– Я это… как бы… спросить хотел… – сбивчиво начал Лазарев. Но на него никто не обратил внимания: Шаргунов писал, Клементьев, затушив окурок, стал чистить спичкой пепельницу, здоровяки скучали. Я изучал трещину у потолка. Прошло еще минут пять. Лазарев взмок от ожидания. Он беспрерывно ерзал на табурете, вздыхал, пытался вновь встретиться со мной взглядом и понять, что же дальше. Шаргунов отложил ручку, пристально посмотрел на задержанного. – Где Крылов? – резко и неожиданно спросил он. – В подвале, – не раздумывая ответил Лазарев. Шаргунов кивнул, словно ничего другого услышать не ожидал. «Где может быть Крылов? Да только в подвале, где еще!» Лазарев обрадовался возможности выговориться и начал быстро объяснять: – Там… это… самооборона была. Он напал, я защищался. Начальник милиции вызвал оперативников: – Поезжайте с задержанным. Он покажет вам кое-что, а потом мы поговорим о заводе. – О каком заводе? – насторожился Лазарев. Шаргунов откинулся в кресле и, прищурившись, посмотрел на него: – Так ты, оказывается, на многих заводах отметился? На хлебозавод зачем устроился? Хотел налет на кассира сделать? – Какой кассир! – вскочил Лазарев. – Я в бригаде работал. Куда послали, туда и поехал, а тут – она! Ведьма проклятая. Он замолчал на полуслове, поняв, что произошло. Последний шанс выйти с минимальными потерями растворился в воздухе, растаял, как утренний туман под лучами летнего солнца. Впереди Лазарева ожидал новый срок, вполне возможно, последний. Для немолодого мужчины пятнадцать лет за колючей проволокой – испытание непосильное: здоровье уже не то, пища скудная, с воли ждать передачки не от кого, надеяться на условно-досрочное освобождение не стоит. Лазарев тяжко вздохнул: – Поехали, покажу, где Крылов лежит. Оперативники вывели задержанного. Мы попрощались с Шаргуновым и поехали в райотдел. – Понял, как надо работать? – спросил Клементьев. – Классика! Ожидание неминуемого разоблачения хуже, чем последствия разоблачения. Лазареву вышка светит, но он уже не остановится, все выложит, всех сдаст. Сейчас с ним поработают, и он нам Часовщикову изобличит лучше, чем все прокуроры города, вместе взятые. Глава 27 Показав, где находится труп Крылова, Лазарев внутренне сломался и дал показания обо всех интересовавших нас преступлениях. Чтобы подозреваемый в определенный момент не замкнулся, Шаргунов каждый новый допрос распорядился оформлять как явку с повинной. Следователь прокуратуры в процессуальное оформление документов не вмешивался. Он был твердо уверен, что Лазарева приговорят к высшей мере наказания. – Весной 1979 года я, Крылов и Обедин решили совершить нападение на кассира судоремонтного предприятия в городе Новосибирске, – начал Лазарев. – К тому времени мы не работали, жить было не на что. Нападение предложил совершить Крылов. Он в пивной познакомился с рабочими судоремонтного завода и узнал от них, как кассир получает зарплату в банке и как доставляет ее в административный корпус завода. Три месяца мы вели подготовку, наблюдали за зданием в день зарплаты, определили пути, по которым скроемся с деньгами. Заводоуправление на судоремонтном заводе – как проходной двор. На втором этаже находится отдел кадров, так что каждый, кто хочет устроиться на завод, может свободно войти в административный корпус и бродить по нему, не привлекая внимания. В день нападения Крылов угнал автомобиль «Жигули». Обедин вооружился самодельным револьвером, который хранился у него после освобождения. Патронов в револьвере было всего пять, но мы решили, что хватит. В перестрелку вступать мы не собирались, а для острастки будет достаточно. Я и Обедин взяли плотные капроновые чулки. В заводоуправлении Обедин открыл отмычкой Ленинскую комнату на третьем этаже, мы встали у окон. Крылов на автомобиле остался за углом административного здания. Около полудня приехала кассирша, отпустила такси, вошла в здание. Я и Обедин надели чулки на голову и побежали вниз. На лестнице второго этажа я выхватил у нее сумку и бросился вниз. Обедин что-то прокричал ей, размахивая револьвером, и побежал следом. На крыльце заводоуправления курил молодой мужчина. Я, как был, с чулком на голове, пробежал мимо него, за угол здания. Мужик узнал сумку кассира, заорал на нас и сдернул с головы Обедина чулок. Обедин не растерялся и выстрелил в него. Пока тот рассматривал полученное ранение, мы уже были в автомобиле. Крылов вывез нас в город, заехал во дворы, где мы оставили автомобиль и разошлись в