Небрежным жестом Прохор захлопнул коробочки и уложил их в пакет. Мы забрали костюм, попрощались с Иосифом Карловичем и сели в «Ниву». Я, как и обещал, набрал Алексию и сообщил, что минут через сорок буду дома. Она же обещалась быть в течении часа. — Первым подаришь колечко. — начал учить меня жизни Прохор. — Лучше его подарить после выставки, иначе у неё все мысли только о нём и будут. Если гайка ей по пальцу не подойдёт, дашь ей адрес наших ювелиров, они подгонят. Понял? — Понял. — кивнул я. — Остальные цацки пока прибережём на будущее. На выставку я вас отвезу и привезу обратно, а потом в этот «Приют» вы пешком собираетесь? Мне надо парней из СБ предупредить. — Да. Там идти-то… — Хорошо. Ночевать у Леськи будешь? — Да. — Хоть отдохну от тебя, охламона! Завтра ты у нас опять светской жизнью живёшь до утра? — хмыкнул Прохор. — Живу. — кивнул я. — В воскресенье ничего не планируй, Лёшка, будет очередная тренировка. — Хорошо. — И ещё, кий твой из Смоленского поместья привезли, дома стоит. — Отлично! — обрадовался я, больше не придётся прикидываться бедным родственником перед Долгоруким и играть его киём. Перед приездом Алексии я успел сходить в душ. Она, как и предполагалось, сначала зашла к нам узнать в чём я собираюсь идти на выставку, чтобы своим платьем соответствовать, так сказать… Оценив мой серый костюм в мелкую полоску, девушка заявила, что пространство для манёвра у неё увеличилось. Не отказалась она и перекусить наскоро приготовленной Прохором яичницей с ветчиной, после чего ускакала к себе, пообещав быть при параде через сорок минут. На хмыканье моего воспитателя при упоминании сроков, Леся гордо заявила: — Я на гастролях и не такие рекорды ставила! — Верю-верю! — усмехнулся он. Сроки Алексия нарушила всего на десять минут, но это того стоило — черное длинное платье в стразах в обтяжку с глубоким декольте и разрезом по бедру, небрежная причёска, стандартные очки… — Какая к хренам «Нивка»? Едем на «Волге»! — за нас двоих прокомментировал увиденное Прохор. — Ну-ка, встаньте рядом! Я послушно подошёл к Лесе, всем своим видом выражая восхищение девушкой. — Если вам кто-то скажет: князь Пожарский со спутницей, — смело посылайте куда подальше! — улыбался Прохор. — Всё как раз с точностью наоборот! Неизвестная красавица в сопровождении князя Пожарского! Так будет точнее! Мы с девушкой переглянулись и засмеялись. — Ты доволен? — спросила она меня. — Более чем! — кивнул я. — Надо почаще с тобой на различные мероприятия выбираться! — А я совсем не против! — усмехнулась Леся. Но тут в наш разговор вмешался Прохор: — Так, спускаемся в гараж, иначе никуда не успеем! Уже в «Волге» он прочитал Алексии лекцию о правильном поведении спутницы молодого князя Пожарского, если он появлялся фактически официально, на машине с гербом. Суть сводилась к паре фраз — больше пафоса, спеси и уверенности в себе, которая должна граничить с наглостью. Девушка же внимала с большим вниманием, кивала и клятвенно пообещала, в итоге, соответствовать предъявленным высочайшим стандартам. Сама выставка проходила в одной из модных галерей, расположенной в старинном двухэтажном особнячке старой Москвы. Узкие улицы не располагали к нормальной парковке, но Прохор сделал всё возможное, чтобы приблизиться ко входу, после чего начал беспрерывно сигналить. Через минуту его потуги увенчались успехом — из особняка выскочили два охранника и начали освобождать нам место перед входом. Когда же мы остановились, дверь нам открыл не абы кто, а, судя по всему, распорядитель выставки. Я покинул машину первым, помог выйти Лесе, и мы направились внутрь особняка, сопровождаемые распорядителем. Касса с билетами нами была проигнорирована по причине невместности стоять в очереди, пусть даже она состоит из двух человек. Уже в зале распорядитель щелчком пальцев подозвал к нам официанта, у которого мы с подноса взяли по бокалу шампанского. Всё это время я краем глаза наблюдал за своей спутницей. Её поведение было выше всяческих похвал — холодному равнодушию девушки могли позавидовать иные аристократки, а уж внешним данным и платью, и подавно… — Ваши сиятельства! — обратился к нам с поклонном распорядитель. — Может вам экскурсию провести? — Спасибо, любезный. — улыбнулся я. — Не стоит. — Как угодно вашим сиятельствам! — он опять поклонился и растворился среди посетителей выставки. Держа в руках бокалы