* * * Я не успел войти в здание МВД, как постовой предупредил меня, что заместитель министра назначил совещание в девять утра, и я приглашен. — Володя, — спросил я постового, — какая повестка? — Я не в курсе, просили только передать! — ответил он. Размышляя о том, что могло случиться такого, что совещание назначили на такую рань, я поднялся на третий этаж и открыл свой кабинет. Уже через пять минут мне позвонил начальник управления уголовного розыска и пригласил к себе. — Началось в колхозе утро, — сказал я сам себе и направился к руководству. Когда я вошел, в кабинете уже сидел Носов. — Что мы имеем на сегодняшний день? — спросил меня начальник. — Кто какие показания дает? — Извините, я не в курсе! Какое дело вас интересует? — спросил я. — Меня, Абрамов, интересует всего одна тема — меха! Давай, докладывай! — скомандовал он и смерил меня непонятным взглядом. Я начал докладывать. Начальник управления слушал, не перебивая. — Агент Фомин, работая в камере с Марковым, уверен, что тот является одним из участников группы, совершившей налет на контейнеровоз, — говорил я. — По словам агента, Марков, говоря о разбое, неоднократно детализировал это преступление. Эти детали он не мог услышать от работников уголовного розыска, следовательно, или он участник, или хорошо знаком с участником, который рассказывал ему о налете в мельчайших подробностях. Агент Фомин считает, что Маркова необходимо как-то расшевелить, вывести его из состояния равновесия. Сейчас мы планируем вывезти его на повторный обыск в квартире. У него сильно болеет мать, и эта встреча должна повлиять на него. Мой доклад прервал Носов: — Мне опять звонили из Обкома партии и просили организовать свидание Маркову. Как быть? — спросил он у начальника управления. Услышав это, начальник взглянул на меня. — Извините, — ответил я, — но я категорически против этих всех свиданий. На предыдущем, со слов агента, Маркову была передана записка, содержание которой нам неизвестно. О чем ему писали? Все эти свидания бесконтрольны. Мы их только слушаем и ничего более. Я не исключаю, что Марков в курсе всех событий, он полностью владеет информацией о следственных мероприятиях, знает, какие показания дают свидетели, и поэтому он спокоен, как танк. Неожиданно раздался звонок телефона. Начальник управления поднял трубку. — Приглашают! — коротко произнес он. Мы все втроем направились на второй этаж к заместителю министра. Там в приемной уже находились начальник следственного управления Фаргат Исламович Зиганшин, а также следователь управления Новиков Виталий, который вел это дело. Один за другим стали подтягиваться и другие руководители аппарата министерства, приглашенные на это совещание. * * * Услышав из-за двери приглашение, мы все вместе прошли в кабинет и сели за большой овальный стол. Заместитель министра вышел из-за своего стола и пересел к нам. — Ну, кто начнет доклад? — спросил он. Его взгляд не предвещал ничего хорошего, и предчувствие сжало мое сердце. Слово взял начальник следственного управления Зиганшин. Он доложил о работе следственного управления, назвал количество допрошенных людей, произведенных обысков, назначенных экспертиз. Он говорил достаточно долго, чем вызвал недовольство шефа: — Ну и что дальше? Из вашего доклада я не понял, что же делает следственное управление для того, чтобы уличить задержанных в совершении преступлений? Говорили вы много, засыпали меня цифрами, а конкретики никакой. Как же так получается, что эти ранее не судимые ребята вдруг стали такими рецидивистами, что ни уголовный розыск, ни следствие не могут доказать их причастность? Что, работать разучились? Если вы не можете этого сделать, то гнать вас надо в шею, а ребят просто отпустить, как лиц, пострадавших от произвола милиции. Вы этого добиваетесь? Начальник следственного управления попытался что-то возразить, но на него так посмотрели, что Зиганшин замолчал на полуслове. — А что скажут представители оперативных служб? — тихо спросил он и посмотрел на начальника управления. Тот перевел взгляд на меня. Я начал свой доклад с момента, когда нам впервые поступила информация о кражах с меховой фабрики. Чем дольше я говорил, тем суровее становилось лицо замминистра. Когда я закончил, в кабинете повисла небольшая пауза, которую прервал заместитель начальника управления уголовного розыска. — Прошу прощения! Я всегда считал, что отдел явно не дорабатывает, — начал Носов. — Однако, несмотря на мои замечания, начальник отдела не только не активизировал работу своих подчиненных, но порой прекращал ее по различным надуманным причинам. — Погодите, — прервал замминистра, — насколько я помню, ответственным за разработку этой группы назначены вы лично! Может, я что-то путаю? Я невольно взглянул на начальника управления и увидел недоумение, которое читалось у него на лице. Он встал и принялся разъяснять позицию уголовного розыска в раскрытии этого преступления. Начальник управления доложил то, что я не решился озвучить на этом совещании. Он сообщил о том, как была провалена следствием попытка провести опознание задержанных за это преступление. Он не стеснялся в оценке сотрудников следствия, которые так глупо и непрофессионально действовали на очной ставке, проводимой ими самостоятельно, без сотрудников уголовного розыска. Они, планируя это опознание, не подготовили не только свидетеля, но и представили задержанного на опознание без ремня и шнурков на ботинках, а главное — проводили его в отсутствие адвоката. Если бы мы сейчас даже имели положительный результат в