Продавщица выписала талон, стала упаковывать игрушку в оберточную бумагу. В коридоре, у секции детской одежды, с пакетами в руках нас дожидалась Татьяна. – Что так долго? – спросил я. – Пока кассу нашла, пока оплатила… У тебя что в руках? Талон? – Давай пакеты, я подержу, а ты сходи оплати. Я достал десятку, протянул Маркиной. Татьяна строго посмотрела на дочь: не выпрашивала ли она подарок у незнакомого человека? Девочка поняла, что может лишиться понравившейся игрушки, и, не дожидаясь вопроса, сказала: – Дядя себе собачку купил. Играть с ней будет. – Таня, иди оплачивай покупку, а то мы с девчонкой уже изжарились тут целый день торчать. Маркина стояла, не зная, что делать. Я решил одним ударом покончить с сомнениями: – Тебе рыжая тетка что-то без приглашения продала? Я кивнул на небольшой сверток, с которым Маркина вернулась в секцию детских товаров. Она ничего не ответила, передала мне пакеты и ушла. Из универмага мы вышли через служебный вход. В руках у нас были разнокалиберные пакеты, свернутые из серой упаковочной бумаги. Даже небольшую игрушечную собачку нам завернули в отдельный пакет. Со стороны определить, что именно мы купили, было невозможно. «Нельзя советских граждан раздражать покупками с черного хода! – подумал я. – Безликие пакеты ни у кого чувства зависти не вызовут». Из припаркованного у въезда во двор легкового автомобиля проворно вылезли две молодые цыганки и направились к нам. Одеты они были в шикарные дубленки, на головах – цветастые платки. Из-под полы дубленок – юбки по щиколотку, на ногах модные импортные сапоги. – С удачным приобретением! – преградили нам путь цыганки. – Мы неплохо заплатим. За женские вещи – две цены, за детские – полторы. У нас машина стоит, можно в ней посмотреть, что купили, там и рассчитаемся. – Мы ничего не продаем! – грубо ответил я. – Паренек, тебя же никто не спрашивает! – с презрением сказала одна из цыганок. – Мы с женщиной говорим. Татьяна даже задохнулась от возмущения: «Лаптев, значит, паренек хоть куда, а я – уже немолодая располневшая тетка?» – Пойдем к машине, не будем привлекать внимание, – скомандовала цыганка. Ее подруга тут же вцепилась в пакет в руках Маркиной. Татьяна попыталась оттолкнуть ее, но тщетно! Хватка у цыганки была как у бульдога: что схватила – не отпустит. – Ничего мы не продаем! – в отчаянии закричала Татьяна. – Машина рядом, там посмотрим, – настаивала цыганка. – Сейчас мы все решим, – с угрозой сказал я, перекинул девочку на другую руку и полез во внутренний карман. Как по волшебству не понять откуда, появился цыган в бобровом полушубке. – Вы что, кошелки, совсем обнаглели! – прикрикнул он на цыганок. – Прочь отсюда, дуры безмозглые! Цыганки отцепились от нас и убежали, спрятались в автомобиль. – Брат, извини! – сверкнул частоколом золотых зубов незнакомец. – Девочки всю ночь вино пили и еще не пришли в себя. Не обращайте на дурочек внимания. Он взмахнул рукой. Автомобиль тронулся с места и выехал на проезжую часть. – Все в порядке! До свидания! Цыган одарил нас золотозубой улыбкой и быстрым шагом скрылся прочь. – Если бы не ты, они бы меня в машину затащили, – сказала пришедшая в себя Татьяна. – Поздно что-то у цыгана зажигание включилось, – недовольно заметил я. – Пока я в карман не полез, он не догадался, что я из милиции. – Да ладно тебе! И так все хорошо закончилось. Аня, ты тетенек не испугалась? – спросила Татьяна у дочери. – Тети играли с нами… Девочка была погружена в свои мысли – до цыганок ли ей было! Когда мы вышли к остановке, она прошептала мне на ухо: – Собачка будет молоко пить? Я не люблю молоко, может, она съест? – Попробуй, – согласился