— Да не знаю я, черт побери! Должно быть, дома. А с чего вопрос-то? 39 Дом этот самый большой в районе Клампенборга, и с той поры, как несколько месяцев назад Анне Сайер-Лассен, ее муж и двое их детей переехали сюда, у нее вошло в привычку заканчивать пробежку перед автоматическими воротами и идти оставшуюся часть пути по щебенке до дома медленным шагом, чтобы отдышаться и нормализовать пульс. Но сегодня она изменила привычке. Набравшись мужества и позвонив Эрику, Анне заторопилась домой и, не снижая скорости, пробежала по щебенке мимо аккуратно подстриженных кустов, алебастрового фонтана и «Лендровера». Ее не смущает, что ворота по-прежнему открыты, ведь совсем скоро она выедет через них в последний раз в своей жизни. Анне только что позвонила няне и сообщила ей, что сама заберет Лину из садика, а Софию — с продленки. Она подбегает к каменным ступеням, где ее игривым лаем встречает собака, быстрым движением треплет ее по загривку и отпирает дверь. В доме уже сгущается темнота, она зажигает свет, а потом, переводя дыхание, отключает сигнализацию, нажав на кнопку возле видеодомофона. Быстро сбрасывает кроссовки и решительно поднимается по лестнице; собака следует за ней. Анне знает точно, что возьмет с собой, ведь мысленно она уже много раз собирала вещи в дорогу. В детской на втором этаже достает из глубины шкафа две стопки заранее приготовленного белья, из ванной берет зубные щетки и косметички. Увидев на экране мобильного телефона, что звонит муж, решает не отвечать на звонок. Если она сейчас поторопится, то вполне может позвонить ему позднее и сказать, что не могла ответить, так как была в машине, и тогда он составит картину произошедшего не ранее завтрашнего утра, когда выяснит, что они не ночевали у свекрови. Анне торопливо заталкивает одежду девочек в черную дорожную сумку, где уже уложены ее вещи, и три свекольного цвета паспорта из шкафа в спальне. Закрывает сумку, едва ли не бегом спускается по лестнице в гостиную с выходящим на лесопарк панорамным окном и тут вспоминает, что забыла две вещи, без которых им никак не обойтись. Она ставит сумку на пол посередине гостиной, кладет на нее сверху свой мобильник и опять же бегом возвращается на второй этаж. В детской, где уже совсем стемнело, лихорадочно ищет под перинами и кроватями, но только взглянув на подоконник, находит там двух игрушечных панд, без которых девочкам и жизнь не мила. Окрыленная тем, что так быстро удалось отыскать игрушки, Анне бегом спускается с лестницы и по дороге напоминает себе взять с большого облицованного рустами обеденного стола из китайского дерева в кухне кошелек и ключи от машины. Затем поворачивается в сторону гостиной — и застывает, точно соляной столп. Там, в центре помещения, где она минуту назад оставила черную дорожную сумку, ничего нет. Ни сумки, ни мобильного телефона. Лишь полоски голубоватого света от фонаря в саду, пробивающегося сквозь двери террасы, лежат на лакированном полу, где теперь стоит маленькая фигурка каштанового человечка. Сперва она ничего не может понять. То ли фигурку сделала одна из дочек вместе с няней. То ли сумку она поставила в другое место. Но потом до нее доходит, что и та и другая версии ошибочны. — Кто там? Эрик, это ты? Ответа нет. И Анне лишь замечает, что взгляд зарычавшей собаки направлен куда-то в темноту у нее за спиной. 40 Классный руководитель рассказывает об истории Интернета от Тима Бернерса-Ли до Билла Гейтса и Стива Джобса, как вдруг дверь класса открывается и сидящая у окна Матильде, к своему изумлению, видит, что в помещение заглядывает отец Кристине. Он помешал вести урок и смущенно просит прощения, но ей кажется, будто он только сейчас понял, что забыл постучаться. — Мне нужно поговорить с Матильде. Буквально минутку. Классный руководитель не успевает ответить, а Матильде уже поднимается с места. Она чувствует, что классный недоволен вторжением Хартунга, и знает почему, но ей все равно. Они выходят из класса, и по лицу Стиина Матильде догадывается, что с ним что-то не так. Она хорошо помнит тот день почти год назад, когда он зашел к ним спросить, не знает ли Матильде, где может быть Кристине. Она постаралась помочь ему, но видела, что ответ ее лишь усилил его беспокойство, хотя он и предположил, что Кристине, наверное, пошла в гости к другой своей подружке. Матильде все никак не может примириться с мыслью, что Кристине больше нет. Несколько раз, когда она вспоминала ее, у нее возникало ощущение, будто все произошедшее привиделось ей во сне. Словно Кристине просто переехала и живет себе поживает где-то в другом месте, и они еще будут играть вместе. Но стоило ей пройти мимо Густава в школе или, что бывало гораздо реже, увидеть случайно Розу или Стиина, она понимала, что все это вовсе не сон. Матильде так хорошо их всех знала… Она любила бывать у них в доме и жалела их, видя, как повлияло на них горе. И сделала бы все, что в ее силах, чтобы помочь им, но теперь, когда она стоит одна рядом со Стиином перед дверью класса, ее немножко пугает, что он как бы не в своей тарелке. Он какой-то