– Сколько вы планируете пребывать на Маске? Как ни парадоксально, но изобретение бластера с шок-эффектом сыграло на руку киборгам. Да, теперь их стало легче убить, зато и страх перед «неуязвимыми биомашинами» ослаб. – Два-три дня. Для четырех и больше надо брать разрешение, которое, скорее всего, не дадут. Но если узнают, что оно тебе нужно, то потребуют оформить его прямо сейчас и вообще не выпустят из космопорта. – У вас есть товары и вещи, подлежащие декларированию? – Нет. Если Кай начнет качать права, ему разъяснят их еще нагляднее. Например, задержат для уточнения личности, а тем временем разрешенный срок пребывания на планете истечет. Или потеряют его паспортную карточку. Или, наоборот, найдут пакетик с порошком. Совсем маленький, чтобы не морочиться с арестом и судом, а «всего лишь» впаять штраф и вышвырнуть с Маски. – Сколько денег вы везете с собой в пересчете на стандартные галактические единицы? – Двести. Излучатель бластера уперся Каю в копчик. Ухо обдало тяжелым жарким дыханием. Час назад таможенник сожрал гамбургер, и застрявшие между зубами мясные волокна успели протухнуть. – Что ты у нас забыл, говнюк?! Женщина бесстрастно наблюдала за происходящим, словно это был штатный скучный досмотр ради галочки. – Сопровождаю группу туристов, – тусклым голосом ответил Кай. Сказать «друзей» слишком опасно, таможенники могут придраться и к ним. Телохранитель – еще туда-сюда, хотя на Маске не любят никаких киборгов. Когда-то их рабский труд стал источником процветания планеты, а потом пришло окаянное ОЗК и принялось рьяно защищать права биомашин, даже неразумных. Федерация жестко подавила вспыхнувший бунт и при участии авшуров заставила Маску выплатить потерпевшим немалую контрибуцию, старые киберы износились и по большей части передохли, а новых производить перестали. Кто-то перешел на менее выгодных андроидов, кто-то стал нанимать еще более капризных и затратных людей, и многие прежде состоятельные семейства, привыкшие жить на широкую ногу, разорились. Золотая молодежь с изумлением обнаружила себя на финансовом дне и была вынуждена пачкать холеные руки, работая продавцами, клерками, уборщиками… таможенниками. Со временем все более-менее устаканилось, но Маска продолжала мстить «виновникам» своего упадка при каждом удобном случае. Нажим остроконечного излучателя усилился – в расчете, что жертва прогнется в тщетной попытке избежать боли, однако Кай продолжал стоять как вкопанный. Хотя, наверное, стоило подыграть, садист быстрее бы угомонился. Но пусть лучше думает, что кибер – тупая толстокожая скотина, Кай и так сдерживал себя из последних сил. – Досмотр окончен, одевайся и проваливай, – наконец брезгливо разрешил таможенник, отстраняясь. – И чтобы через три дня ты, ублюдок, снова стоял здесь по стойке смирно и без единого нарушения правопорядка, иначе я тебе этот бластер… Кай на несколько секунд отключил звук, опасаясь, что бластер пойдет в дело прямо сейчас, причем в его руках. – …ясно, я тебя спрашиваю?! – Да. – Кай подобрал джинсы и натянул их на голое тело, а скомканные трусы сунул в карман. Не из-за спешки, просто надевать их после чужих потных рук было противно. – Добро пожаловать на Маску! – издевкой полетело вслед. Кай заблокировал голосовые связки, чтобы не сказать: «Спасибо». Синтезировать тон, который не спровоцировал бы таможенников, было практически нереально. * * * Когда Кай наконец вышел в зал прибытия, Команда уже вся издергалась. Спокойствие сохраняла только Лиза, будто ушедшая в спящий режим, но стоило ей увидеть друга, как девушка кинулась ему навстречу со всей скопившейся энергией. – Что они с тобой делали?! Пес, на время досмотра отключенный от общей сети, вздрогнул и принялся остервенело чесаться и встряхиваться. – Ничего. Унижали. Запугивали. В общем, проверяли, знает ли киборг свое место – или Кассандра вселила ему ложное чувство человеческого достоинства. – Тогда чего у тебя такая кривая морда? – усомнился Хэл. Морда у Кая была вроде бы обычная, программно-нейтральная, но, к его досаде, Команда