— Пока не было. Прохор в гостиной так и не появился, и пришлось мне самому тащиться на кухню просить приготовить ужин пораньше. — Леш, — замялся ходивший за мной хвостиком Петров, — я портрет государя закончил. Может, взглянешь? — Без вопросов. Давай еще Колю с Сашей для объективности позовем? — Давай, — кивнул он. Когда мы вчетвером зашли в покои моего школьного друга, в нос сразу же ударил специфический запах красок. — Шурка, это не дело, — пробормотал я. — Как ты тут вообще спишь? Надо будет тебе отдельную мастерскую выделить. За все время проживания Петрова у меня в особняке я ни разу не заходил к нему в покои, уважая право друга на личное пространство. Вместе проводить время места хватало: была и гостиная, и столовая, и бильярдная. То же самое касалось и других моих домочадцев. — Я регулярно окна открываю, — начал оправдываться он. — Это с портретом государя пока нельзя, чтобы краска не заветривалась… — Будет тебе отдельная мастерская, — повторил я. — Показывай произведение искусства! И он показал… Твою же бога душу мать! Портрет государя, написанный в том же характерном стиле, что и портрет князя Пожарского, был просто великолепен! Царственный дед смотрелся крайне авантажно, но без выпячивания этого, в глазах с легким прищуром легко читались ум, цепкость, хитрость и обостренное чувство собственного достоинства, а китель с «иконостасом» сидел естественно и все вышеперечисленное только выгодно подчеркивал. — Не знал бы, что это император, — пробормотал рядом Николай, — так бы и процитировал классика: «Слуга царю, отец солдатам»… Я мысленно согласился с братом, потому как дед на портрете был действительно живым, а не как на тех фотографиях, которые висят у разных там чиновников по кабинетам. — Шурка, — воскликнул Александр со всегдашней своей непосредственностью, — ты просто талантище! Даже я, всегда с равнодушием относившийся ко всем этим вашим изобразительным искусствам, захотел себе что-нибудь этакое! В парадке и пусть пока с единственным орденом на груди! — Спасибо, Саша! — поблагодарил Петров и повернулся ко мне. — Леш, чего молчишь? Все так плохо? — Это великолепно! — заулыбался я. — Ты опять сумел меня удивить! — Правда? — зарумянился он в ответ. — Не стыдно будет государю показать? Цепочка ассоциаций промелькнула в голове и сложилась в конкретные не очень приятные мысли: — Ты за государя не переживай, ему свой восторг перед подданными демонстрировать невместно, а вот государыня явно эмоций скрывать не станет… Так, — я достал телефон и нажал вызов контакта «Папаша», — стоим тихо, иначе счастья не видать… Братья с Сашкой уставились на меня непонимающе, но возражать не стали. — Привет еще раз, отец. Чего звоню, Петров закончил портрет деда. — И как получилось? — Просто бомба! Несколько секунд в трубке стояла тишина, прерываемая звуками продолжающегося у Долгоруких банкета, пока наконец не раздалось: — Ты еще дома? — Да. — Через минуту перезвоню. Отец перезвонил не через минуту, а через пять: — Готовь особняк к приезду императорской четы, будем через час. Колю с Сашей в училище не отпускай, поедете все вместе чуть позже. И насчет большого ужина распорядись. Задача понятна? — Да. — Приступай к выполнению. — Есть. Деда Михаила захватите? — Обязательно. Вместе с Григорием и Константином. — Жду! Убрав телефон в карман, я повернулся к братьям и Сашке Петрову: — Срочно переносим холст в гостиную на место, где висел портрет князя Пожарского, и готовимся к приезду императорской четы с сопровождающими лицами. — Теперь я смотрел только на братьев. — Увольнительная продляется на неопределенный срок. — Круто! — Шура, надо переодеться в костюм, как и мне, но сначала портрет. — Понял, — судорожно кивнул он и заметался по гостиной, вернее, по мастерской. Оставив братьев присматривать за другом, я отправился к Михееву и на кухню предупреждать о высочайшем визите. Через десять минут особняк стал напоминать потревоженный улей, даже с улицы доносились какие-то резкие команды Михеева. — Что за ерунда происходит? — в гостиную моих покоев завалился явно заспанный воспитатель. — Скоро состоится презентация портрета государя, — хмыкнул я и объяснил ситуацию. — Прохор, если это мероприятие пройдет без моего участия, а, скажем, на неделе, когда я в училище париться буду, Сашку разорвут с этими портретами! И первая, кто это сделает, будет государыня! А он и отказать ей не сможет! — закончил я. — Мог бы и с отцом как-то насчет Сашки договориться, чтоб присмотрел… — буркнул воспитатель. — Он-то и государыне