я. Без дальнейших приключений мы сели в автобус. Парень, по виду студент, уступил нам место. По дороге девочка уснула, и я сидел с ребенком на руках, боясь пошевелиться. Рядом, в переполненном салоне, стояла Татьяна. Она смотрела в окно и чему-то умиленно улыбалась. Глава 24 От остановки до общежития нам было идти минут пятнадцать. Дочь Татьяны после сна разомлела и самостоятельно топать не желала. Пришлось нести ее на руках. По дороге могли встретиться знакомые, и тогда бы в общаге стали перешептываться: «Лаптев с Татьяной уже вместе по магазинам ходят. Лихо она его окрутила!» Но общежитские слухи меня не интересовали. Если придется объясняться с Калмыковой, то я скажу, что случайно встретил Татьяну с ребенком и не мог безучастно пройти мимо: у нее руки свертками были заняты, а девочка капризничала, устала за день. Да мало ли что можно сказать в свое оправдание! Более щекотливая ситуация была связана именно с пакетами – в такие аккуратно перевязанные свертки в гастрономе колбасу не заворачивают и в магазине «Женская одежда» товар не упаковывают. – Возле общежития поставь Аню на ноги, – сказала Маркина. – От поворота недалеко, сама дойдет. – Да ладно, зачем ребенка мучить! – отмахнулся я. – Она все утро безропотно в магазине сидела, вспотела, устала. Вспомни детство золотое. Ты любила с родителями по магазинам ходить? Я ненавидел. Сидишь как дурак, ждешь неизвестно чего. С минуту мы шли молча. Потом я решил задать вопрос: – Таня, твой друг разве сегодня не приезжает? Вот он удивится, когда нас увидит. – Забудь про него, – с неприязнью ответила Маркина. – Мы расстались. Навсегда. На крыльце общежития Татьяна забрала дочку. – Тут я сама дойду. В шесть часов приходи. Я угощу тебя домашними пельменями. Мои родители их сами лепят. У нас знакомые в деревне живут. На ноябрьские праздники свинью забивают, часть туши родителям продают. Ты давно ел настоящие домашние пельмени? Ужин у одинокой симпатичной женщины может затянуться до утра. Выпил, разомлел, остался. Я не был уверен, что сегодня все пойдет по-другому, что я переменю свое мнение и не захочу встретить рассвет в ее кровати. Но кто его знает? Раз на раз не приходится. Не попробовав пудинг, не узнаешь его вкуса. В конце концов, она же не в ЗАГС приглашает, а на ужин. В любой момент можно встать и уйти, сославшись на срочные дела. Неизвестно кем придуманный обычай требовал отказаться от приглашения. Скромность в быту – прежде всего! – В столовой поем. Зачем тебя лишний раз напрягать? – Ничего не знаю! – отрезала Маркина. – Покупки надо обмыть, иначе носиться не будут. Ты же не хочешь, чтобы у Ани новенький комбинезон через месяц расползся? Обмыть хорошую покупку – дело святое! Тут ничего не возразишь. Без достойной обмывки мотоцикл заводиться не будет, импортные туфли развалятся через месяц. В шесть вечера я пошел в гости. В комнате Маркиной было уютно, каждая вещь стояла на своем месте. Именно этот уют отпугнул меня в прошлый раз. Я представил, что стал ее любовником и должен во всем следовать установленным хозяйкой правилам. «Не бросай носки у кровати! Аккуратно повесь их на перекладину стула. Если будешь обедать дома, не забудь помыть посуду за собой». Никакой личной свободы! Интересно, ее любовник-дальнобойщик не чувствовал себя вещью в этом уютном мирке? Чем-то вроде пальто, у которого есть свой строго отведенный крючок на вешалке? К моему приходу стол был накрыт. На хозяйке вместо повседневного халата были нарядная блузка и облегающая юбка, что должно было поднять мой статус с соседа по общежитию до званого гостя. Дочка Маркиной играла в углу комнаты. Она посадила трех кукол на пол