– Но вы так и не поставили эту пьесу? – уточнил инспектор. – Нет. Его предательство разрушило нашу дружбу еще до того, как мы приступили к постановке. – Могу представить себе, как вы расстроились, когда эту же пьесу превратили в сюжет для фильмы, – подал голос инспектор. – Нет, инспектор, не можете. – И вы никогда не пытались совершить акт возмездия или потребовать расплаты? – Инспектор, – рассмеялся Орум, – я живу идеями и творчеством. О каких «актах и расплатах» вы говорите? – Но вы же сказали, что дали вашему дражайшему другу по физиономии. – Ну да, но сделал это в сердцах. Я предпочитаю мстить, делая то, что делаю сейчас, – служа ему вечным укором. Я очень надеюсь, что этот невероятно нудный и скользкий тип каждый раз, увидев меня, вздрагивает от чувства собственной вины. В прошлом я пробовал действовать более открыто. Посылал ему письма, знаете ли, в которых пытался объяснить ситуацию, используя юридические термины, но он их игнорировал. А еще мне хотелось предать все это дело огласке, но это тоже ничего бы мне не дало. Ведь человек никогда не считает себя полностью виноватым. У него всегда найдутся какие-то оправдания своим поступкам. Но теперь, когда я знаю, как это выводит его из себя, я решил, что мое постоянное присутствие где-то неподалеку и то, что я превратился в ту самую пресловутую колючку у него в заднице, рано или поздно сделает свое дело. – И, я полагаю, вы стараетесь как можно чаще попадаться ему на глаза, – предположил инспектор. – Именно. – Например, вечером во время первого показа? – И во время второго тоже, – ответил Орум. – Маячил на заднем плане, улыбался, салютовал своим стаканом, – но близко никогда не подходил. Никогда не доставлял ему удовольствия вступить со мной в прямую конфронтацию. Никогда не позволял ему повернуть все с ног на голову и предстать в качестве пострадавшей стороны. – Но вы подошли к Бэзилу Ньюхаусу, после того как ушел Читэм? – Конечно. Мы с Бэзилом старые приятели. Он работал с нами с самых первых наших шагов в театре. Я ведь разошелся с Читэмом, а не с актерами. Хотел поздравить его с отличной игрой в моем произведении. – А он был рад увидеть вас? – Бэзил Ньюхаус был живым воплощением добродушия. Так что он радовался любому. – А когда он ушел из паба? – Боюсь, что не знаю, инспектор. Я поздравил его, мы немного поболтали о былых днях и высказали обоюдное желание поработать вместе в будущем. А потом я оставил его с обожающей его публикой и отправился на боковую. – Вы не помните, во сколько это было? – Где-то около двух. – А что было на следующий вечер? – Практически все то же самое, но уже без старины Бэзила. Я… я отправился в постель вскоре после того, как ушел Читэм со своими дамами. – То есть около часа ночи, – заметил инспектор, продолжая делать свои пометки. – Как скажете. Должен признаться, что на часы я не посмотрел. – А кто-нибудь видел, как вы поднимались на второй этаж? – Кто-нибудь? Вы что, инспектор, намекаете на то, что я говорю вам неправду? – Нет, сэр, но лишнее подтверждение не помешало бы. – Может быть, Дина? Инспектор оторвался от своих записок. – А вы ведь слегка заколебались пару мгновений назад? – Правда? Когда? – Когда говорили о том, во сколько отправились в постель. – А, – сказал Орум. – Ну да. Я решал, стоит ли рассказывать вам о небольшом приключении, случившемся со мной. И решил, что оно слишком незначительно, чтобы сообщать вам о нем. И не имеет никакого отношения к теме нашего разговора. – Если не возражаете, сэр, я хотел бы иметь возможность самому решать, что относится к делу, а что – нет. – Конечно, конечно. Просто речь идет о том, чего «не случилось». Дело в том, что я подумал прогуляться перед тем как отойти ко сну вчера вечером. Такие прогулки прочищают мозги и иногда помогают мне уснуть. Так что я не сразу пошел наверх. Выйдя из паба через боковую дверь, собрался