в легкую откажет, за ним не заржавеет. — Черт! Не подумал… — вздохнул я. — Спасибо, что подсказал. — Обращайтесь. Чем еще могу помочь? — Можешь, Прохор, еще как можешь! И в таком вопросе, к решению которого у тебя явно будет лежать душа. Надо бы в погребок наведаться, а то гости уже веселые приедут и возжелают продолжения банкета, вот и… — С этого и надо было начинать! — С воспитателя слетели последние остатки сна. — А то опять эти детские интриги… — он развернулся и направился к выходу. — Все будет в лучшем виде, не переживай! И поздравляю с победой, сынка! — Спасибо! Высоких гостей мы, понятно, встречали на крыльце, после чего проводили в гостиную, где их уже ждал небольшой стол с алкоголем и легкими закусками. Минут пятнадцать было потрачено на обязательные разговоры под рюмочку, после чего мы дружно направились в тот угол гостиной, где пока еще без подсветки висело искомое произведение искусства. «Честь» включить лампу досталась автору, после чего он скромно отошел в сторону и замер в ожидании реакции заказчика и близких к нему лиц. Не было никаких охов и ахов, не было вообще ничего, просто стояла тишина, пока император шумно не выдохнул: — Черт побери! Отличная работа, Александр! Не зря я тебе столько времени позировал! Дорогая, что думаешь? — Абсолютно согласна! — императрица сделала шаг вперед и стала еще пристальнее вглядываться в портрет. — Премию Александр заслужил однозначно, как и нашу искреннюю благодарность. Такой талант надо холить и лелеять… — она, наконец, оторвалась от портрета и повернулась к явно смущенному художнику. — Сашенька, ты просто молодец! Не знаю, как тебе это удается, но ты умеешь не только заглянуть в душу человека, но и перенести эту душу на холст! Пока императорская чета под моим чутким «контролем» общалась с Петровым в сторонке, продолжая расточать тому комплименты, остальные «гости» приблизились к портрету и принялись его оживленно обсуждать. — Отец, — услышал я расстроенный голос Константина Пожарского, — похоже, после этого портрета дядьки Николая нам с Гришей придется своих долгонько дожидаться. Петров пока всех Романовых не перепишет, они его на сторону не отпустят! — Не отпустим! — это был голос дядьки Николая. — А тебе, Костя, лучше подождать. Согласись, лучше в форме полковника быть запечатленным для истории, чем подполковника? — Ты прав, Коля, да и орденов надо бы подкопить для пущего эффекта… Мои опасения насчет планов бабки на моего друга стали подтверждаться за ужином: сначала императрица аккуратно осведомилась у художника, сколько времени ему надо на отдохнуть, потом стала намекать на то, что мои покои в Кремле пустуют, а уж до Суриковки Сашеньку как-нибудь доставят и обратно в Кремль привезут… Петров при этом что-то скромно бурчал и опускал глаза. И только я собрался вмешаться, как меня опередил отец: — Мама, дайте молодому человеку немного прийти в себя, а к этому вопросу можно вернуться чуть попозже! У Александра зимняя сессия на носу, ему готовиться надо. — Решаемый вопрос, — чуть нахмурилась та. — Один звонок ректору, и все… — И какой пример мы покажем остальным? — делано возмутился отец и покосился в нашу с братьями сторону, успев при этом мне незаметно подмигнуть. — Александр прав, дорогая, — вмешался император. — Не будем перегибать палку. Да и есть некие обстоятельства, — он многозначительно показал глазами супруге в мою сторону, — которые могут существенно повлиять на визуальное восприятие твоего портрета, дорогая, и, заметь, только в лучшую сторону. — Об этом-то я и не подумала. — важно кивнула императрица. — Спасибо, что напомнил, дорогой! Сашенька, отдыхай и готовься к сессии, думаю, она у тебя пройдет без всяких там проблем, уж я позабочусь. — Спасибо, государыня! — чуть расслабился Петров. Зато напрягся я: опять засада на ровном месте! Хрен теперь бабка вообще с меня слезет! Успокаивало одно: теперь вертеть ею можно как вздумается. В десятом часу вечера нас с братьями было решено отправить в училище: — Нечего прохлаждаться, молодежь, да еще и с алкоголем! — заявил нам изрядно «подпитый» царственный дед. — Вы и так уже в увольнительной слишком задержались. — И, перестав обращать на нас внимание, обратился к другому моему деду, не менее «подпитому»: — Мишаня, а помнишь, как мы с Вовкой на третьем курсе из увольнительной из-за тебя опоздали? — Не из-за меня, а из-за тебя, Коля!.. Понятно, разрешения остаться в особняке у меня никто спрашивать и не подумал, ну и ладно, мне не жалко, конкретно сейчас меня волновал другой вопрос: