– А, – беспечно сказала миледи, – попалось в какой-то книге. – Бывает, бывает… Что ж, боюсь, что в обычных медицинских учебниках я вряд ли что-то найду. Надо будет поспрашивать, не знает ли кто-то хорошего миколога[63]. Или, может быть, даже антрополога, специализирующегося на американских племенах. – Это было бы здорово. Спасибо. Понимаешь, если Орум съел эти грибы, то тогда понятно, почему ему привиделись преследующие его демоны. – Наверное, – согласился врач. – Я попробую. – Дело в том, что мы знаем человека, который недавно был в Нью-Джерси… – В Нью-Джерси? – рассмеялся Гослинг. – А мне показалось, что ты сказала, они растут на юго-западных территориях… – И в Центральной Америке, – добавила миледи. – Но это же за тысячи миль от Нью-Джерси, старушка. Кем бы ни был твой таинственный подозреваемый, для обвинительного приговора этого явно мало. – Поживем – увидим, – сказала моя хозяйка. * * * Леди Хардкасл пригласила джентльменов к нам в дом на чашку кофе. Оба были невероятно занятыми людьми, занимающимися чрезвычайно важной работой, совсем не терпящей отлагательств, поэтому с радостью приняли это приглашение. Я оставила их в столовой возле «доски расследований», а сама прошла на кухню взять кофе, а заодно и посмотреть, как там идут дела. – Доброе утро, дамы, – поздоровалась я, войдя. – Утро доброе, мисс Армстронг, – ответила мне мисс Джонс. – Доброе утречко, милая, – сказала Эдна. – Ow bist?[64] – Лучше и быть не может, спасибо. А вы? – Не на что жаловаться, – ответила горничная. – Хоть и не на что, но она все равно пожалуется, если вы дадите ей хоть малейший повод, – заметила мисс Джонс. – Моя Ма всегда говорила мне, что не надо ничего держать в себе. Не стоит все это копить. – Что ж, время от времени можно и высказаться, – негромко сказала мисс Джонс. – И что же вы сейчас в себе копите? – поинтересовалась я. – Дэн все еще на больничном? – Да, бедняга… А знаете, он все-таки рассказал мне, как его угораздило сломать эту чертову ногу. Он споткнулся о велосипед. Только подумать – о велосипед! – Боже мой, а откуда же… – Это я ему и сказала. Слово в слово. «Дэниел Гибсон, – сказала я, – как мужчина в твоем возрасте может среди бела дня наткнуться на велосипед? Ты что, опять пил с этим Тони Томпсоном?» А он мне: «Не знаю, моя сладкая… – я еще покажу ему “сладкую”, – я его как-то не заметил». Тогда я спросила его: «А как это можно было не заметить целый велосипед?» А он: «Да он просто лежал в высокой траве. Клянусь тебе». – А что мог делать велосипед в высокой траве? – удивилась я. – И где все это произошло? – Я и сама задала ему эти вопросы, а он стал что-то бормотать насчет «зимнего пастбища», «нынешних первотелок» и «старого коттеджа». Поэтому я так ничего и не выяснила. – Но вы уже на шаг ближе к истине, – сказала я. – По крайней мере, теперь вы знаете, что во всем виноват велосипед. – И если мне удастся выяснить, какой безмозглый идиот оставил свой велосипед на поле, я с ними поговорю по-свойски. – Мне уже сейчас не хочется быть владелицей этого велосипеда, – заметила я. – Я никак не могу к ним привыкнуть, – встряла в разговор мисс Джонс. – У меня кузина на них повернута. Притащила однажды, чтобы мы все посмотрели. Болтала без умолку о том, как это здорово, но сама я этого так и не поняла. Если вам повезет и вы не будете каждые несколько ярдов падать физиономией прямо в землю, то значит, отобьете себе всю задницу о седло. – Не могу с вами не согласиться, – сказала я. – А теперь к делу – у вас все в порядке, если не считать неуклюжих мужей и отбитых пятых точек? Вы хорошо ухаживаете за мистером Читэмом и мисс Драйтон? – Все в ажуре, – сказала Эдна. – Вскоре после того, как вы ушли, мы заварили им свежий чай, и они опять заперлись в малой гостиной. Хотя, должна сказать, мисс Драйтон, кажется, здорово нервничает. Все болтала о каких-то замках на окнах и все такое… А я в ответ просто улыбалась и притворялась, что ничего не знаю. Запоры на окнах, вы только подумайте!.. Да где это слыхано! Может быть, в городе они и нужны, но здесь все закрывают окна на простой крючок. – Я попробую разубедить ее, если она опять поднимет этот вопрос, – пообещала я. – А вы не знаете, что они делают там целый день? – Не имею ни малейшего представления, – ответила мне служанка. – Мисс Драйтон периодически выходит оттуда и просит принести чай – все это очень вежливо, – но я никогда не захожу туда, пока они не уйдут. А когда я захожу, в комнате так чисто, как будто там никого не было. – Очень странно, – заметила я. – Но у них сейчас тяжелое время, а все люди реагируют на него по-разному, правда? – Мне кажется, их