было пройтись по морозному ночному воздуху, но наткнулся на что-то в темноте и содрал кожу на голени. Тот внутренний настрой, который я старался сохранить, исчез, и, развернувшись, я прохромал назад в помещение. – И направились прямо в кровать, – продолжил инспектор. – Уязвленный до глубины души… – А на что вы наткнулись? – спросила я в последовавшую за этим паузу. – Какой-то идиот оставил там ве… – На мгновение Орум замолчал; вид у него был смущенный. – Во дворе лежал велосипед, – закончил он. Инспектор закончил писать и осмотрелся кругом. – Благодарю вас, сэр, за то, что уделили мне время. Кажется, теперь у меня есть все, что нужно. По-моему, мисс Коудл не собирается возвращаться. Вы не передадите ей, сэр, что я все-таки хотел бы с ней побеседовать? – Конечно, инспектор. Готов служить вам. – Благодарю. А сейчас позвольте откланяться. Как долго вы собираетесь прожить здесь? – Комнату я снял до субботы, – Орум улыбнулся. – Говорят, что на празднование Ночи костров в этой деревне стоит посмотреть. Хотелось бы ощутить на себе восторг и трепет деревенского Самайна, прежде чем возвращаться в город. – Отлично, сэр. Возможно, я еще загляну к вам, если мне понадобятся какие-то уточнения. – Буду рад вас видеть. Мы встали, собравшись уходить. На улице инспектор повернулся к леди Хардкасл: – «Самайн»? – По всем кельтским вопросам я консультируюсь с моей маленькой валлийкой, – она кивнула в мою сторону. – Самайн – это ирландский праздник, посвященный началу зимы, – пояснила я. – Обычно он выпадает на первый день ноября. Пару дней назад мы как раз обсуждали с леди Хардкасл Nos Galan Gaef. – Мне кажется, вы надо мной издеваетесь, мисс Армстронг, – инспектор посмотрел на меня ничего не понимающим взглядом. – Это его валлийское название. Древний праздник, во время которого отмечается уход света и наступление тьмы. В нынешнем современном мире это не что иное, как канун дня Всех Святых. – Тогда почему он сказал, что это будет завтра? – Да потому, мой дорогой инспектор, – вмешалась леди Хардкасл, – что он старый дурак с большими претензиями, который не знает, о чем говорит. Он просто играет роль. – Да, манеры у него немного… наигранные, – согласился Сандерленд. – Ну конечно. А иногда он выходит из этой роли. Когда мы говорили с ним вчера, он не был таким напыщенным. Так что все это игра. Притворство. Пантомима, маскарад, инспектор. – Вся эта ерунда насчет того, что ему не хотелось бы говорить, после которой он вывалил все как хорошо заученный монолог, достойный мюзик-холла… С этим парнем явно что-то не так. – Но, несмотря на всю его напыщенность, он очень хладнокровен, – заметила я. – Одно дело разбить нос своему приятелю, находясь в ажитации, и совсем другое – преследовать и издеваться над мистером Читэмом, как он делает это сейчас. В этом есть что-то зловещее. В задумчивом молчании мы вернулись в дом, но перед этим инспектор тщательно осмотрел двор сбоку от паба. * * * Кинематографисты в доме все еще сидели запершись, Эдна оттирала пол, а мисс Джонс с большим сомнением готовилась заняться обедом на «зараженной кухне». Дэви и Дору отозваи в «Грейндж», где их помощь была необходима в связи с неожиданно возникшими сложностями, связанными с восстановлением сгоревшей кухни. Я приготовила чай. В гостиной леди Хардкасл, стоя возле «доски расследований», наносила на нее временну́ю шкалу. – …вот здесь у нас колоссальные провалы… – она указала на промежуток между двумя и пятью часами утра среды. – И вот здесь… – Теперь она указала на сегодняшний промежуток между двумя и шестью часами утра. – Вы правы, – согласился инспектор. – Но, если б мы точно знали, что произошло в это время, нам не пришлось бы использовать вашу «доску расследований». Мы уже арестовывали бы убийцу. – Правда, правда… Знаете, я никак не могу избавиться от мысли, что это один из наших с фильмой. – Почему?