Но Инга успокаиваться не собиралась: — Алексей, до нас тут дошли тревожные слухи, что в ближайшее время некий художник Петров будет очень занят. Занят настолько, — она состроила печальную гримасу, — что даже их Императорские Высочества Мария и Варвара Александровны не получат таких вожделенных портретов. А уж про скромных нас и говорить не стоит… — Аня с Наташей грустно покивали, поддерживая подружку. — Лешенька, этим слухам стоит доверять, или у милых и добрых нас, в том числе и Великих княжон, есть хоть какой-то шанс прикоснуться к великому искусству? — Мне нечем вас обрадовать, красавицы… — громко вздохнул я и развел руками. — Сами понимаете, художник Петров сейчас себе не принадлежит… А уж если Великие княжны ничего поделать с этим не могут… Ну, вы меня поняли… Девушки явно расстроились, а меня поддержал Андрей Долгорукий: — Вам еще об этом Михаил Николаевич Пожарский говорил. — усмехнулся он. — И намекал, что деньги на портрет надо будет копить. А уж сейчас, красавицы, вам точно придется к родителям за необходимой суммой обращаться. Но чего не сделаешь, чтобы прикоснуться к великому искусству! — Андрей подмигнул мне и с довольным видом посмотрел на сестру и ее подружек. — Я прав? К моему удивлению, за девушек ответила Шереметьева: — А еще мы помогали Петрова в Свет вводить… — она улыбалась. — И сейчас продолжим его в Свете поддерживать. Несмотря на возникшие… обстоятельства. Так что, Лешка, за тобой должок… — Девушки, отработаю. — серьезно кивнул я, признавая этот вполне справедливый упрек в свою сторону. — Но в рамках разумного! — Не переживай, Алексей, — хмыкнула Инга, — мы с девочками обязательно что-нибудь придумаем подходящее. Во время учебы со стороны Юсуповой и Долгорукой несколько раз были предприняты попытки узнать, что же именно из себя представляет подарок для Шереметьевой. Устав от «заходов» любопыствующих девушек, я демонстративно открыл портфель, загородившись им от Инги и Натальи, и показал Андрею презент. Долгорукий меня не подвел: округлившиеся глаза и поднятый вверх большой палец показали его отношение к увиденному. Я же закрыл футляр, затем портфель, и спокойно убрал его со стола, а Инга с Натальей с обиженным видом переглянулись, надули губки и отвернулись, на что и был расчёт. Последнюю пару они меня демонстративно не замечали, а когда мы все вместе собрались на крыльце, уже ждавшая нас там Анна, заметив нахмуренных подружек и довольных нас с Андреем, усмехнулась: — Алексей, зачем ты Ингу с Наташкой так мучаешь? Мог бы им подарок и показать. — Уже пожаловались? — хмыкнул я. — Ага. — кивнула она. — Я тоже сгораю от любопытства и девчонок прекрасно понимаю. Поехали уже скорее в «Приют». А вы, — она, продолжая улыбаться, посмотрела на подружек, — прекращайте дуться. Знаете ведь, что с Его Императорским Высочеством это не прокатывает. Или вам прошлого раза этого понять не хватило? — Мы уж так… По привычке… — буркнула Юсупова. — Совсем скоро в присутствии Его Императорского Высочества чувства свои перестанем нормально выражать… Общаться будем только в строгом соответствии с этикетом… По-дружески если не получается… — Я согласна с Ингой! — влезла возмущенная Долгорукая. — Это было очень обидно, показать подарок Андрюшке и не показать нам! Очень обидно, Ваше Императорское Высочество! — она посмотрела на меня с вызовом. — А теперь мне просто не интересно, что из себя представляет Ваш подарок Шереметьевой, Алексей Александрович! И не в какой «Приют» я не поеду! — Наталья глянула на Ингу, ища поддержку. И она ее получила: — Я тоже не поеду в «Приют». — кивнула та. — У меня тоже есть гордость! Я же смотрел на Долгорукую и Юсупову со все растущим раздражением, и, в конце концов, не удержался: — У меня тоже есть гордость, княжны. Не смею больше вас задерживать. Девушки опять переглянулись, и с гордым, несломленным видом сошли по ступенькам крыльца, направившись по аллее в сторону стоянки. — Не обижайся на них, Алексей. — вздохнул Андрей. — Сами себе чего-то там напридумывали, сами себя завели, а все вокруг должны под их дудку плясать, как в Лицее было… К завтрашнему отойдут. — махнул рукой он. — Андрей прав. — кивнула Анна. — К завтрашнему девочки точно успокоятся и будет все, как раньше. Может по домам? А то настроение все пропало… — Тогда хоть давайте в кафе заглянем минут на пятнадцать… — натянуто улыбнулся я. — Вручение подарка-то никто не отменял… — Леш, ты меня только правильно пойми… — с грустной улыбкой ответила Аня. — И не вздумай обижаться! Вот с какими чувствами я твой подарок теперь должна принять? Может потом как-нибудь подаришь? Кое-как успокоившись, я кивнул: — Ты права, Анечка. Давай все на потом перенесем. А сейчас действительно лучше по домам