Мы с Андреем отошли в сторону. – Слушай, надо с датой финала определяться, у меня дед с отцом волнуются. Опять этот бильярдный турнир! Что б его!.. – Может, твой дед с моим дедом решат? Кроме того, там же еще кучу других родов звать надо будет? А я… Готов в любой момент, Дюша. – Ой ли? – заулыбался он. – Уверен, ты с полуфинала с отцом к столу не подходил. – А ты? – заулыбался я в ответ. – Подходил. И легкой победы не жди. Кстати, после рассказа о вчерашней презентации меня дед убедительно попросил походатайствовать перед Шуркой Петровым о портрете. Что скажешь? – улыбка Долгорукого превратилась в хитрую. – Дюша, – усмехнулся я, – если наши девицы-красавицы узнают о твоем интересе к Петрову, они тебе глаза выцарапают, и ссылки на то, что ты просто выполняешь поручение деда, не спасут. – Поэтому-то я к тебе и обратился, а не напрямую к Шурке, – хмыкнул Долгорукий. – Ты мне обозначь перспективы, а я уж деду доложу. – С Машей на эту тему общался? – Не стал, сразу к тебе. – Вот и переговори, но без упоминания о своем деде. А лучше просто спроси, когда будешь иметь счастье лицезреть великую княжну Марию Александровну на портрете работы Петрова. Уверен, она тебе в красках опишет сложившуюся ситуацию. – Спасибо за совет, Леха, – кивнул он. – И, судя по твоим словам, деда мне порадовать будет нечем. Я же просто развел руками. * * * – Слухи оказались не слухами. – Каранеев отпил из бокала вина. – Интересно, кого наш великий князь замочил в женской общаге? Здорово ему, по ходу, на этот раз пришлось напрягаться, даже вон поседел… – Все никак не уймешься? – пробасил Багратион. – Молись, чтобы не ты в следующий раз встал у Алексея поперек дороги, шансов у тебя будет не сильно много. – Их не будет вообще, – поддержал Багратиона Нарышкин и уставился тяжёлым взглядом на Каранеева. – Прекращай эти гнилые разговоры, дружище, я тебя от Тайной канцелярии отмазать не смогу. – А что я такого сказал? – невозмутимо пожал плечами тот. – Подумаешь!.. – Вот-вот! – кивнул Нарышкин. – Подумай лучше о родичах, если на себя наплевать. И нас не подставляй. – А родичи-то тут при чем? – Тебе это в Бутырке доходчиво объяснят, если язык свой не укоротишь. – Ты, что ли, меня канцелярским сдашь? Нарышкин не успел ничего сделать, как оказался в медвежьих объятьях Багратиона, который зашипел: – Оба заткнулись! И без резких движений! Все вопросы решим в училище, а не при посторонних не комбатантах. Согласны? – Да… – А теперь улыбаемся и делаем вид, что все мы здесь самые лучшие друзья. * * * Следуя «наставлениям» старших товарищей, неглупых и чутких, практически весь вечер я не отходил от принцессы Стефании. Впрочем, общались мы большой компанией, в которую вошли мои сестры, братья, Джузеппе, Сашка Петров с Кристиной Гримальди, Долгорукие, Юсупова, Шереметьева и Демидова с периодически присоединяющимися к нам Хачатурян с Голицыной, которые буквально разрывались между нами и курсантами, вернее, нами и Багратионом с Татищевым соответственно. Если постоянные пикировки девушек между собой меня уже не особо волновали, то вот кидаемые в мою сторону второй вечер подряд взгляды Ани Шереметьевой начинали напрягать, и я в конце концов решил положить этому конец: – Прошу прощения, – извинился я перед девушками. – Анечка, можно тебя на минутку? Шереметьева вздрогнула, опустила глаза, но через секунду кивнула. Отойдя в сторону под заинтересованными взглядами молодых людей, мы остановились – я вздохнул и начал: – Анечка, что случилось? Ты второй день сама не своя. Я тебя чем-то обидел? Какое-то время Шереметьева мялась, а потом решилась: – Алексей, это я перед тобой виновата! Ты совершенно не заслуживаешь такого моего отношения! Прости, мое поведение было ужасным! Как заученными фразами говорит, неужели родичи девку настропалили? – Анечка, вот вообще ничего не понял. – Я добавил как можно больше участия в голос. – Можешь нормально объяснить? Глаза у Шереметьевой стали влажными, было видно, что девушка сдерживается из последних сил. – Может, присядешь? Я метнулся за стулом, Аня с благодарностью кивнула и уселась. Взяв второй, я расположился напротив. – Алексей, – вздохнула она и опять опустила глаза, – даже не знаю, с чего начать… На самом деле всему виной моя ревность. В один определенный момент мне показалось, что я имею на тебя какие-то права, вот и… А тут еще эта проклятая Демидова нарисовалась, а потом Бурбон… И Джузеппе этот, с помощью которого я хотела сделать тебе больно и даже, к стыду своему, получала от этого удовольствие. Прости меня, дуру, пожалуйста! – А я на тебя и не обижаюсь нисколько, – тем же участливым тоном ответил я, не став дальше развивать эту «скользкую» тему. – Мир? – Мир, – кивнула она. – А теперь давай вернемся к остальным, а то еще бог весть что подумают. – Давай. Как я выгляжу? – девушка попыталась улыбнуться. – Как всегда, прекрасно! – заверил я ее. А когда мы подходили к нашей компании, с облегчением подумал: «Слава тебе, Господи, что у Анны ума хватило просто извиниться, а не начать выяснять отношения! Умница-разумница она все-таки! Ну и жопа у девушки, конечно, выше всех и всяческих похвал!» Последовавшие подколки со стороны молодых людей мы с Шереметьевой с улыбками проигнорировали, а я, вспомнив про данное себе в училище обещание, обратился теперь к Юсуповой: – Инга, теперь настало твое время! Уделишь мне минуточку своего времени? – Заинтриговал! – прищурилась она, с победным видом взяла меня под локоток, отвела в сторону и заявила: – Слушаю внимательно, Алексей. – Инга, ты умеешь хранить секреты? – заговорщицким тоном поинтересовался я. – Безусловно, – важно кивнула она. – Так вот, меня на следующей неделе переводят обратно в универ, госпожа староста… – Лешка, это же круто! – прервала она меня. – Я все поняла, с меня лекции. Давай только не сегодня, завтра этим вопросом озабочусь. Договорились? – Спасибо огромное, Инга! – Кто еще знает? – Только Сашка Петров да братья с сестрами. – Понятно… Буду молчать. Может, еще какими секретами поделишься? – Есть одним… – замялся я. – Не хотел при всех говорить, но выглядишь ты сегодня просто замечательно! – Льстец! – хихикнула она. – Но все равно приятно. Пойдем? – Пойдем. Первым делом, когда мы с Юсуповой вернулись к остальным, она во всеуслышанье заявила: – Завидуйте все! Его императорское высочество наговорил мне кучу приятностей, которые постеснялся сказать при всех! Вот так вот! – и показала язык Демидовой. – И долго ты их выпрашивала? – хмыкнула та. – И ничего я не выпрашивала. – Ингу подобными придирками из себя было не вывести. – Или этот вопрос продиктован, Женечка, твоим собственным печальным опытом? И понеслась очередная пикировка…