suzuki, буквально требующие передать вам на тест-драйв свои мотоциклы. Все четыре японских концерна уже отправили контейнеры с образцами своей продукции в Монако, а адресатом указали великого принца Алексея Романова, что, сами понимаете, осложнит логистику доставки товара до конечного получателя. А у нас с японцами мир и дружба, как бы конфуза не вышло… Сами знаете, как они щепетильны в вопросах проявления уважения. — Не было печали, просто уходило лето!.. — выдохнул я. — Алексей Петрович, родной, и это, по-вашему, беда? Беда — это когда… — перед глазами стояли Демидова с Шереметьевой, и каждая, бл@дь, по-своему соблазнительная. — Беда — это когда мне ради решения государственных проблем приходится обещать начинающим журналисткам права на эксклюзивное освещение всей нашей деятельности. Договоримся так: я решаю с японскими контейнерами, а вы в тандеме с Прохором Петровичем разбираетесь с очаровательными и соблазнительными журналистками. На вопросительный взгляд Нарышкина ответил ухмыляющийся Прохор: — Алексей Александрович имеет в виду княжну Шереметьеву, которая может оказывать на нашего великого князя определенного рода влияние. — Я понял, — невозмутимо кивнул генерал. — Сливы грязного белья приветствуются? — Если только от него будет не так сильно вонять, — заявил продолжавший улыбаться воспитатель. — Желтизну мы не признаем, но французскую прессу, помимо российской, гарантируем. — Горячими сливами обеспечим, особенно если они во французской прессе будут опубликованы. — Может, по рюмашке, Петрович? — Можно и по рюмашке, Петрович… А я под многозначительным взглядом Прохора зашагал в сторону нашей компании, тусующейся около бара, и после дежурных упреков в игноре «высшего общества» практически слово в слово повторил информацию, донесенную до меня Нарышкиным. Ева «намек» поняла правильно и тут же заверила, что все грузы в ближайшие дни будут подвергнуты особо тщательной проверке и обязательно найдут своего получателя, а эмоциональный Багратион на радостях с брызгами раздавил свой бокал с пивом: — Алексей, ты представляешь, сколько в этих контейнерах будет классных японских кроссовых байков? Да я… Да мы все побережье на них объездим, в каждую бухту заглянем! Везде искупаемся! — Сандро, — улыбался я, — тебе сегодня ночью мало приключений было? — Виноват… — подобрался он, посерьезнели и все остальные. — Но байки, хочешь не хочешь, Алексей, надо испытать. Грех добру пропадать. — Ты ответственный, — кивнул я. — Что там по мотоклубу? — Документы в работе, — он покосился на кивающего Долгорукого, — к нашему возвращению на родину все будет готово. — Вот и славно. Слегка обиженным выглядел только Джузеппе, с которым я решил поговорить позже, да Аня Шереметьева сверлила меня подозрительным взглядом, но это меня уже волновало мало — дело сделано, а там будь что будет… *** Через пару часов я чувствовал себя сраной поп-звездой от всех этих обожающих взглядов «преданных поклонников» из числа малого света — вышла статья Анечки, где она приводила оригинал моего вызова на дуэль на русском языке и на родном наречии Филиппа. Паутина взорвалась! Такой наглости от «возомнившего о себе подростка», по словам одних, современная история еще не помнила. По словам других, испанский король сам нарушил защищавшее его от подобных вызовов правило — через своих подданных напал на представителей аж четырех правящих родов. От проявления восторгов молодежи пришлось сбежать в ресторан, где, как оказалось, наличествовал отдельный маленький зал, закрыться там и попытаться спокойно пообедать. — Не продешеви с японцами, сынка! — сытый и довольный Прохор после очередной смены блюд поглаживал свой слегка округлившийся под рубашкой живот. — Ты у нас сейчас во всем мире информационный повод номер уно, уж прости меня за мой испанский. Делай что хочешь, но двадцать процентов контракта с ускоглазыми за мучения при твоем воспитании без всяких обсуждений мои. — Он мне многозначительно подмигнул. — Мучения? — возмущенный до глубины души Кузьмин, как и предполагалось, кинул на стол нож с вилкой. — Да ты у Пожарских как сыр в масле в этом вашем Смоленске катался! Я за вами следил! И не надо тут мне из себя бедного родственника разыгрывать, Петрович. Михеев тоже бросил на стол столовые приборы: — Хватит собачиться, господа канцелярские! Поимейте совесть! Дайте хотя бы десерт доесть! — Тридцать процентов, — хохотнул Прохор и опять подмигнул мне. — Ты охренел? — окончательно повелся Ваня и уставился на меня немигающим взглядом. — Ляксандрыч, не слушай Петровича, ты ему не больше десяти процентов за все про все должен! Не ломай общепринятую систему откатов! — Думаю, — протянул я, — пятидесяти процентов Прохору Петровичу будет достаточно. Из Колдуна как воздух выпустили — он поник и повял. — Десять процентов из оставшихся пятидесяти идет семье Кузьминых, десять семье Михеевых, десять Шереметьевым за информационную поддержку, на оставшиеся двадцать строим или помогаем восстанавливать детский приют. — Я аккуратно положил на стол приборы. — Предложения, дополнения будут? — Лешка, ты чего? — Прохор юмора не понял и находился в натуральном ступоре. — Какие пятьдесят процентов? Я же пошутил! Ты же шутишь, и я решил… Забирай все, мне такие деньжищи ни к чему! — И мне, — буркнул Михеев. — Не жили богато и нехер начинать… — Царевич, — широко улыбался пришедший в себя Кузьмин, — отдай бабло мне, освою со всем усердием! Верну с процентами! — Забирай, — кивнул я, чуя, что Ванюша отошел и готовит Прохору «ответку». — У тебя надежней будет. — Ты что творишь, Лешка? — как выразился ранее колдун, возмущенный воспитатель снова «залез на табурет». — Веры этому мутному персонажу нет никакой! Послушай меня, сынка… — Доход от контракта с японцами, — прервал я Прохора, — полностью пойдет на чужих детей. Это не обсуждается. Ответственный господин Кузьмин, контроль на господине Белобородове. Вопросы, предложения? Отлично, можно и по пивку, господа! Еще через час, когда первые страсти по поводу дуэли поутихли, я читал на пляже последние новости и тихо ох@евал — король Франции, король Италии и князь Монако опубликовали совместное коммюнике, в котором вызывались исполнять обязанности моих секундантов в дуэли с королем Испании Филиппом… Наше общее отношение к этой новости доходчиво сформулировал Ванюша, грустно отсалютовавший непонятно кому бокалом с темным пивом: — Вот и сходили, бл@дь, за хлебушком… Глава 13 Вечером, перед ужином, мы с братьями, Прохором, Иваном, Владимиром Ивановичем Михеевым и Алексеем Петровичем Нарышкиным отправились на «Звезду» для очередных переговоров со старшими родичами по кодированной связи. После краткого отчета воспитателя о нормальном моральном состоянии всей нашей многочисленной делегации, со стороны царственного деда последовали ожидаемые поздравления с успешным «разгоном испанских демонстрантов», закончившиеся привычным рычанием: — Почему в аэропорту ни одного трупа не оказалось? Могли бы и вздернуть на мачтах парочку из руководства гавани, чтоб в телевизоре картинка получше была! В вашей ситуации трупом больше — трупом меньше уже не играло такой роли, а вот для репутации Романовых и престижа Империи очень даже! Прошка, твоя недоработка, раньше за тобой подобного милосердия что-то не замечалось! Постарел? Размяк? Хватку потерял? — Виноват, государь, — вздохнул воспитатель. — Торопились… Да и персонал порта мог после подобного разбежаться… Как взлетать-то?.. — Тоже верно, — буркнул император. — Претензии снимаются. Благодарю за службу! Пока Прохор бодро отвечал, мы с Колей и Сашей понятливо переглянулись — дед, как и всегда, даже не подумал извиняться, а просто… Просто решил похвалить. — Где там наш будущий дуэлянт? — тон императора сменился на добродушный. — Алексей, голос подай. — Здесь я, государь. — Задавать глупый вопрос, сможешь ли ты завалить Филю, не буду, а просто сообщу, что очень и очень много правящих родов мира сходятся во мнении, что дуэль должна состояться. — И после небольшой паузы он добавил: — Иначе Испанию просто разорвут на части, а род Савойских прекратит свое существование. После коммюнике Гримальди, Медичи и Бурбон стало и так ясно, что дуэль, скорее всего, состоится, иначе Савойские навсегда потеряют лицо, но вот то, что правящие роды всего мира решат вмешаться в ситуацию, лично меня пугало и настораживало… — Деда, ты же понимаешь, что главные зачинщики всего произошедшего проживают в Лондоне и Берлине? — я сглотнул. — Хочешь, я и Гогенцоллерна с Виндзором на дуэль вызову? — Лешенька, внучок, — император отчетливо вздохнул, — если кому по рангу и вызывать Вилли с Георгом, так это мне, и то я этого делать ни в коем случае не буду, максимум войну объявлю и войска к нашим границам для вида перекину. А твой вызов еще одному королю и императору те же самые правящие рода мира воспримут уже как самый прямой подрыв всего устоявшегося мироустройства и угрозу собственной власти. Объяснять почему? — Не надо, — теперь вздыхал уже я. — Печальные последствия для тебя лично и всех Романовых, надеюсь, представляешь тоже? — Да понял я, деда…