разные стороны. Еще перед нападением мы договорились, что до вечера все деньги останутся у меня. Покружив по городу, я приехал на съемную квартиру, в которой жил вместе с Крыловым. Обедин жил в пригороде у знакомой женщины. Вечером, часов в семь, мы сели за стол, распили бутылку водки, но спиртное не брало: перенесенные переживания не давали захмелеть. Посидев за столом, мы решили, что мероприятие прошло успешно, несмотря на инцидент с Обединым. Перед тем как раскрыть вторую бутылку водки, я высыпал на стол все деньги из сумки кассира. Не успели мы пересчитать добычу, как раздался стук в дверь. Мы оцепенели, подумали, что милиция. Крылов посмотрел в окно – на улице было все спокойно. Наша квартира располагалась на первом этаже, так что шанс сбежать был. Дверь пошел открывать Обедин, а я и Крылов остались на кухне, прикрыли дверь, вооружились ножами и стали ждать, чем дело кончится. Обедин перед тем, как открыть, раза три спросил: «Кто там? Чего надо?» Потом впустил гостя и удивленно воскликнул: «Так ты не из ЖКО! Пошла вон отсюда, жалкая попрошайка. Ничего у нас нет: ни денег, ни еды, ни вещей!» Гость что-то тихо сказал ему и вошел на кухню. К нашему удивлению, незваный гость оказался пожилой некрасивой женщиной, неброско одетой, с холщовой сумкой в руках. Она презрительно осмотрела нас и с усмешкой сказала: «Дело обмываете? Налейте и мне рюмочку, выпью за ваш фарт». Я посмотрел на Обедина – тот стоял за спиной старухи. Он был бледен, словно только что выслушал смертельный диагноз. Я много раз корил себя, что дверь пошел открывать не я или Крылов. Не знаю, какой бы разговор у нас состоялся с этой женщиной, но то, что было между ней и Обединым, – хуже не придумаешь! Оказывается, эта женщина в начале 1970-х состояла в банде известного преступного авторитета Буркова в Омске. Обедин в это время жил там, занимался совершением квартирных краж. Как видно, Часовщикова знала про Обедина что-то такое, от чего у него поджилки затряслись. Словом, Обедин оскорбил ее, а она ответил что-то в духе «Кто бы говорил!» и напомнила ему о поступках, о которых Обедин мечтал забыть. С этого момента Обедин люто возненавидел Часовщикову и убил бы ее, но она все предусмотрела и высчитала. Пока мы были в замешательстве, Часовщикова повергла нас еще в большее изумление. Она говорила на каком-то старинном воровском жаргоне, в котором было много устаревших слов. Представьте, что вам в критический момент где-нибудь за границей встретится соотечественник, который на полном серьезе поприветствует вас: «Ой ты, гой еси, добрый молодец!» Мы опешили. Перед нами стоял призрак послевоенных банд, когда при налете на квартиру вначале стреляли в потерпевших и только потом собирали вещи. Часовщикова сказала примерно следующее: «Сейчас вы отсчитаете мне четверть от всех денег, что хапнули на заводе. За ножи и револьверы хвататься не надо. Убить меня нетрудно, отмыться потом не получится. Если я через час не приеду в условленное место с деньгами, через два часа за вами будет охотиться вся милиция Новосибирска». Крылов первым пришел в себя и спрашивает: «Разве по воровским понятиям так можно поступать?» Она злорадно засмеялась и говорит: «Я уже на пенсии, от воровской жизни отошла и понятия соблюдать не обязана. Это вы должны жить по воровским законам, а я – нет. Вы еще в деле, а я уже на обочине жизни, и никто мне помочь не хочет. На подачки из общака я не рассчитываю, так что на пособие по старости мне скинетесь вы. И учтите: наш уголовный кодекс очень строг! Вы хапнули двенадцать тысяч, а это особо крупный размер, за это преступление снисхождения не будет! За разбой с применением оружия тебя, – она показала на Обедина, – к стенке поставят. Тебя, – она ткнула пальцем в меня, – посадят лет на пятнадцать, а к тебе, водила, проявят снисхождение и дадут две пятилетки с довеском». После этих слов из Крылова как будто воздух выпустили. Он весь прямо обмяк. Мы поняли: если старуха знала распределение ролей во время нападения на кассира, то рыпаться не стоит. Мы отсчитали ей три тысячи, она выпила рюмку водки, сложила деньги в холщовую сумку, прикрыла их сверху тряпкой. Напоследок сказала: «Не вздумайте за мной следить! Почую хвост – сдам ментам. Мой вам совет: залягте на дно, не кутите, не шикуйте и найдите себе работу, чтобы на статью за тунеядство не раскрутиться». После ее ухода мы поделили оставшиеся деньги, выпили, обсудили старуху, о которой не знали вообще ничего. Обедин после спиртного