худо-бедно наловчилась просекать подобные нюансы. – Не люблю таможню. – Она тебя, кажется, тоже, – проницательно заметила Иветта. – Угу, – только и сказал киборг. – Пошли отсюда. По закону Федерации люди, ксеносы и разумные киборги обладали равными правами, так что заставить Кая носить позорное клеймо-наклейку «DEX» масковитяне не могли, как и лепить на дверях заведений таблички «Киберам вход воспрещен», но на этом кексики кончались. Стоит киборгу как-либо себя выдать – и вокруг него сразу возникнет зона отчуждения. Касса закроется на переучет, туалет – на уборку, магазинчик – на технический перерыв, аэробус захлопнет двери перед самым носом, а еда в кафе будет холодной, подгоревшей и пересоленной. Антидексистами на Маске были не все, однако в открытую идти против общественного мнения мало кто решался – кланы первопоселенцев утратили свое богатство, но не влияние. Лиза будто невзначай столкнулась с Каем боками и одновременно запихнула ему в карман краешек торчащих оттуда трусов, пока их еще кто-нибудь не увидел. – Ты точно в порядке?! – Девушка пристально всмотрелась в лицо друга – малейший намек, и она вернется на таможню, чтобы показать там всем не только кузькину мать, но и отца, деда и бабку. – Не волнуйся, они меня даже пальцем не тронули. Просто выбесили. Кай поскреб уколотый излучателем копчик и почти с приязнью вспомнил сердитого шебского таможенника. Все познается в сравнении, к тому же у шебианина были реальные причины ненавидеть киборгов: во время войны те зверски – как умели – убивали его родных, друзей и однополчан. На Маске убивали в основном киборгов, а ненавидели за то, что лишились такой возможности. * * * Врать киборгу – пустой номер, а киллеру – еще и смертельно опасный, поэтому Майкл Бриннер признался Лисе, что деньги ему нужны на покупку наффского гобелена. И даже показал, какого именно, открыв переписку с продавцом. Треугольник размером три на пять на семь метров, вес двести девяносто три килограмма, сертификат подлинности на благородно пожелтевшей бумаге с интригующими бурыми кляксами. Пятьдесят тысяч, если гобелен исчезнет из родового поместья в обход налоговой и прочих законников, потому что в поместье гобелен тоже возник как бы сам собой. Майкл знал коллекционера, который без неудобных вопросов отвалит за гобелен вдвое больше, прибыль пополам с Лисой. Нажиться на беде масковитянина, вынужденного по дешевке распродавать фамильные ценности, потому что иначе ему придется обходиться всего тремя слугами, – святое дело! – …А почему он такой тяжеленный? – изумилась Молли, когда Лиза вслух зачитала описание гобелена. – Я же тебе про них рассказывала! – с досадой напомнила Иветта. – Совсем недавно, на барахолке! У наффцев нет такого понятия, как «чистое искусство» – для них красота и практическая ценность произведения неразделимы. Задача творца – создать приятный глазу объект, обладающий некими полезными свойствами, причем эти свойства придает ему именно данный дизайн. Ну, как у эргономичного и одновременно стильного кресла! Так и гобелены наффцев – прекрасные внешне, они обладают уникальными сепарационными характеристиками, позволяющими осуществить практически стопроцентное разделение потока частиц с… – Так чего он тяжелый-то? – нетерпеливо перебил Хэл увлекшегося искусствоведа. Иветта укоризненно посмотрела на него поверх несуществующих очочков. – Потому что сплетен из нитей девяноста восьми видов – одиннадцать чистых металлов, тридцать два сплава, пятьдесят пять диэлектриков. – Короче, моль ему не страшна, – с хохотком заключила Молли. – Разве что центаврианская, да и той попотеть придется, – согласился Натан. – А для чего наффцы используют эти гобелены? – Выставляют в музеях, как и мы. Так-то у них есть технологии, позволяющие с куда меньшими затратами создать аналогичное энергетическое сито – не столь идеальное, но для инженерных нужд хватает. Выйдя из космопорта, Лиза первым делом попыталась дозвониться дяде Майклу, однако номер оставался недоступен. Это ни о чем не говорило: во время вылазки