разъехаться. Пойдемте. Всю дорогу до стоянки мы молчали, а когда прощались, Аня меня спросила: — Леш, я надеюсь, ты не будешь сильно обижаться на этих двух дурех? — Обещаю. — улыбнулся я ей, и обратился к Андрею. — Родителям не вздумай ничего рассказывать, не подставляй сестру. И поговори с Натальей, пусть тоже молчит. — Сделаю. — с заметным облегчением кивнул Долгорукий. — Тогда у меня к вам двоим будет еще одна просьба. — продолжил я. — Наш разговор с Ингой по поводу ужина у ее деда слышали? — Аня с Андреем кивнули. — Пожалуйста, сделайте так, чтобы я, наконец, получил ответ. А то эта гордячка так и не соизволит мне сообщить о согласии князя Юсупова отужинать. Я-то переживу, а вот Ингу опять могут под домашний арест поместить. Договорились? — Договорились. — пообещали они. * * * — Андрей, чего Наташка с Ингой взбеленились? — спросила Анна, дождавшись, когда Алексей сядет в свою машину. — Сестра мне еще вчера на Алексея жаловалась с подачи Марии. Мол, Сашку Петрова в Свет ввели, а портреты он Императорской чете писать будет. Да и ты сама утром Алексея в этом вопросе должником сделала… — Да… — протянула Шереметьева. — Тут я не подумав ляпнула, Алексей из вежливости согласился, а Наташка с Ингой восприняли все в серьез… Но я же не придавала этому всему особого значения — Алексей же и без нас мог спокойно Свету Александра представить, и никто бы слова против не посмел сказать. Слушай, а Алексей точно никак Наташку с Ингой не обидел? — Да они сами его на парах доставали с этим подарком! — отмахнулся Андрей. — Только после того, как он мне подарок показал, девушки обиделись и отстали. — Я так и подумала. — кивнула Шереметьева. — Ладно, надо из этой ситуации с наименьшими потерями выходить. Звони сестре, пусть язык за зубами держит, а я Юсуповой звонить буду с тем же предложением. И вообще, Андрюшка, как мне показалось, наши девушки в очередной раз доигрались… Поздно Алексея методами, работавшими в Лицее, воспитывать… Еще и обижаться потом. — Мне тоже так кажется, Аня. — кивнул Долгорукий, и достал из кармана телефон. * * * Усевшись в машину, я дал команду Дворцовым на выдвижение домой и отмену мероприятия в «Приюте», после чего, не сдерживая раздражения, шумно выдохнул — Долгорукая с Юсуповой, с их завихреньями в мозгах, опять на меня обиделись и сделали во всем виноватым! А потом еще и за дружбу предъявили! Да мне такие друзья вообще никуда не уперлись! И ведь куда подальше их не пошлешь, что самое обидное, Андрей с Анной не поймут… Один за сестру обидится, а Шереметьева с ними со всеми с детства дружит, а со мной чуть больше двух месяцев… Как поступить в этой ситуации? Сжать зубы и терпеть, приняв предложенные Юсуповой и Долгорукой условия — общаться строго в рамках этикета. Другого ничего не остается… А еще и подарок этот неврученным так и остался, а отец явно у меня отчета потребует. Придется все как есть рассказывать, а то может очень некрасиво получиться, если он подробности от кого-нибудь другого узнает… Уже когда подъезжал к особняку, позвонила Аня Шереметьева и сообщила, что с Ингой она переговорила, та уже успокоилась и пообещала молчать о сегодняшнем недоразумении, а князь Юсупов ждет меня в семь вечера среды. Только я положил трубку, как пришло сообщение от Андрея Долгорукого, в котором он обещал молчание со стороны своей сестры и ее предварительные извинения. Так что в дом я заходил уже несколько успокоившись — худой мир был всяко лучше хорошей ссоры. — Чего так рано? — встретил меня в гостиной Прохор. — И почему у вас там с этим «Приютом» все отменилось? Мне ротмистр сказал. — пояснил он. Я рассказал обо всем воспитателю, который, слушая меня, улыбался и хмыкал. — Да, Лешка, — еле сдерживая смех, начал он, — несладко тебе в этом Высшем Свете придется, если там бабы через одну с такими тараканами в голове будут! То не скажи, то не сделай, эдак не посмотри! Но ты молодец! — он сделал паузу. — А ведь раньше-то ты бы терпеть этакие закидоны не стал, гневом их там сразу напугал, или вообще погасил бедняжек, и все дела! А потом к родичам ихним за вирой махнул! — Прохор, не паясничай! — отмахнулся я. — Чего мне теперь с ними делать? — Забей, Лешка, на этих двух идиоток! — посерьезнел он. — Они тебе этот цирк уже в который раз устраивают? Третий или четвертый? Ничему их жизнь не учит, зато ты на их примере хорошо должен усвоить одну простую вещь — зарвавшихся людей, в том числе и близких друзей, полезно иногда на место ставить. И ничего в этом, Лешка, предосудительного нет. Вовремя не одернешь, дальше только хуже будет. А тебе, как будущему Императору, подобные полезные навыки вырабатывать уже сейчас необходимо. И дистанцию с поддаными держать тоже. — он посерьезнел еще