с шампанским, мы с Алексией начали обход экспозиции, подолгу задерживаясь у каждой картины. Посмотреть было на что — картины поражали своим разнообразием, от пейзажей до портретов, от простеньких эпизодов бытовой жизни до массивных полотен, запечатлевших отдельные события общественной жизни. Но всех их объединяло, по моим ощущениям, одно — некая внутренняя динамика, жизнь, движение. Казалось, что стоит отвести взгляд от очередной картины, как она изменится, поменяет своих героев и место действия. После того, как девушка категорически не захотела отходить от маленького пейзажа, изображающего опушку леса, я поделился этими своими впечатлениями с Лесей. — Вы абсолютно правы в своих суждениях, молодой человек. — услышали мы голос из-за спины. — Мне мало запечатлеть определённый момент времени со всеми только ему присущими эмоциями, я хочу, чтобы был некий намёк на дальнейшее развитие. Мы повернулись и увидели перед собой невысокого лысоватого толстячка лет сорока в костюме. — Я давно за вами наблюдаю, молодые люди. — он смотрел на нас абсолютно серьёзно, а потом буквально впился взглядом в Лесю. — Девушка, если вы снимите свои очки, я подарю вам эту картину. Она перевела на меня испуганный взгляд. — Позвольте, любезный! — усмехнулся я. — Вы ничего не путаете? — Не сочтите за грубость, ваше сиятельство! — ответил он, продолжая смотреть только на Лесю. — У меня фотографическая память, и я понимаю, что передо мной Алексия, портрет которой я мечтал написать последние три года! — У меня уже есть портрет! — заявила ему Леся и попыталась спрятаться за моей спиной. — Охотно верю! — хмыкнул он. — А могу я взглянуть на работу этого ремесленника? Это он кого ремесленником назвал? Сашку Петрова?.. Сдерживаясь из последних сил, я заставил себя подумать о чем-нибудь хорошем. Первой, видимо прошла ассоциация с Сашкой Петровым, была Смоленская усадьба и как просто там было жить, вторым — наш лес, который я знал до последнего пенька… Однако, окончательно в себя я пришёл от того, что мою руку пыталась сжать испуганная бледная Леся, а стоящий напротив художник, лицо которого приобрело землянистый оттенок, хватался за сердце. Посетители выставки спешно покидали наш закуток. — Всё нормально. — кивнул я девушке, и она отпустила мою руку. — Теперь я точно знаю, как выглядит сиятельный гнев! — пробормотал художник. — Простите меня, ваше сиятельство, если обидел своими словами! — он поклонился. — Вы не представились. — кинул я ему. — Святослав Хмельницкий к вашим услугам. — ответил он и снова поклонился. — Святослав, вы действительно хотите увидеть портрет Алексии в исполнении ремесленника? — Если вам не трудно, ваше сиятельство! — Хорошо, я попытаюсь это устроить. Дайте мне пару минут на телефонный звонок. — Как будет угодно вашему сиятельству! — он продолжал кланяться. Не обращая больше на него внимания, я отошёл немного в сторону и набрал Сашку. — Привет! — начал я разговор. — Я сейчас на той выставке, которую ты рекомендовал. — Нравится? — весело спросил он. — Очень! — хмыкнул я. — Господин Святослав Хмельницкий желает увидеть твой портрет Алексии. — Да? — в голосе Сашки появились панические нотки. — Хочешь, я ему трубку дам? — уже спокойно спросил я. — Нет. — Петров сделал паузу. — Куда надо портрет привезти? — Прямо на выставку, Сашка. — ответил я. — Через сколько будешь? — Максимум час! — всё равно в голосе моего друга чувствовалось сомнение. — Не подведи меня! — как можно убедительнее сказал я ему и положил трубку. В этот момент появился Прохор в сопровождении распорядителя, на которого жалко было смотреть. — Алексей Александрович, ваше сиятельство! — он сделал вид, что запыхался. — Что случилось? Кто посмел? Почему люди выставку покидают? — Творческие люди неуважение проявили, Прохор… — сказал я через губу. — Пришлось восполнять пробелы в воспитании… — и обратился к дрожащему распорядителю. — Милейший, вы будьте поаккуратней с этой творческой интеллигенцией. Жизнь так коротка… Теперь за сердце хватался уже распорядитель. Прохор его пихнул локтём в бок, чем привёл в чувство, и сказал: — Чтоб я тебя и охрану не видел! — того долго уговаривать не пришлось, и он быстренько испарился. После этого настала моя очередь: — Ты что творишь, Лёшка, на выставке умудрился влететь! — начал меня воспитывать шёпотом Прохор. Я не стал ему ничего отвечать, а просто подозвал Лесю: