– В переулке? Я на доктора не похож и в подворотне, и посреди проспекта, – ответил я. От нервов многие начинают заговариваться. Я легонько подтолкнул женщину, и мы вышли из вагона мертвецов. По пути я подёргал дверь, за которой было купе проводника, но того, похоже, на месте не было. Почему-то я и мысли не допускал, что в следующем вагоне мы увидим такую же картину. Если бы смерть была способна выплеснуться за пределы одного вагона – что-то случилось бы и в ресторане, а ведь там никто не умер. И в седьмом вагоне, действительно, всё было в порядке. Из одного купе доносился смех – живой, радостный. Там сидела компания, человек восемь – сошлись из нескольких купе. На столе, конечно же, был не только лимонад, но вели себя пассажиры тихо. Как-никак в культурную столицу едут. – Мужики, кваzи в вагоне есть? – спросил я, заглядывая в купе. – А ты через полчаса зайди, мы тут все накваzюкаемся… – отозвался один, с хитроватым лицом балагура. Повернулся. Увидел мачете в моей руке. Женщину с обрезанным платьем и кухонным ножом за моей спиной. Замолчал. Покачал головой. Хмель и с него, и с его товарищей слетел мгновенно. Раздалось несколько крепких словечек. – В соседнем вагоне беда, – сказал я. – Там морячки ехали, курсанты. Полный вагон. Ну и… похоже, траванулись чем-то. – Совсем траванулись? – спросил кто-то. Я кивнул. Пояснил: – Одного пришлось уложить. В ресторане. Он первый восстал. Остальные, пожалуй, до Питера доедут. Но вы будите проводника, запирайте двери в тамбуре. На всякий случай проверьте всё купе… Вдруг ещё кто-то… поел несвежего… – Не бойся, проверим, – сказал кто-то из мужиков. – Всё будет как надо. Ребята и впрямь были серьёзные, я сразу почувствовал себя спокойнее. Такие и забаррикадируются, и вагон проверят, и голову, если надо, отрубят. Мы с Александрой уже выходили из вагона, когда кто-то из компании меня окликнул: – Много там восстало-то? – Да уже почти все! – ответил я. – Так не бывает! – Знаю, – согласился я. Мы прошли тамбур и оказались в моём шестом вагоне. И здесь всё было тихо. Нормальной живой тишиной, а не той, что царила в восьмом вагоне. Хотя, конечно, это я уже придумываю. – Всё в порядке, – сказал я. – Идите к семье, товарищ Александра. Вы молодец, восхищён вашей выдержкой. Она едва заметно улыбнулась. – А вы здесь едете? – Да. Второе купе. Извините, внутрь не приглашаю, – я поднял руку и постучал по двери. – Ничего, – сказала Александра, пристально глядя мне в глаза. Казалось, что она хочет что-то сказать. Ну, или страстно поцеловать меня – несмотря на мужа и дочь в соседнем вагоне. Я был бы совсем не против – Александра была очень красивая женщина. Поцелуй за спасение – это ведь романтика, а не измена. Даже её муж должен был бы согласиться, если уж по-честному! – Граждане, немедленно вернитесь в свои купе, закройте двери, открывайте только официальным представителям РЖД! – гаркнул вдруг под ухом проводник, вышедший из своего купе. Одной рукой проводник заправлял в штаны мятую рубашку, в другой крепко сжимал дешёвое табельное мачете. – У нас… э… технические проблемы… Откуда у вас мачете, гражданин? – Он его украл, – усмехнулась Александра. Протянула проводнику нож. – Отдайте потом бармену Володе, ладно? И она пошла по коридору – плавной, манящей походкой. В коротком платье она выглядела ещё лучше. – Не мог на минуту позже выйти, а? – спросил я проводника, глядя вслед Александре. – Откуда у вас мачете? – всё настаивал тот на своём. Я достал и предъявил ему удостоверение: – Мачете служебное. Идите, обеспечьте изоляцию восьмого вагона с нашей стороны. – Там всё плохо? – спросил проводник с пониманием. – Там ещё хуже, – ответил я. Снова постучал в дверь. Замок щёлкнул, и Найд открыл дверь. Был он в одних трусах, сонный и недовольный. – Ну па… – начал он. Потом удивлённо посмотрел на оружие в моих руках и в руках проводника. Сон с него тут же слетел. – Что случилось? – Да обычное взрослое занятие, ножичками меряемся, – сказал я. – Спорим о лучших сортах стали и методах заточки лезвия. – Папа! Я кивнул проводнику, вошёл в купе, закрыл дверь. Сел на койку. Спрятал мачете в ножны. – Что случилось? – спросил Найд, переминаясь с ноги на ногу. – Ну, – я откашлялся. – Во-первых – я навсегда запрещаю тебе есть шаурму на вокзалах. Поверь, сын, оно того не стоит. Найд сел напротив, потёр кулаками глаза. Сказал: – Хорошо. Понял. А шаверму – можно? – Питерскую, вегетарианскую? Из тушёной капусты с морковкой? Можно. – Что случилось, пап? – Найд посмотрел мне в глаза. Я вздохнул. – Сашка, через вагон от нас ехали морячки, курсанты. Питерские. Может, с экскурсии какой-то возвращались, не знаю… В общем – они потравились всем вагоном. Понемногу восстают. – Весь вагон? – тихо спросил Найд. Я кивнул. – Ты всех убил? – уточнил Найд. Я вздрогнул. – С ума сошёл? Нет, конечно. Одного, увы, пришлось. Вагон изолировали. Надо бы кваzи подтянуть, но в принципе опасности нет. Вагонные двери им не выбить. – Кваzи не любят ездить ночными поездами, – сказал Найд. – Считают это пустой тратой времени. Я… мы… ехали утренним экспрессом. – Ну, кто-то найдётся, – сказал я. – В общем, ты не волнуйся. Ложись спать. – Ты же спать не будешь? Я покачал головой. – Тогда я тоже, – решил Найд. – Как хочешь. Но не спать будешь лёжа и под одеялом. Найд хмуро посмотрел на меня, но всё-таки забрался под одеяло, лёг, глядя на меня. Я пригасил свет, облокотился на столик, глядя в окно. И впрямь – тьма, пустота, холод. Весна выдалась ранняя, но холодная. И где-то там бродят, добывая себе пропитание, восставшие… – Я не знаю, хочу ли в Питер, – тихо сказал Найд.