– Ради возвращения в универ я готов вытерпеть и не такое! – Молодец, похвальный энтузиазм. Однако ты и сам понимаешь, что род должен сохранить лицо после последних событий. – Конечно, деда. – Поэтому ты на несколько дней вернёшься в училище на учебу, прямо с завтрашнего дня, вернее, с сегодняшней ночи. Ты же продолжаешь пребывать под арестом? – Так точно. – Братьям твоим я разрешил сегодня в приеме участвовать до двадцати трех, вот и ты ограничься этим временем, после которого ночевать будешь на гауптвахте, заодно хоть как-то извинишься за свое поведение перед военной полицией. – Дед глянул на отца, который кивнул. – На выходные разрешаю сбежать из училища, и не в Кремль, а к себе в особняк. – Деда! – вскочил я от переизбытка чувств. – Это лучший подарок! – Сядь! – отмахнулся он. – С понедельника по среду пробудешь в училище, а твой отец пока придумает, как вы перед командованием и остальными курсантами извиняться за доставленные неприятности будете. Задача понятна? – Полностью, ваше императорское величество! – опять вскочил я. – Сядь уже! А теперь слово предоставляется цесаревичу. Саша, твоя очередь. Родитель встал из кресла, подошел к императорскому столу и нажал кнопку интеркома: – Анатолий, пригласи Прохора Петровича. – Секунду, Александр Николаевич… Дверь императорского кабинета открылась, а на пороге в поклоне застыл мой воспитатель. – Проходи, Прохор Петрович, – разрешил дед. – Присаживайся. – Он указал на место рядом со мной. – Саша, продолжай. Родитель, отошедший от императорского стола, остался стоять и оглядел родичей: – Все в курсе произошедшего сегодня в Арсенале? – дождался кивков и продолжил. – А теперь послушаем мнение многоопытного Прохора Петровича. Воспитатель, конечно, выдал по полной: и «присоска», которая являлась чем-то уникальным среди колдунов, и мое «лечение», и его последствия. Выслушали, понятно, и мое «профессиональное» мнение, озвучивая которое, я не только поддержал Прохора, но и указал на «узкие» места своего «лечения» Кузьмина с Лебедевым и их последствия. Итог взялся подводить отец: – Родичи, вы всё слышали. Так вот, с подачи Прохора Петровича мы с государем решили засекретить всю информацию, касающуюся способностей Алексея, в том числе и для сотрудников «Тайги». Исключением будет Иван Олегович Кузьмин, в силу его особого статуса. Доступ, понятно, будет касаться и нашего фамильного архива. Ваши мнения? – Согласны, – опять кивнули присутствующие. – Прохор Петрович, – отец веско смотрел на моего воспитателя, – выполнение данного решения рода полностью лежит на вас. В том числе и в той его части, которая касается господина Кузьмина. Надеюсь, у вас не возникнет никаких… дружеских чувств в случае возникновении непредвиденных ситуаций? – Возникнут, ваше императорское высочество, – кивнул Прохор. – Но они не помешают мне выполнить долг перед родом. – Этого будет достаточно. Государь? – Прохор, – дед рассматривал моего воспитателя, как будто видел в первый раз, – род возвращает твоего воспитанника обратно на обучение в университет. Как ты к этому отнесешься? – Могу только поприветствовать, государь! – воспитатель вскочил и поклонился. – Почему? – Не место ему там, в этом училище, государь… – потерялся Прохор. – Душа у сынки не лежит к армии… Он одиночка… Вернее, прирожденный лидер, гены дают о себе знать. – Он поклонился. – А армия… Пока в ней не поднимешься, всякую инициативу давит со всех сторон… Прошу прощения, государь… – на воспитателя было больно смотреть, так он переживал. – Сядь, Прохор, и успокойся, – хмыкнул император. – И мы даже со старшими родичами с твоим мнением в большей степени согласны. А теперь поговорим конкретно о тебе. Тебе время на женитьбу давали? – Да, государь. – Прохор даже сидя умудрился поклониться. – Давали. А воз и ныне там. Кандидатки есть? – Не совсем. Вернее, требуется время. – Саша? – дед изогнул бровь. – Девица Решетова Екатерина, из Ростовских дворян, показала себя во время