опознании, то все негативные моменты, которые я озвучил, свели бы этот результат на нет. Представьте себе: водителю, который еще не забыл угрозы преступников, пытавшихся подорвать его квартиру, вдруг предъявляют на опознание задержанных! Когда начальник управления закончил, слово взял заместитель министра. — Ситуация ясна. У нас на сегодня нет никаких доказательств вины группы Маркова. Здесь мы в полном дерьме, по самые уши. Мне неприятно об этом говорить, но приходится констатировать факт. Проколов много. Надо признаться, что эти ребята оказались более подготовлены, чем мы. Нам неизвестно, где находятся меха, сколько лиц принимало участие в налете. Имеем лишь предположения. Так не пойдет! Нам этого никто не простит, и нас не поймут. Поэтому считаю, что сейчас надо приложить все усилия, чтобы доказать их причастность к кражам с фабрики. Для этого необходимо поднять все материалы и возбудить уголовное дело по данному факту. Руководство фабрики готово написать необходимое для этих целей заявление. Надо привязать этих ребят ну хотя бы к этим кражам. В отношении разбоя работать дальше, думаю, не имеет смысла, если привяжем их к кражам с фабрики, сделаем большое дело. Поэтому приказываю приостановить работу по разбою до лучших времен, надеюсь, что начальник управления уголовного розыска и вы, Абрамов, поняли меня? Перебросить все силы отдела на раскрытие краж с фабрики. Он замолчал, давая понять, что совещание закончилось. Мы молча потянулись на выход. * * * Чувство досады переполняло меня. Как так прекратить работу? Работу, в которую вовлечены десятки сотрудников уголовного розыска! Понятно, что это сложное дело, но бросить просто так — мне это совсем не нравилось. Получалось, что кто-то там, наверху дергал за ниточки, а мы, как марионетки, подчинялись? Мне была совсем не понятна позиция Носова. То, что он не наш человек, было ясно давно, но чтобы так поступить! Это выходило за грань всех понятий о порядочности! Я невольно вспомнил далекие годы сталинских чисток, когда люди вынуждены были отказываться от своих родных и знакомых. Но это было тогда, а сейчас совершенно другое время! А что изменилось? Своя рубашка всегда ближе к телу? Чего добивался Носов, обвиняя меня в отсутствии активности? Ему просто хотелось перевести стрелки. Если бы я был заместителем министра, то непременно спросил бы лично с него, а не с начальника отдела. Мои размышления прервал нагнавший меня в коридоре начальник управления. Я прошел вслед за ним в кабинет, где он, не стесняясь в выражениях, высказался о своем заме. Он сказал мне, что предупредил заместителя министра, что больше не может работать в одном управлении с Носовым и попросил доложить об этом министру внутренних дел республики. О том, что события начнут развиваться в этом направлении, я и не мог предположить. Видно, терпение шефа иссякло. * * * Во второй половине дня мне доложили, что к Маркову пришла на свидание женщина, и что свидание разрешил Носов. Я попросил усилить внимание за Марковым, чтобы исключить возможность передачи ему каких-либо записок, и дал команду о присутствии на свидании одного из сотрудников уголовного розыска. По окончании свидания я пригласил эту женщину к себе. Было около четырех часов дня, когда в дверь моего кабинета постучали, и на пороге появилась Светлана. Она, как всегда, выглядела крайне элегантно. Ее одежда отвечала всем требованиям тогдашней моды, а макияж только подчеркивал ее безупречную красоту. Я предложил ей чая, она без всякого кокетства кивнула, и мы приступили к разговору. — Ты знаешь, Света, я никогда не думал, что увижу тебя в стенах этого заведения. Мне всегда казалось, что ты намного выше этого, и вдруг — ты здесь, борешься за свободу преступника. Пойми меня, Марков не просто преступник, а настоящий бандит! Неужели ты не знаешь? Ты наверняка прекрасно знала об этом, еще когда он был на свободе. Я знаю, что ты ему помогала — продавала шубы из краденных ими мехов. И если бы не твой муж, мы бы встретились с тобой намного раньше, когда тебя задержали работники Бауманского РОВД. Когда я об этом узнал, просто не поверил! Во-первых, я думал, что ты по-прежнему в Москве, а во-вторых, шубы и ты — это просто не укладывалось в моей голове! Но сейчас я бы хотел задать тебе всего один вопрос: как дорог тебе этот человек, что ты обиваешь пороги министерства? Ты ведь замужем! Светлана опустила глаза и достала из сумочки носовой платок. — Абрамов! Почему ты такой жестокий! Неужели ты думаешь, что я не понимаю? Да, этот человек мне очень дорог, так же, как был дорог ты! Он молод, и его еще можно исправить! И я хочу это сделать! Я не знаю, что тобой движет, закон или чувство мести мне, но я тебе скажу, что в том, что произошло, моей вины нет. Видно, не судьба быть нам с тобой вместе. Я прошу только — пусть все идет, как идет. Не вали на него того, чего он не делал. Подави в себе чувство мести, он ведь в этом не виноват? Что ты от меня хочешь? Я все сделаю! Она отставила от себя чашку и стала вытирать покрасневшие глаза. Я сидел за столом и не знал, как мне поступить. Мои уговоры не действовали на нее. Время шло, а она все сидела и плакала. Наконец, немного успокоилась и сделала несколько глотков остывшего чая. — А ты помнишь нашу школу? — спросил я. — Недавно видел математичку, Аллу Борисовну, еле узнал. Только тогда понял, сколько времени прошло. А ты кого из наших встречаешь? Мы сидели и вспоминали школьных учителей, общих друзей и знакомых. И на время забыли, кто мы, где мы, и полностью предались нашим воспоминаниям.