Алёшка встретил её на входе. Он улыбался, но был явно смущён и опять начал заикаться. – Я у-увидел те-теебя в окно, – пояснил Алёшка. – Здорово, – сказала Ева. – А я принесла тебе бутылочку сухого сидра. Вам же, парням, не до пирожных. – Нам п-парням? – Алёшка был тронут и смутился ещё больше. – Ну да, – улыбнулась Ева. – Знаешь, Мелани обучает меня кулинарному искусству, но у меня там вышли такие первые блины комом… Мне стыдно было бы приносить такое. – Тебе – стыдно? – покраснел Алёшка. Ему с трудом удавалось скрывать восхищение в собственных глазах, как, впрочем, и безнадёжность. – Ну да, – подтвердила Ева. – А сидра я с тобой и сама с удовольствием выпью. – Идём, я тебе покажу кое-что, – сказал Алёшка. – Ты только извини, меня тут недавно немножко поцарапало, прихрамываю слегка, но уже лучше. Говорят, на мне, как на собаке, заживает… Ева улыбнулась: он явно не из тех, кто жалуется. Хотя провалялся в госпитале месяц. «Немного поцарапало»… А мог бы и страхов наговорить. Они прошли в большой светлый зал, и там, прямо посередине, сверкая металлическими поверхностями, стояло… – Что это? – ахнула Ева. – Автомобиль. Настоящий. Я его сам отреставрировал, – с гордостью пояснил Алёшка. – Там, в городе, много всего на улицах ржавеет… Но этот – точно единственный на канале! На ходу, кстати… Эх, если б удалось раздобыть чуть-чуть бензина… – Никогда не видела своими глазами, – восхищённо произнесла Ева. – Только в книжках читала. – Проходи, садись за руль, – оказавшись в своём хозяйстве, Алёшка почти перестал заикаться, здесь он явно чувствовал себя в своей тарелке. – Поедем к-кататься. Ева плюхнулась в мягкое водительское кресло, Алёшка уселся рядом. – Вот это педаль газа, – указал он. – Это тормоз, сцепление… Нажимай и включай передачу. – Как включить? – Ну, вот р-ручка, – случайно коснувшись девушки, Алёшка снова начал заикаться. – К-к-к себе и вперёд. – Так, да? – Д-да, только п-п-плавно, и газу добавь. Поехали?! – Поехали, – восторженно отозвалась Ева и, как ребёнок, принялась крутить баранку. – Вам куда? – В-в центр. И п-плевать на туман. – Абсолютно, – смеялась Ева. – А вот эти к-ко-коробочки – телефоны. Когда-то, до тумана, они выглядели так. М-м-мобильная связь. Везде р-ра-ра-аботало. – Знаю. Но вижу тоже впервые. – Ева подержала в ладони один из телефонов. – Ух, совсем лёгкие. – А вот это – м-м-музыкальный центр. Скоро закончу, и будет работать. Немного п-п-по-подпаять осталось. – Да ладно… – Ева не скрывала восхищения. – И что? – И можно будет слушать музыку. Гиды недавно в-в-в одном д-д-доме нашли целый запаянный контейнер с записями. У-уж не знаю, к-к-кому в голову взбрело, но больше п-п-па-половины в прекрасном состоянии. На а-а-аа-втомобиль больше д-двух лет ушло, а это б-бы-б-быстрее прод-д-двигается. – Позовёшь, когда будет готово? – Конечно. – Алёшка снова слегка покраснел. – П-п-пошли дальше. Комнаты оказались набитыми всякой всячиной. Артефакты ушедшей эпохи. Всё было пронумеровано, и всё хранилось в прекрасном состоянии. Вещи ушедшего мира, вещи из книг. Ева узнала телевизор, компьютерные мониторы, с которых бережно вытиралась пыль, радиоприёмники, похожие на тот, что был дома, какие-то предметы, аппараты, технику, предназначения которой она не понимала… – К-к-когда-нибудь п-пригодится, – комментировал Алёшка. – Видишь, с элект-т-три-чеством уже порядок, п-п-примитивные телеф-фон-фонные линии налажены в Университете и с постами… Мы работаем. Ну-у, в с-с-смысле, учёные. – А ты молодец, – похвалила Ева. – А что вот это-то? – П-п-пылесос, – от похвалы Алёшка зарделся. – Вместо в-в-веника был. П-п-равда, чего смеёшься? – А вот это – с-с-святая святых. – Алёшка гостеприимно распахнул двери в соседнюю комнату. – Здесь хранятся р-ре-реликвии. Уже н-нового мира. После к-ка-катастрофы. Ева вошла вслед за Алёшкой и почувствовала, что здесь и вправду всё другое. Комната словно была напоена своим тайным внутренним волшебством. Она сразу не поняла, приятное это ощущение или, напротив, тревожное. – Если б я в-в такое в-в-верил, я бы сказал, что это м-м-магические предметы. – А ты не веришь? – отозвалась Ева. – Ведь на канале творится много всего, а? – Н-н-не верю. Я считаю, что всё п-п-поддаётся объяснению. И если мы п-п-пока не можем объяснить, т-т-то это ничего не меняет. Тут г-главное слово «пока». Мне здесь позиция у-учёных