растерянный и словно бы загнанный в угол. Да еще, когда Стиин, извинившись, просит ее рассказать, как они с Кристине делали у них дома каштановых человечков прошлой осенью, изо рта у него исходит резкий запах. — Каштановых человечков? Матильде и сама не знает, какого вопроса ожидала от Стиина, но этот еще больше повергает ее в беспокойство, и сперва она вообще не может понять, чего он от нее хочет. — Вы хотите узнать, как мы их составляли? — Нет, я хочу узнать, она их делала или ты? Матильде медлит с ответом, стараясь вспомнить, а Стиин с напряжением смотрит на нее. — Мне надо знать это. — По-моему, мы делали вместе их. — Ты уверена? — Да, точно вместе. А почему ты спрашиваешь? — Значит, она тоже делала их? Точно? По его лицу девочка догадывается, что он рассчитывал на совсем другой ответ, и, сама не зная почему, чувствует себя виноватой. — Мы всегда сидели у вас дома, составляли их и… — Да, я знаю. И что же вы с ними потом делали? — Выходили к дороге и продавали их. Вместе с пирожными и… — Кому? — Не знаю. Тем, кто хотел их купить. А почему это… — Понятно. Но вы продавали их только знакомым, соседям — или чужим тоже? — Не знаю. — Попробуй вспомнить, были ли среди них чужие. — Но ведь я их не знала. — Вспомни, были ли среди них чужие или соседи, или, может, кто еще… — Я не знаю. — Матильде, это может быть очень важно! — Стиин, что здесь происходит? — Из класса вышел классный руководитель, однако отец Кристине лишь бросает в его сторону короткий взгляд. — Да ничего. Мне надо всего лишь… Классный руководитель становится между Матильде и Стиином и пытается увести его, но тот противится. — Если тебе надо сказать Матильде что-то важное, сделай это как полагается. Я все понимаю, время было тяжелое для всех, особенно для вас, но и для одноклассников Кристине тоже. — У меня всего пара вопросов. Это займет минуту, не больше. — Я хочу знать, о чем идет речь, в противном случае мне придется просить тебя уйти. — Классный руководитель не двигается с места и вопросительно смотрит на отца Кристине, из которого, кажется, выпустили весь воздух. Стиин бросает растерянный взгляд на Матильде, и она видит, что он только сейчас заметил, как другие ребята наблюдают за ними через открытую дверь. — Извини, я не хотел, чтобы… Стиин умолкает, поворачивается к Матильде и вдруг замечает стоящего в другом конце коридора и внимательно наблюдающего за ним сына. Густав молчит и лишь глядит на своего отца, но потом разворачивается на каблуках и снова исчезает. Стиин направляется за ним следом, но, дойдя до угла, слышит вдруг голос Матильде: — Подожди! Стиин медленно поворачивается, и она подходит к нему. — Мне жаль, что я не помню всего. — Не имеет значения. — Но я вот подумала и вспомнила, что мы вообще не делали каштановых человечков в прошлом году. Взгляд его словно бы приковали к полу. А тело точно склонилось под тяжестью невидимого веса. Но когда смысл ее слов доходит до него, он поднимает глаза и встречается с нею взглядом. 41 Только что закончилось седьмое за день интервью пишущей прессе, и теперь звонок ее мобильного застает Розу в момент, когда она быстрым шагом идет по коридору вместе с Энгелльсом. На ходу надевая пальто, видит высветившееся на дисплее телефона имя мужа, но у нее нет времени ответить, ведь первый зам еще должен успеть снабдить ее цифрами из последнего отчета Министерства соцзащиты. Все интервью удались. Роза рассказала о необходимости предложенных министерством инициатив и особо подчеркнула, что возлагает большие надежды на продолжение доброго сотрудничества с фракцией партии Букке. То есть сделала все, чтобы заставить Букке вернуться в прежнюю колею. Ответила она и на целый ряд бестактных вопросов личного характера, хотя это и стоило ей немалых усилий. «Как вам далось возвращение на пост министра?», «Как в связи с этим изменилась ваша жизнь?», «Как можно перенести такой ужас?» Странным ей показалось только, что задавший последний вопрос молодой журналист считал, будто Розе удалось пережить потерю дочери исключительно благодаря возвращению на пост министра. — Надо поторопиться. Если хочешь, чтобы министр не опоздала, мы сделаем это по дороге. — Лю, с нетерпением ожидающая их возле лифта, забирает отчет с выкладками у Энгелльса, а тот желает Розе удачи, потрепав ее по плечу. — А где Фогель? — спрашивает Роза. — Он встретит вас там. Сказал, что ему придется сперва заскочить на «ТВ-2». Они договорились о двух интервью в прямом эфире в выпусках новостей. Сначала — на первом канале «Датского радио»[20], а второе — на «ТВ-2», так что программа у них напряженная. Они заходят в лифт возле запасного выхода, куда водителю легче подать машину, нежели к парадной лестнице, где всегда оживленное движение. Лю нажимает кнопку первого этажа. — Премьеру доложили о ходе переговоров, и Фогель говорит, что он по-прежнему не собирается ссориться с Букке. — Да мы и не ссоримся с Букке. Я ведь хочу лишь, чтобы мы определяли их содержание. — Я просто передаю слова Фогеля. И кстати, очень важно, как ты выступишь сейчас. Одно дело пишущая братия…