больше. — А настоящий друг, которому и не такое можно простить, у тебя пока один — Сашка Петров, а все эти Долгорукие, Юсуповы и Шереметьевы максимум близкие приятели по общим интересам и веселому времяпрепровождению. Это им с тобой дружить выгодно, а тебе… Как старшие родичи решат. Вот и не расслабляйся особо со своими университетскими приятелями. Понял меня? — Понял. — кивнул я, признавая правоту своего воспитателя. — А на Шереметьеву все же обрати самое пристальное внимание. — улыбнулся он. — Явно баба с головой дружит, в отличии от этих двух — и за подружек попросила, и от подарка вежливо отказалась. Чувствуешь перед ней вину за все случившееся? — Чувствую. — вздохнул я. — Молодец эта твоя Анна! — хмыкнул воспитатель. — А теперь представь, с какими чувствами ты чуть позже ей этот подарок дарить будешь. Вина-то никуда не денется. Вот так, Лешка, понемножку, по чуть-чуть, небыстро, но уверенно эта твоя Шереметьева и займет свое заслуженное место в твоей жизни. А там и до свадебки недалеко! — он вовсю ухмылялся. — Все! Хватит! — нахмурился я. — Зачем ты мне все это рассказываешь, Прохор? — Чтоб у тебя, Лешка, в мыслительном процессе не эмоции преобладали, а логика. — воспитатель опять стал серьезен. — И чтобы ты вот такие манипуляции в отношении себя враз просекал, а не велся на них, как телок молодой. И постоянно задавал себе один простой вопрос, о котором я тебе и раньше говорил: «Зачем он или она так поступили?» — Так же свихнуться можно! — вздохнул я. — Привыкнешь со временем. — отмахнулся Прохор. — На автомате будет все работать. Спасибо потом мне за науку скажешь. — и без всякого перехода. — Что у нас сегодня с Дворцовыми? Штурм особняка планируется? — он подмигнул мне. — А лекция по тактике? — напомнил я ему. — Иди переоденься, и будет тебе лекция, Лешка. Через пятнадцать минут я вернулся к ожидавшему меня в гостиной Прохору. — Так, Алексей, — начал воспитатель, — у нас с тобой два варианта действий. Первый: ты действуешь во главе некого подразделения, основная функция которого — подбор за тобой. Как на тренировках у Волкодавов и вашего с Борисычем похода к Дашковым. Тут тебе боевой опыт нарабатывать придется самостоятельно, исходя из собственного ощущения силы и ее возможностей, а я могу только подсказывать кое-какие моменты и участвовать в разборе операций. Сейчас же хочу заострить свое внимание на варианте номер два, который на сегодняшний день для тебя мне кажется более правильным и эффективным — это тот вариант, по которому мы работали с Иваном. Да и ты уже успел. — Прохор усмехнулся. — Я имею ввиду школьный спортзал и совместные операции с полицией. Понял, о чем идет речь, Лешка? — Понял. — протянул я. — Фактически, ударной силой подразделения буду не я, а остальные бойцы. Моя же роль сведется к тотальному ментальному контролю за бойцами противника и выведением их из строя на этом самом ментальном уровне? — Именно. — кивнул воспитатель. — Вплоть до их полного уничтожения. На ментальном уровне. Мы с Иваном так и работали, дополняя и прикрывая друг друга, но я всегда во время операции был в авангарде, а при отходе — в арьергарде. В твоей же ситуации, Лешка, — Прохор улыбался, — роль арьергарда подразделения при завершении операции, скорей всего, придется исполнять тебе. Да и эти термины, авангард с арьергардом, в ситуации с этой колдунской спецификой не очень применимы. — И буду я постоянно в тылу сидеть? — расстроился я. — И только при отходе прикрывать? — Пока в свою полную силу не войдешь. — кивнул Прохор. — Лешка, никто не собирается умалять твоих заслуг, главное, как всегда, результат. А эта тактика доказала свою эффективность, и на войне, и в школьном спортзале, и с полицией! А лично морды набить злодеям у тебя еще не раз случай представится, с твоим-то счастьем! Кстати, — он опять усмехнулся, — с генералом Орловым я на завтра о нападении на Базу Корпуса договорился, Василич ждет не дождется. Он уже там начал кумекать, к завтрашнему обещался готовый план разработать. — Чего там разрабатывать-то? — улыбнулся я. — Пришли из леса, погасили всех, стаскали в одну кучу, вот и вся операция. — А шанс Волкодавам дать? — хмыкнул Прохор. — А создать иллюзию того, что не зря они с инструктором из Канцелярии занимались? Поиграться с ними, наконец? Да и мне никакого удовольствия не доставит полудохлые тушки Волкодавов кучкой складывать… А о Ведьме ты подумал, Лешка? Она же тебе после подобного выступления первая жизни не даст! И от тела отлучит, как пить дать! Да и мне от Екатерины достанется… Это же самое касается и Дворцовых. Так что, Лешка, давай без фанатизма! Больше работай на класс и тонкость воздействия. Иван всегда так говорил и делал, когда мы тренировались.