контрабандист наверняка пользовался одноразовым видеофоном, а основной отключал из предосторожности. На Маске ли он, еще не долетел или уже улетел – и куда, – предстояло выяснить у продавца гобелена, некоего Тима Реверса. Кай искренне не понимал, в чем смысл скупать краденые произведения искусства и любоваться ими втайне от всех. Ну раз полюбуешься, ну два, а потом надоест, как примелькавшиеся обои. Еще и живи в постоянном страхе, что в твой частный музей нагрянут посетители в полицейской форме. – Может, сразу и продавцу позвонишь? – предложил Хэл. – И что я ему скажу?! Спрошу, на какой стадии его подпольная сделка с контрабандистом? – Лиза была зла и расстроена. Вот не зря она предлагала Каю остаться на катере! И ведь это только начало. На Маске жили – точнее, кое-как выживали – киборги, разумные в том числе, и даже офис ОЗК был (правда, горел минимум дважды в год), поэтому друзья знали, с чем им предстоит столкнуться. – Спугну только. – Мы его по-любому спугнем. – Кай с Псом одинаково укоризненно уставились на девушку. Лиза взяла себя в руки. – Да, но надо же посмотреть, куда он побежит! Полетели глянем ему в глаза. Возле космопорта падальными мухами вились таксофлайеры, но компания предпочла воспользоваться услугами флайшеринга, хоть для этого и пришлось потратить четверть часа, устанавливая приложение «Пчелки» и регистрируясь в системе. Зато ценник не такой конский, и не придется убивать пилота, если тот увидит или подслушает что-то лишнее (это был совет от Лисы, поэтому никто не хихикал). Теперь путешественники могли воспользоваться любой свободной «Пчелкой». Приложение показывало, что в радиусе двухсот метров их аж семь штук – космопорт был популярной точкой маршрута. Первый черно-желтый пузатенький флайер Натан забраковал, едва глянув внутрь, на залепленные жвачкой тумблеры и голый штырь вместо рычага стабилизатора. Насчет второго тоже пытался крутить носом, но Команда зарычала, и парень нехотя полез в пилотское кресло. Здешняя зима напоминала раннюю весну – снег полностью сошел, обнажив всю скопившуюся в нем дрянь, а молодой зеленью пока даже не пахнет. Масковитяне любили это время года – когда запахнет, придется ходить в скафандрах и респираторах, чтобы защититься от спор мха, превращающих воздух в маслянистый смог. Депрессивно-бурой же местная «зелень» была круглогодично. Натан монотонно бубнил, жалуясь на ревматический скрип штурвала, но на летные качества «Пчелки» это никак не влияло, только на нервы пассажиров. Благоустроенный центр столицы с современными зданиями быстро сошел на нет, внизу потянулись унылые низкорослые кварталы с вкраплением как новых коттеджей, так и модулей времен колонизации. Половина здешнего населения трудилась на торфоразработках, другая – в теплицах, и между ними не прекращались споры о необходимости терраформации, которая разорит первых и озолотит вторых. Но пока силы сторон было примерно равны, все оставалось по-прежнему. Город закончился бетонным скелетом трехэтажного здания, так обильно обросшим мхом и растрескавшимся, что для достройки уже не годился. – Смотрите, там какая-то шпана лазит! – Молли уткнулась носом в стекло, пытаясь лучше рассмотреть фигурку в яркой желтой курточке, безбашенно разбегающуюся и прыгающую через широкие просветы в перекрытиях. Еще два подростка лет тринадцати-четырнадцати помогали друг другу взобраться по строительной, насквозь проржавевшей и местами оторвавшейся от стены лестнице. – Вот придурки, убьются же! – Мы бы тоже лазили! – не сговариваясь, заявили Лиза с Иветтой, да и Молли говорила скорее с ностальгией, чем с осуждением. Заброшка скрылась под днищем флайера, а потом и вообще. Продавец гобелена жил в частном поместье в полусотне километров от столицы, не надо даже искать потаенное место для встреч с контрабандистами. Посадил машину за оградой с задней, обращенной к лесу стороны дома, – и готово. – Там уже стоит одна «Пчелка»! – встрепенулась Лиза, указывая на маленький, но из-за окраски издалека заметный краешек припаркованного в зарослях флайера.