надо по-хорошему взбодрить, как это делалось в былые времена, – сказала Эдна. – Пусть все напьются и хорошенько попоют под пианино. Вот это, я понимаю, прощание. – Думаю, что вы абсолютно правы, – согласилась с ней я. – Хотя… каждому свое. Думаю, что нам надо оставить их в покое, а этот кофе я отнесу в столовую. – А джентльмены из полиции останутся на ланч? – спросила мисс Джонс. – Хороший вопрос. Я вам все сообщу. * * * – …и он сказал, что был в Соединенных Штатах. – Леди Хардкасл стояла перед «доской расследований», как лектор, объясняющий свою последнюю теорию. – Соглашусь, что, возможно, там он мог получить доступ к твоим таинственным грибам, – сказал доктор Гослинг. – Если только они вообще были в пироге. Но Нью-Джерси так же далек от Аризоны, как мы – от Константинополя. – И тем не менее у меня в спальне стоит пара идеальных турецких домашних туфель, – возразила ему миледи. – Вещи, случается, путешествуют по миру. И кто может гарантировать, что какой-нибудь предприимчивый молодой бизнесмен не торгует этими «расширяющими сознание» грибами в угловом магазине в Форте-Ли, штат Нью-Джерси? – Если уж быть до конца честными, миледи, – вмешалась я в разговор, – то домашние туфли вы купили на базаре в Стамбуле, а не в угловом магазине в Найтсбридже. – Твоя энциклопедическая память меня когда-нибудь доконает, – заметила хозяйка. – Владельцем лавки был говорливый коротышка с золотыми зубами, который постоянно называл вас «мэледи», что, на мой взгляд, удивительно соответствовало истине[65]. – Пусть так, – с подчеркнутой кротостью произнесла леди Хардкасл. – Итак, Нолан Читэм провел какое-то время на том самом континенте, где растут эти грибы. – Я знаю, что ты всегда считала меня немного идиотом, когда дело касается людей и их побудительных мотивов… – начал доктор Гослинг. – Это тебе всегда было трудно понять людей, – прервала его миледи. – Ты понимаешь, как действуют их организмы, но не мозг, который ими управляет. – Согласен, старушка. Полностью согласен. Но, понимаешь, даже такой идиот, как я – человек, которого действия других людей уже не удивляют, потому что он давным-давно смирился с мыслью о том, что не в состоянии предсказать чужие поступки, – даже такой идиот потрясен тем фактом, что Читэм мог убить своих близких друзей лишь для того, чтобы удовлетворить свои амбиции. Мне кажется, в этом нет никакого смысла. У него же не осталось друзей, с которыми он может разделить свой триумф, не говоря уже о том, что он убил курицу, несущую золотые яйца. – Эта мысль и мне приходила в голову, – вставила я. – Мне кажется очень неразумным убивать собственных актеров… А что, если в результате всей этой шумихи вокруг нее фильма станет событием? Как он сможет развить этот успех, когда у него не будет актеров, чтобы сыграть в продолжении… – Как я понимаю, картина и так уже стала событием. Читэм попросил у меня разрешения воспользоваться телефоном, и я случайно услышала, как он говорил о растущей популярности, доходах и бог знает о чем еще в том же роде… Мне кажется, что убийства пошли его бизнесу только на пользу. – И все равно все это выглядит очень странно, – настаивала я. – Мертвые актеры не могут играть. – Уверена, что он легко наймет новых, – возразила мне миледи. – Если уж он настолько бездушен, чтобы убить их, то найти новых для него не составит никакого труда. – Может быть, – сказала я. – Хотя актеры – люди суеверные. И он должен понимать, как трудно будет уговорить их поработать в «Смертельной компании». То есть даже для человека, решившегося на убийство, существует масса причин не совершать его. – Но тогда кто же? – не унималась леди Хардкасл. – Дина Коудл? – Что ж, она – нечто большее, чем просто испорченный ребенок, – заметил инспектор. – Испорченные дети могут причинить массу неприятностей, – ответила ему миледи. – Но в церкви Коудл произвела впечатление очень расстроенной женщины. А она не актриса, поэтому маловероятно, что она могла так достоверно сыграть эту роль. – Возможно, вы и правы, – согласилась миледи. – А вы проверили ее алиби на два других вечера, инспектор? То, что она обедала с Орумом, когда он вдруг сошел с ума и выскочил из паба, мы уже знаем. – Честно сказать, ни у кого здесь нет железного алиби. Даже у вас двоих, – сообщил Сандерленд. – Да мы же образец добродетели, – возразила ему леди Хардкасл. – Мы просто не могли этого сделать. – И потом, я уже говорила вам раньше, что если я решу кого-то убить, то вы никогда не найдете тело, – добавила я. – Да, я это помню… Знаете, а вы страшная женщина. – Люди часто так говорят, а сама я вижу себя миловидной и очаровательной девушкой.