* * * – Вот от кого мы с Женькой не ожидали, Сандро, так это от тебя! – Хачатурян буквально прижала своего молодого человека к турнику. – Из училища хочешь вылететь? И всех остальных подставить? – Ну, они… – Лучше молчи! Почему Женька должна Алексею звонить? А вы? – она повернулась к Романовым. – Каким местом думали? Николай с Александром только вздохнули, а Татищев решил вмешаться: – Девочки, была задета честь… – Честь и в браслетах можно было защитить! – Тамара была неумолима. – Завтра же все дружно скажите спасибо Алексею, что под трибунал не пошли. – Скажем… – Хорошо… Хачатурян же удовлетворенно кивнула и подошла к Демидовой с Панцулаей: – Пойдемте, девочки, у меня бутылочка красного припрятана, надо стресс снять… Глава 9 – Ну что, Николя, ты подумал над моим предложением? – Людовик, ты же знаешь нашу ситуацию, – император слегка поморщился, глядя на короля Франции, стоящего у огромного окна терминала аэропорта, и переглянулся с супругой. – Все эти династические браки с королевскими домами Европы никак нам в Первой мировой войне не помогли, даже наоборот. Ещё мой отец в мудрости своей решил, что Романовы теперь будут брать в супруги девиц только из знатных родов Российской империи, и не ошибся. – Император погладил по руке Марию Федоровну. – И Мари с сыновьями и внуками этому главное подтверждение. – Николя, я тебя прекрасно понимаю, – кивнул Людовик с улыбкой, – и даже готов признать, что Франция от подобного союза получит больше, чем Россия, но и вы тоже не останетесь в накладе. Посуди сам, через нас вы вновь породнитесь с очень влиятельными родами Европы, получите поддержку в своей внешней политике от Франции, сможете более свободно выступать на международной арене, а не как сейчас… – король посерьезнел, – в большей степени с позиции силы. В конце концов, дети Алексея и Стефании будут восприниматься в нашем общем европейском доме своими. Кроме того, если говорить о самой Стефании, в её лице Романовы получат прекрасно воспитанную и образованную девушку, полностью осознающую свою роль в сложных международных отношениях и во внутренней политике Российской империи тоже. Учти, Николя, в свои неполные двадцать лет моя внучка уже успела набрать кое-какой вес в европейской элите, а её переход в православие все воспримут как должное. – Король Франции вздохнул. – Николя, не отказывай прямо сейчас, просто обещай подумать. – Я тебя услышал, Людовик, – кивнул Николай. – И подумать обещаю, но на мое положительное решение все же сильно не надейся. Без обид? – Какие уж тут обиды… – Тогда, Людовик, с наступающим Рождеством и Новым годом! Передавай наши с Мари самые лучшие пожелания супруге и детям. – Вас тоже с Новым годом и с Рождеством. Жду звонка, Николя. Король Франции повернулся к провожающей его делегации, в которой была и принцесса Стефания, сделал знак рукой и направился на выход из терминала, после чего императрица обратилась к супругу: – Дорогой, может, и на самом деле рассмотреть вариант женитьбы Алексея на этой Стефании? Люда-то дело говорит, может, из этого союза что-нибудь путное и получится? – Нет, дорогая, уверен, что ничего хорошего не выйдет. Ты хочешь, чтобы мне Людовик под предлогом нашего родства на международной арене руки выкручивать начал? – он ухмыльнулся. – Или просто мечтаешь в Париже на старости лет пожить? Так я тебе это и без подобных крайностей могу устроить. – А какова оценочная сумма приданого, которую Люда за Стефанию дает? – улыбнулась Мария Фёдоровна. – Я видела отчет специалистов, королек-то наш не поскупился, а мы с него можем ещё и больше попросить. А про существенные доли во всех этих европейских компаниях ты подумал? Это же новый уровень экономической интеграции Российской империи с Европой! И на этом можно будет не останавливаться. – Брось, дорогая, – поморщился Николай. – Помнишь поговорку, не жили богато, нехuй и начинать? Сегодня акции дали, а завтра доли размыли или вообще все наши активы заморозили под надуманным предлогом. И что, снова внешнюю разведку напрягать точечными акциями устрашения наших европейских партнёров? Или войну объявлять? Нет уж, будем действовать по ранее разработанным планам и искать другие пути интеграции. – Дай хоть помечтать… – «загрустила» Мария Фёдоровна. – И вообще, мне не очень хочется жить под одной крышей с какой-то там француженкой, наши девки всяко лучше. – Конечно лучше! – ухмыльнулся Николай. – Наших-то ты сходу по своему обыкновению под лавку