ожил и стал убеждать нас, что ее следовало убить. Но, как говорится, после драки кулаками не машут. Если она развела нас на ровном месте, то так тому и быть. На какое-то время судьба разбросала нас. В этом году, зимой, я устроился в монтажное управление, позвал туда работать Крылова. Весной нам случайно встретился Обедин. Узнав, что работа связана с разъездами, присоединился, стал монтажником оборудования. В составе бригады мы приехали в ваш город, приступили к демонтажу остатков фундамента и станков в пряничном цехе. В сентябре в заводской столовой я столкнулся с Часовщиковой. Она виду не подала, что мы знакомы. Села со мной за один столик, поела и оставила около моего подноса спичечный коробок. В нем была бумажка с адресом и временем, когда нас будут ждать. Мы втроем пришла к ней. Часовщикова угостила нас водкой и сказала, что коли мы снова встретились в одном месте, то должны помочь ей вернуть старый должок. Когда мы узнали, что она задумала, Обедин сразу же отказался в этом участвовать. Часовщикова напомнила ему, какое наказание его ждет за нападение на кассира. Он злобно посмотрел на Часовщикову, но она не растерялась и сказала: «Ты не забыл, что я всегда работаю с подстраховкой? Если ты надумал мне голову проломить, то больше суток на свободе не проживешь». В этот момент в дверь постучали, вошла девушка лет шестнадцати. Она о чем-то пошепталась с хозяйкой и ушла. Нам опять было нечем крыть: девушка вошла в нужный момент, чтобы продемонстрировать тайные связи Часовщиковой. Выглядела эта девушка немного странно. Я еще подумал: «У девчонки явно не все дома. Она наверняка слепо доверяет старухе. Даже если мы ее выследим, толку никакого не будет, она в точности исполнит указания Часовщиковой». К тому же сколько у старухи таких девочек на подхвате? Словом, мы согласились помочь ей свести счеты с Горбашом. Прошел еще месяц. Часовщикова все выжидала удобный момент. Как-то вечером говорит, что акцию проведем завтра. Обедин участвовать отказался, но согласился помочь подготовить место убийства. Это он вскрыл замок на теплоузле, занес туда козлы с улицы и привязал веревку к трубе под потолком. С собой у него был брикет шербета, который он выменял у кого-то в варочном цехе. Провозившись с веревкой, Обедин забыл о шербете и оставил его на козлах. В демонтируемый цех Горбаша пригласил я, сказал, что по полу пошла трещина и все здание может рухнуть. Уже после работы, часов в шесть, я и Горбаш поднялись в цех. Пока он искал трещину на полу, Часовщикова подкралась сзади и вколола ему через одежду какой-то препарат. Горбаш мгновенно ослаб, ноги его подкосились, и он стал податливым, как тряпичная кукла. Мы уложили его в раздевалке, сами сели рядом пить вино. Часа в два ночи Часовщикова сказала: «Пора» и первая вышла из цеха. Я и Крылов взяли Горбаша под руки и повели-поволокли в теплоузел. Там мы изрядно повозились, пока поставили его вертикально на козлы и накинули петлю на шею. Часовщикова встала перед козлами, торжествующе посмотрела на Горбаша и заговорила на непонятном языке. Я вначале подумал, что она рехнулась от перенапряжения и собирает всякую чушь. Потом вслушался и уловил знакомые слова. Говорила Часовщикова на каком-то славянском языке. Если бы она не строчила как пулемет, я бы понял, в чем она обвиняет Горбаша, а так мы остались в неведении. Горбашу, кстати, ее обвинения были по фигу. Он уже ничего не соображал, ослаб, несколько раз опускался на колени, но мы поддерживали его и не давали петле затянуться на шее. В какой-то момент Крылов покачнулся, и козлы опрокинулись. Горбаш остался висеть в петле, мы с Крыловым грохнулись на пол. Часовщикова обложила нас матом, что не дали ей закончить речь, и вышла из теплоузла. Я и Крылов вернулись в цех, допили вино и легли спать. Утром мы сделали вид, что приехали раньше всех. Прошло еще немного времени, наступил канун Октябрьской. Часовщикова пригласила меня к себе и говорит: «Верные люди шепнули мне, что новосибирские менты вышли на след Обедина. Повяжут его со дня на день. Если не хочешь за разбой раскрутиться, избавься от него. Обедин – человек ненадежный, опознают его на заводе – он всех сдаст». Я пришел посоветоваться к Крылову. Тот говорит: «Врет старуха или нет, но Обедин – единственный человек, которого могут опознать. И еще… Гложет меня одна мысль. Мы же не знаем, что Обедин натворил в Омске, но то, что он готов прикончить старуху в любой момент, – это точно. Не ровен час, решит от нее