ближе. – Что это? – вдруг спросила Ева. Она видела подобное украшение с бисерной вышивкой и латунной трубкой у Хардова и нечто похожее у Фёдора. – П-п-первый в мире манок. Учителя. До его п-пе-первого в-в-возвращения. Потом были другие. Г-га-га-говорят, что он когда-нибудь сможет собрать всех с-с-сы-скремлинов вместе. И н-настанет, – Алёшка усмехнулся, – день с-с-спасения. Ева почувствовала, как сквозь неё словно прошло какое-то дуновение, но Алёшка уже указывал на портрет, который она, конечно, тут же узнала: – Это п-па-портрет Лидии, третьего п-президента… Ты, к-конечно, видела там… Только этот написан белым мутантом. И в-в-вот что удивительно – он м-м-меняется. Поэтому у-убрали сюда. – Меняется? В смысле? Как?! – А-а, да… В день её гибели. Ф-фон меняется. Волосы и выражение ли-ли-лица. – И это тебя не удивляет? Нет магических предметов? – Всё можно объяснить рационально. Н-н-надо только найти р-р-ре-решение. А э-это ошейник её с-с-скремлина, Раджи. – Это большая собака на том, другом портрете в актовом зале? Я видела. – Д-да, п-п-пёс. Они п-погибли оба. Её манок, Лидии, так и не н-н-нашли. А о-о-ошейник п-п-почему-то остался. – А почему вокруг него прядь волос? – О-о-о. – Алёшка заулыбался. – Ещё одна с-с-сказочка. Это п-п-прядь волос Сестры. Где-то далеко на севере, в самом н-н-начале канала есть такое с-с-светлое место. Что-то в-в-вроде ведьмы, только доброй. Её никто не видел, С-с-сестру. А-а она сестра всем гидам. Е-е-ерунда, в общем. Ева улыбнулась, но решила пока никак не комментировать последнее замечание. Вслух спросила: – Ну, а для чего волосы? – О-о-очень сильное поле. К-ка-как защита. Никакой м-м-мерзости из т-тумана не проникнуть. Это правда. Я пробовал. Гиды раз принесли одну склизкую тварь, она в ужасе забилась в-в угол. – А говоришь, не веришь в магические предметы… – Э-э-э, всё м-м-можно объяснить, – упрямо повторил Алёшка. – Это взаимодействие энергий. Просто одна энергия сильнее другой. З-з-знаешь, Ева, всё в мире – потоки энергий. В конце концов, всё с-с-сводится к этому. А Сестра, если такая существовала, об-обладала очень в-в-высоким энергетическим п-п-потенциалом. «Не существовала, а существует», – подумала Ева. Почему-то ей очень захотелось рассказать, что она была в гостях у Сестры и видела её собственными глазами, и чувствовала спокойную надёжность этого удивительного места, которому не страшен туман, не страшна мгла и которое словно сильнее любой тьмы. Но она вовремя вспомнила предупреждение Петропавла не особо распространяться, и хотя ей нравился Алёшка и даже его упрямая убеждённость, что всё в мире поддаётся рациональному объяснению, казалась милой, она решила не болтать лишнего. Тем более он обещал починить музыку и пригласить её. К чему же сразу начинать с разногласий? – Это серебряная пуля П-п-петропавла, – Алёшка указал пальцем, но деликатно не стал дотрагиваться. – Извлечена из Чёрной волчицы. Е-йе-й-единственного существа т-ту-тумана, которому были не страшны волосы С-се-се-сестры. А это её челюстная кость, волчицы… Её зубы прочнее алмаза. – Акула прямо, – сказала Ева. – А-а-акулы тоже есть. Никто не знает, откуда взялись в Москве-реке. О-о-очень древний вид. Не было до тумана. – Это череп одной из них? Кошмарная голова? – Ева указала на стол, где среди разложенных в беспорядке костей покоился большой продолговатый череп. – А-а, ещё одна сказочка, – отмахнулся Алёшка. – Это череп Горха. Когда-то п-п-принадлежал п-президенту Лидии. – В смысле? Это её вещь? – Д-да. Н-никто толком н-ни-ничего не знает про Горха. Д-д-древнее создание, каких только слухов вокруг него нет. С-с-с-читается, что т-т-тот, кому принадлежит череп, может п-п-повелевать Горхом. В-вроде он Ли-ли-дии и п-под-подчинялся. Мне его надо чуть-чуть п-подклеить. Ева смотрела на череп неведомого чудовища, явно реликвию, но почему-то брошенную на стол без всякого почтения к вещи самой Лидии, даже память о которой была окружена в Университете почти мифологическим пиететом. – А почему вокруг нет волос Сестры? – Д-да говорю ж, пустышка. Не всем преданиям гидов можно безоговорочно доверять. Н-но немного тёмной энергии есть, конечно. – И как ты это объяснишь? – Р-р-рационально, – настойчиво кивнул Алёшка. – У меня есть своя теория. Э-э-энергия остаётся и после смерти, только в-в-видоиз-з-зменяется. – Можно подержать? – вдруг попросила Ева.