обучения и прохождения службы только с лучшей стороны… – Прохор, – прервал его дед, – как ты посмотришь на то, чтобы твоими сватами выступили великие князья Александр и Николай Николаевичи, а в довесок к ним шел твой… сынка, великий князь Алексей Александрович? Воспитатель опять вскочил, а его поклон был особенно глубок: – Почту за высочайшую честь, государь! – И не забудь на свадьбу пригласить, – опять хмыкнул дед. – Как и всех присутствующих родичей. Все, вы с Алексеем свободны до восемнадцати часов. И чтоб были при параде и про настроение не забыли. Теперь уже вскочил и я, поддавшись общему с воспитателем настроению: – Всенепременно будем, ваше императорское величество! Только у меня остался один вопрос… – Говори. – Как с моей службой у Волкодавов? Мне бы не хотелось покидать подразделение. – Будем посмотреть. Свободны! * * * – Ну, Коля, давай нам расклады по правилу, – с равнодушным видом заявил Сан Саныч, когда за Алексеем и его счастливым воспитателем закрылась дверь. – Первыми идут представители старшего поколения, – император встал и прошел к окну. – Естественно, включая жен. Но Маша будет первой, она тут чуть ли не войну развязала за внимание внука, ей и преференции. У кого-то имеются возражения? – Возражений нет. – Сан Саныч тоже встал. – Машенька заслужила, особенно в том, что касается ее попыток привести внука в чувство. – Он поймал благодарный взгляд императрицы и раздраженный цесаревича. – Кроме того, надо отметить благотворное влияние Александра на сына. – И опять этот раздраженный взгляд. – Еще Миша Пожарский, о чем говорил сам Алексей. Не дело его ближайших родственников на задний план задвигать. – Разберусь, – кивнул император. – А теперь, Коля, раз уж мы ко взаимному удовлетворению решили все животрепещущие вопросы, командуй, как нам себя вести на презентации твоего портрета, особенно в присутствии этого внезапно нарисовавшегося французского королька… * * * Не успели мы с воспитателем выйти в приемную, как Анатолий, адъютант царственного деда, нас остановил: – Прохор Петрович, государь просил вам передать. – И протянул нам конверт. – Может, кофе? – с улыбкой поинтересовался он и взглядом указал на свободный диван. – Александр Николаевич просил обождать. – С удовольствием выпьем кофе, Анатолий Анатольевич, – кивнул воспитатель. Пока Прохор вскрывал конверт, я успел оглядеть большую дедову приемную. Видимо, посетители знали, кто я, и поэтому старались в мою сторону не смотреть, чтобы лишний раз не вставать и не кланяться, и я их прекрасно понимал. Военных не было, а вот всяких гражданских наличествовало много видов: встречались и явные «просители», и готовые возмущаться «искатели справедливости». А уж куда без тех с кислыми мордами, которых точно «накажут» за проступки разной тяжести? Я как представил, через что каждый день приходится проходить царственному деду, отцу и остальным Романовым… И это происходит круглогодично? Ужас! И кошмар! Может, надо было не кобениться и остаться в училище? – Ваш кофе. – Анатолий поставил перед нами две чашечки. – Секунду, принесу печенье, его государыня лично пекла… – Если государыня, то конечно… – хмыкнул я. – Ну что там, Прохор? – У тебя как с картографией? – улыбался он. – Хреново. – Вот-вот! – заерзал он. – А на этой карте указано, как и в свидетельстве о собственности, что я владею имением Плотниковых. Полностью, Лешка! Всей землей Плотниковых рядом с твоим имением на Смоленщине! – Прохор! – возопил я. – Поздравляю! Так мы теперь соседи? – Да! – вскочил он. – Ты представляешь? – Круто! Наши восторги были прерваны вмешательством дедовского адъютанта: – Господа, не желаете ли чего-нибудь покрепче кофе? – он многозначительно смотрел в сторону остальных «ожидающих». – Коньяка! – махнул рукой Прохор. – И ты, Толя, выпьешь вместе с нами! – Только из уважения к нашему общему прошлому, Проша, – кивнул тот, вернулся к своему столу, пошарился в нем и демонстративно достал непочатую бутылку коньяка.