избавиться, а у Часовщиковой все тузы в кармане. Она, что живая, что мертвая, всех нас под монастырь подведет. Если уж она решила, что он лишний в нашем деле, нам лучше ее послушаться». Я согласился. Часовщикова разработала план и заверила, что все будет сделано красиво, комар носа не подточит. Перед праздниками мы остались в раздевалке, выпили. Обедин опьянел, потерял бдительность. Мы схватили его за руки. Вошла Часовщикова, вколола препарат. Обедин обмяк, но оставался в сознании. Часовщикова попросила нас выйти и что-то высказала ему, наверное, напомнила про Омск. Крылов отсоединил проводок у радиатора отопления, и мы ушли. Как и обещала Часовщикова, к утру Обедин замерз насмерть. По нашему уговору она должна была принести два билета на электричку, а принесла только один. «Второй пассажир потерялся по дороге», – сказала она. Я намек понял, но убивать Крылова не хотел. Он сам во время распития спиртного бросился на меня, я вынужден был защищаться. Крылов стал меня душить. Я нашарил на столе кухонный нож и убил его ударом в сердце. Ночью из съемной квартиры на первом этаже перенес труп в подвал, спрятал у дальней стены. Кровь на месте убийства замыл, нож выбросил в мусорный контейнер. После праздников поехал на автовокзал, выпросил у случайного пассажира обратный билет. После увольнения Часовщиковой я ее больше не видел. Лазарева допрашивали несколько дней, задали ему десятки уточняющих вопросов. – Каким образом Часовщикова могла узнать о совершении вами разбойного нападения на судоремонтном заводе? – Мы обсуждали этот момент и пришли к выводу, что она просто выследила нас. Часовщикова всю жизнь в бандах состояла, глаз у нее наметанный. – Каким образом Часовщикова смогла одновременно съездить на вокзал за билетом на электричку и быть рядом с цехом на другом конце города? – Я думаю, что билет купила девушка со странными глазами или кто-то еще из ее подручных. Один из вопросов был задан Лазареву по моей просьбе. – Судя по вашим показаниям, шербет оказался в теплоузле случайно? В нем не было никакого намека? – Обедин оставил его на козлах, а когда вернулся в цех, то идти за ним не захотел, побоялся лишний раз светиться у теплоузла. Мы, когда занесли Горбаша в теплоузел, просто смахнули шербет на пол. Следователь прокуратуры, ознакомившись с показаниями Лазарева, сказал: – Если у него перед убийством Крылова был билет, обеспечивающий алиби, то это умышленное убийство, а не самооборона. От этого преступления он не уйдет, а остальные «прицепом» пойдут. Доказательства слабенькие! Вьюгин, Клементьев и Шаргунов решили довести дело до конца, изобличить Часовщикову и отправить ее на скамью подсудимых. Узнать мнение прокурора об уголовном преследовании Часовщиковой поехал Шаргунов. Прокурор, ознакомившись с материалами дела и выслушав начальника милиции, сказал: – Отбросьте эмоции в сторону и проверьте, что у вас осталось в сухом остатке. Какой доказательственной базой вы располагаете против гражданки Часовщиковой? Что у вас есть против нее? События в Новосибирске? Оставим за скобкой, что это не наш регион, и проанализируем доказательства ее вины. Их нет! Она путем вымогательства завладела похищенными деньгами? Об этом говорит только Лазарев. Сегодня говорит – завтра откажется. Вы хотите обвинить ее в убийстве Горбаша? В ноябре у вас убийцей был некий Прохоренков, а сейчас Часовщикова? Бог с ним, обвиняемого в возбужденном деле поменять не трудно, но что у вас есть против нее? Показания Лазарева. Материальных доказательств ее вины нет. С убийством Крылова – то же самое. Все ваше обвинение базируется на Лазареве, а он в любой момент возьмет и откажется от своих показаний. Заявит на суде, что в милиции его били смертным боем, вот он и подписал показания. Я – против участия в деле Часовщиковой. Ищите доказательства, развивайте материальную базу. Хорошим свидетелем была бы девушка, которая видела их всех четверых в квартире Часовщиковой. Шаргунов вернулся злой как собака. – Вечно эти прокуроры оправдательных приговоров боятся! Еще ни одного с должности за оправдательный приговор не сняли, а как что, так начинается старая песня: «В суде он изменит показания и его оправдают!» Если у нас нет материальных доказательств, то что теперь, закрыть глаза на Часовщикову? Не пойдет. Я пока яму под нее не вырою, не успокоюсь. Как бы нам найти ту девку, которая была в квартире Часовщиковой? – Проще иголку в стоге сена найти! – усомнился в успешности мероприятия Клементьев.