у стены и поочередно знакомила с ними собачку. На мое появление девочка не отреагировала, даже не посмотрела, кто пришел. Знакомство кукол с новой игрушкой было важнее, чем визит малознакомого дяди. Маркина выставила на стол бутылку водки, предложила разлить по рюмкам. Мы выпили, поели горячих домашних пельменей, со смехом вспомнили встречу с цыганками. Разговор о бывшем друге Татьяна завела сама: – Мы расстались с Виктором по моей инициативе. Мне надоело жить в подвешенном состоянии: то он готов уйти из семьи и переехать ко мне, то появляются какие-то препятствия, и переезд откладывается на неопределенный срок. Не буду загружать тебя своими заботами, они никому не интересны. Правила хорошего тона требовали возразить хозяйке, дать ей возможность выговориться, излить накопившееся на душе. Но я вновь поступил не так, как должен был. – Стоит ли переживать? – легкомысленно сказал я. – Ты симпатичная, самодостаточная молодая женщина. Захочешь – нового найдешь. – Где найдешь? У нас в общаге? – завелась она. – Ты думаешь, у меня женихи в очередь под дверью выстроились? Иди открой. Если хоть одного найдешь, я с ним завтра же распишусь. Даже если он алкаш будет конченый, возьму к себе жить. Как я и думал, дальше последовал сбивчивый рассказ о нелегкой судьбе матери-одиночки, с которой переспать каждый готов, а вот к серьезным отношениям – нет. Чем больше я ее слушал, тем отчетливее понимал, что она плетет вокруг меня какую-то загадочную паутину, в которой я должен запутаться и перейти с ней на новый уровень отношений. «Как постоянного любовника Татьяна меня не рассматривает. Я не гожусь ей в мужья, а цель долговременных отношений – предстоящий брак. Я не подхожу ей ни по возрасту, ни по имущественному положению. Выйдя за меня замуж, она не выиграет ничего, а перспективы найти мужа с квартирой лишится и на веки вечные останется прозябать в общаге. Для ее дочери я вряд ли буду хорошим отцом. Отец, даже не родной, – это солидный, рассудительный мужчина, а у меня еще ветер в голове. Со мной переспать в знак благодарности за открытку или для мимолетного развлечения можно, а постоянные отношения поддерживать ни к чему. Смысла нет». – Как бы я хотела иметь надежного друга! – изображая прилив откровения, сказала Маркина. «Это что-то новенькое, – подумал я. – Как видно, у Татьяны появились проблемы, которые она хочет разрешить с моей помощью». Развить мысль о мужчине-друге она не успела. Дочка оставила кукол, подошла к столу и что-то прошептала матери на ухо. Из всего сказанного я уловил только слово «туалет». Татьяна вздохнула: – Как ты не вовремя! Ну, ладно, пошли. Маркина достала из шкафа рулон дефицитнейшей туалетной бумаги, извиняющимся тоном сказала: «Мы не долго», – взяла девочку за руку и вышла в коридор. Я несколько секунд тупо рассматривал шкаф, откуда она достала туалетную бумагу. Повинуясь необъяснимому желанию, открыл дверцу, убедился, что у Татьяны припасено еще несколько рулонов туалетной бумаги. В задумчивости подошел к окну, посмотрел на освещенный заводской двор, всмотрелся в темную громадину склада бестарного хранения муки, возвышающуюся над главным корпусом хлебозавода. И все понял! Я догадался, где вчера Маркина достала недостающие сто рублей, откуда у нее дефицитная туалетная бумага и почему после смерти Горбаша она стала проявлять ко мне повышенные знаки внимания. «Зашла бы Татьяна с другой стороны, и я бы влип! Не стала бы она философствовать, жаловаться на судьбу, а просто напоила бы меня водкой, уложила бы в кровать, и наши отношения действительно перешли бы на другой уровень. Я стал бы ее другом, а друзей в беде не бросают».