Не имея множества друзей, или в принципе друзей, я обладал большим количеством свободного времени. Так что я изучал разное дерьмо. Поначалу вещи, полезные для моего образа жизни — как ориентироваться в тёмной сети, базовое кодирование, продвинутое хакерство, избавление от останков, лучшие методы убийств, допросы. Что бы вы ни назвали, я это изучал. Я был чёртовой преступной энциклопедией. Но когда это приедалось, я просто читал случайную хрень. Печатая и листая на своём ноутбуке, я выучил больше, чем за все годы школы вместе взятые. Для меня всё могло стать рекламой-приманкой. Как написать фильм ужасов? Конечно, почему бы и нет. Схемы миграций североамериканских птиц? Да, может быть полезно. Как полностью разобрать машину и собрать обратно? Я редко садился за руль, но почему бы всё равно не научиться этому жизненно важному навыку, верно? И так как эти темы в целом не входили в нормальные обсуждения в тех редких случаях, когда я заводил разговоры, было приятно знать, что мой мозг не превратился в Волшебный экран (прим. Игрушка представляет собой экран с двумя ручками для создания эскизов. Внутри экрана засыпан алюминиевый порошок. Если потрясти экран — изображение исчезнет, и рисовать можно заново) и не удалил всю старую, менее чем полезную информацию. Я распознал этого ара, чёрт возьми. Это было хорошо, по моему мнению. Учитывая, что мне совершенно нечем было заняться в голых стенах своей клетки, пришлось переключить внимания на единственную и неповторимую Эвангелину Круз, чтобы не сойти с ума. Конечно, я слышал о ней, когда изучал её отца. Хотя не думал, что она по-настоящему знала всю историю своей жизни. Если бы знала, не думаю, что она была бы так разбита из-за своего старика. Возможно, она знала, но была слишком запрограммирована, чтобы увидеть, какой он ублюдочный. Это случалось намного чаще, чем понимали люди. В современном мире родителям становилось всё сложнее и сложнее безнаказанно привить детям старомодные или крайне ужасные привычки, принимая во внимание публичные школы, интернет и тот факт, что большинство людей не были невежественными придурками. Но у Алехандро Круза с Эвангелиной была уникальная возможность, которой больше не было у большинства родителей. Он воспитывал её вдали от большинства внешних влияний. Судя по тому, какой маленький онлайн-след я смог найти о нём, и абсолютно никакого об Эвангелине, можно было сказать, что он просто… держал эту часть мира вдали от неё. Что было бы не слишком тяжело, учитывая удалённые части мира, по которым он обычно путешествовал, с ней на хвосте. Там не было вай-фая или телефонных вышек. Она знала только то, что он хотел ей рассказать. Потому что потребовалось бы всего десять минут с базовым поиском гугла, чтобы узнать то, что узнал я. Не нужна была даже тёмная сеть. Так что, очевидно, у неё не было шанса это сделать. И когда умирает любимый родитель, в голову обычно не приходит мысль зайти в интернет и покопаться в грязи. Если бы она не выследила меня, то, вероятно, смогла бы жить долгой жизнью и слечь в могилу, никогда не узнав настоящей натуры человека, который явно показывал ей только хорошую свою сторону. Даже у самых поганых мерзавцев человечества зачастую бывает хорошая сторона. Иначе им бы никогда не сходило с рук то, что сходит. Я начинал задумываться, позволит ли она всему осесть, когда её шаги надо мной замедлились. Но после возникшей паузы шаги направились в определённом направлении по дому над моей головой. Дверь. Затем ещё одна. Затем шаг прямо над лестницей. Очередная пауза. Было так тихо, что я мог поклясться, что слышу, как она делает глубокий вздох, прежде чем начать спускаться вниз, медленной и осторожной походкой. — Это иронично, — сказала она, подходя ко мне, с горящими от ненависти глазами, — что ты похитил его из-за преступлений, в которых виновен сам. В ответ на это я покачал головой. — Нет, куколка, его преступления уж точно не мои. — Он убивал людей. Ты убиваешь людей. — Мне плевать на то, что преступники убивают других преступников. — Тогда я не знаю, какие у него были преступления, — сказала она, прищурившись, качая головой. В тот момент я почувствовал это. Это было так незнакомо, что я еле узнал это чувство. Страх. Я боялся говорить ей правду. Из всех идиотских чувств, которые можно было испытать. И, в конце концов, я верил в честность, когда о ней просят. Так что, даже если мой желудок странно сжался от этой мысли, я выдал ей правду. — На трёх континентах и на протяжении трёх десятилетий, Алехандро Круз был известен как отъявленный, жестокий серийный насильник. Глава 5 Эван Внутри меня всё будто сразу отключилось. Разум просто опустел, блокируя все мысли, кроме одной. Нет. Просто… нет. Он врал. Он должен был врать. Мой отец, мой добрый, щедрый, мягкий, любящий отец ни за что не мог быть каким-то дерьмовым серийным насильником. Ни за что, чёрт возьми. Это было невозможно. Этот человек был рядом со мной ежедневно, всю мою жизнь. Я никогда не видела, чтобы он хотя бы присвистнул вслед женщине. Он не смотрел ни на кого похотливо. Он не хватал никого за зад и не делал неприемлемых предложений. На самом деле, раньше я видела только то, как он танцевал или выпивал с женщиной. Всё всегда было по-дружески. Был ли мой отец «хорошим» человеком в традиционном смысле? Ну, он убивал людей. Так что — нет. Я совершенно отказывалась верить, что он был каким-то чудовищем, которого описывал Люк. Должно быть, он неправильно назвал имя. Должно быть, он ошибся. — Я не могу помочь тебе принять правду, если ты будешь просто уходить в грубое отрицание. — Я не грубая, — сразу же выплюнула я, чувствуя, как пульс начинает стучать в горле и висках, из-за чего мне сразу же становится жарко, даже в прохладном подвале. — Ты ошибаешься. — Если бы ты искала хоть какую-то информацию обо мне, Эвангелина, ты бы знала, какую нелепость только что сказала. Я никогда не ошибаюсь. Я никогда не цепляюсь за кого-то, пока не уверен на сто десять процентов, что они сделали то, в чём их обвиняют. — На этот раз твоя математика не сработала. — Достань мне телефон или ноутбук, и я смогу доказать обратное. Сумасшедше было то, что даже через слой отрицания, я не слышала в его тоне ничего, кроме уверенной искренности. Но стоит отметить, что он думал, что борется за свою жизнь. Он сказал бы что угодно, чтобы спасти свою шкуру. И учитывая, что он пожизненный преступник, можно было сделать вывод, что он умеет хорошо врать. Он ведь не мог жить обычной жизнью и на типичный вопрос «эй, чем сегодня занят?» отвечать правду. «О, привет, Билл. Просто расчленяю ножовкой пару тел. Потом, может, возьму китайской еды на вынос. Знаешь, всё как обычно». Он играл со мной. Дело закрыто. И, чёрт, я даже не могла винить его за это. Возможно, он врал и насчёт цианида. Это правда, мой отец всегда носил с собой цианид. И да, он был спрятан в чётках. Но это было для ситуаций, когда его словит и будет мучить картель. Наверное, Люк узнал об этом после того, как убил его, когда копался в его личных вещах. Он был почти пугающе наблюдательным; он бы заметил, что одна бусина не блестящая и гладкая, как другие. Вероятно, он просто запомнил эту информацию и бросил мне, чтобы заставить меня задуматься о его заключении и, в итоге, о своей мести. — Верно. Будто я доверю тебе ноутбук. Человеку, который может сделать оружие из фольги. — Хоть это и правда, и любой подсоединённый к интернету ноутбук можно превратить в поджигающее устройство, чтобы его активировать понадобится ещё одно устройство. Так что я буду с ним делать? Ударю им тебя по голове? Очнись. Будучи заключённым, он должен был молить о моей милости, целовать мой зад, пытаясь угодить мне. Но разве он это делал? Нет, конечно нет. Потому что мне обязательно должен был достаться дерзкий, надменный, всезнающий заключённый. — Нет? — спросил он, наблюдая за мной этими глубокими, бездонными глазами, которые, клянусь, будто видели меня насквозь, видели все мои тёмные, усеянные паутиной углы, видели всё, что я хотела скрыть. И я никак не могла понять, почему от этой мысли меня охватывала дрожь не дискомфорта, а предвкушения. — Что ж, сделай себе одолжение, включи ноутбук и проведи быстрый поиск. Тебе действительно не понадобится много времени, чтобы вернуться обратно ко мне. За настоящими ответами. Я могу заполнить много пробелов. — Потому что я должна доверять всему, что ты говоришь. Прямо сейчас ты сделаешь всё, чтобы спасти свой зад.