загоняешь, а эта француженка, не привыкшая к подобному обращению, может и зубки показать, да ещё и пожаловаться своему родственничку в Париж. – Какой Париж, дорогой? – Отмахнулась императрица. – О чем это ты? Одна жалоба Алексею, и я сама буду делать все для того, чтобы не оказаться под лавкой… * * * По моей «нижайшей» просьбе дежурный разместил нас с Нарышкиным и Каранеевым в той самой большой камере, где я с Прохором, Иваном и братьями отходил после нападения покойного Тагильцева, и куда потом в «вертухайской» форме заявились три моих деда и отец. Неудачливые дуэлянты молча разместились на шконках по разным углам камеры и сразу же улеглись, повернувшись к стенам головами. Я последовал их примеру и тоже развалился на соседних с нарышкинскими нарах, благо выбор позволял. Разговоры разговаривать с молодыми людьми не собирался, а тем более их мирить – я им не нянька, не близкий друг, пусть сами ищут способ урегулировать конфликт. Единственное, завтра собирался переговорить с остальными лицами, причастными к дуэли, чтобы уже они предприняли все от них зависящее, чтобы… Короче, пусть предпринимают. Особую ставку делал на Багратиона, как на самого авторитетного молодого человека в этой компании, ну и на Николая с Александром Романовых. Через полчаса незаметно для себя задремал, а проснулся от какого-то движения на гауптвахте. Буквально через минуту в камере вспыхнул свет, дверь открылась и в проеме появился полковник Удовиченко. – Проходите, ваше высокопревосходительство. – Он сделал шаг вперед и в сторону, пропуская в камеру старика в темном костюме, в котором я узнал командира Отдельного корпуса жандармов генерала Нарышкина. – Вот тут они и отдыхают, голубчики… Мы с младшим Нарышкиным вскочили, а за нами, потирая глаза, и Каранеев: – Здравия желаем, ваше высокопревосходительство! «Быстро же „мухоморы“ стуканули полковнику, а тот, по ходу, оперативно доложился Нарышкину, – мысленно поморщился я. – С другой стороны, может, это и к лучшему…» Генерал оглядел нас хмурым взглядом и обратился к Удовиченко: – Геннадий Иванович, я, с твоего дозволения, вот этого заберу на пару минут? – он указал на внука. – Конечно, Петр Александрович, – кивнул полковник. Когда главный жандарм империи с внуком вышли, Удовиченко повернулся ко мне: – Курсант Романов, будьте так добры, проследуйте в свою… индивидуальную камеру. – Есть, господин полковник. – И строевым шагом направился в коридор. В самом коридоре услышал глухие удары и стоны из соседней камеры: – Пока твой отец в этих сраных заграницах делами государственными занимается, – орал генерал, – ты у нас, крапивное семя, тут дуэли вздумал устраивать… – И новый звук удара. – Встать! Я тебе покажу, внучок, как Родину любить!.. – Равняйсь! Смирно! – это уже начал свою «беседу» на повышенных тонах с Каранеевым полковник. – В глаза смотреть, курсант! Здесь вам не тут, понимаешь! Ишь, распоясались! Сгною заживо! – И без перехода: – На каникулы, небось, домой собрались? К мамке?.. Отдохнуть от тягот службы и вечернего досуга? Отставить гробовое молчание и виноватый вид внешности! Отвечать четко, когда с вами разговаривает старший по званию!.. Что уж там ответил Каранеев, я, закрыв за собой дверь в камеру, не услышал, завалился на ставшую уже такой родной шконку и попытался снова заснуть. Однако мне это не удалось – буквально через пятнадцать минут в камеру заглянул Удовиченко: – Курсант Романов, на выход, вам срочно надо подышать свежим ночным воздухом. – Слушаюсь, господин полковник. Сам Удовиченко остался в дежурке, а я прошел на крыльцо гауптвахты, где меня ожидал Нарышкин: – Алексей, ты это… Спасибо, короче! – он выдавил из себя улыбку и потер костяшки на правой кисти. – Рад стараться, Петр Александрович, – кивнул я. – Вы не сильно?.. – и указал на его руки. – Мало еще, – генерал поморщился. – В увольнительную придет, я еще добавлю. И из дома подлеца не выпущу на все время праздников. – А мне ваш внук показался очень разумным молодым человеком… – Из-за чего хоть они? А то молчит как рыба об лед, и Каранеев тоже. – Не в курсе. Мне Демидова с Хачатурян позвонили, вот я и сорвался. Девушки, кстати, тоже ничего не знают. – Ясно. Ты это, Алексей, в среду в Ясенево приедешь? – Хотелось бы, но я как раз до среды в училище. – Орлов готовится, своих гоняет до седьмого пота. Давай, – он протянул мне руку, которую я и пожал, – до среды, и шагай спать. Деду Михаилу привет! – Всего хорошего, Петр Александрович!