— Возьми людей, в том числе и моих, разбейте палатки поближе к той дыре, где сидят остальные. Отделите наших псов от ахерских, они начинают голодать, а я не хотел бы, чтобы они покусали друг друга. Потом приготовьтесь к тому, чтобы спуститься. Хочу, чтобы до вечера твоя десятка, вторая и седьмая проверили еще несколько дыр на палубе. Десятник глянул на него с легкой насмешкой. — То есть я просто должен свалить, чтобы вы могли спокойно поговорить с шаманом. — Примерно так, Нур. Примерно так. За работу, разве что ты хочешь что-то мне сказать. Чуть раньше они условились, что если Фенло почувствует какие-либо признаки активности духов, привязанных к телу ахерского шамана, то сразу же даст ему знать. — Нет, господин лейтенант. Все в порядке. — Плечистый десятник развернулся к своим людям. — Собираемся! Работа не ждет! Скоро они остались одни. Лейтенант Горной Стражи и сильнейший из шаманов ахеров в западной части Большого хребта. К Борехеда уже потихоньку возвращался нормальный цвет лица, черные глаза его глубоко в глазницах пылали удивительно мощно. Боль и страдание, которые до этого времени затягивали их пеленой, исчезли, вместо них появились ум и отчаянье. А Кеннет понял, что, даже глядя на лежащего и привязанного к доске, человек отнюдь не обязан ощущать какого-то преимущества. — Вернемся к этому. — Он постучал каблуком в палубу. — Говоришь, что это один из тех больших кораблей, которые плавали по морям во времена Войн Богов. — Ты мне веришь? — Я стою на таком корабле. Самый большой корабль, выстроенный человеком, имел триста пятьдесят футов длины. Большего вроде бы выстроить невозможно — ломается дерево. Так меня учили на ускоренных офицерских курсах, прежде чем я стал командиром этой вот банды. — Учили командира горной пехоты кораблям? — Истории Империи и ее величию. Этим кораблем был имперский дромон, не помню названия, на котором семья императора двести лет тому плавала по морям. Теперь таких уже не делают. Неважно. И я стою на корабле размером с гору. Полагаю, что в нем с полмили длины. Он плывет на восток, без паруса и весел, ломая лед и разбивая айсберги. Потому — да, я верю, что ты можешь быть прав. Борехед не спускал взгляда с его лица так долго, что Кеннет почувствовал неловкость. И сказать честно, еще злость. Потому что в черных глазах появилось нечто, что слишком напоминало презрение. — Говоришь, что веришь мне, человек. Но знаешь ли ты, что это значит на самом деле? Стоишь на корабле из времен Войн Богов, — наконец пробормотал шаман. — Ты видел, как этот корабль сопротивлялся всем силам Владычицы Льда, а потом легко вырвался из ее хватки и забрал вас и меня на борт. Теперь ты плывешь на нем в неизвестность. Я ссусь от страха, проклинаю судьбу, что не родился и не умер сто лет назад. Духи, которых я ношу, стонут и трясутся от ужаса. А ты — спокоен, словно ничего и не происходит. Ты настолько глуп? Кеннет присел так, чтобы лицо его оказалось в нескольких дюймах от лица Борехеда. — Нет. Ты помнишь Бирт? Село, где люди находили артефакты времен Войны Богов? Ребенка с перчатками, которыми он рвал взрослых в клочья? Эти перчатки превратили его в нечто нечеловеческое. Ты сказал тогда, что если бы я знал, что это значит, то бросился бы на меч, помнишь? Борехед кивнул, а губы его снова сложились в чуть презрительную гримасу. — Помню. Если бы ты знал, что это значит… что ломаются барьеры, что то, что снаружи, вне Мрака, все проще попадает к нам. Порядок, на страже которого стояли ваши Бессмертные, ломается и крошится, а мир… Меня во снах преследует видение черной земли, навечно покрытой куполом неба цвета стали. Мрак… А такой глупец, как ты… Лейтенант улыбнулся так, что шаман умолк на полуслове, а потом стражник чуть наклонился: настолько, чтобы шепот его донесся до колдуна. — Ты ничего не знаешь о Мраке, Борехед Мясник. Я был там. Я и мои люди. Мы шли равниной по скале гладкой, как стекло, и черной, будто темнейшая ночь. Мы спали под небом, которое никогда не меняло свой цвет. Мы сражались с теми, кто прибыл из-за Мрака, и мы их убили. Мы пили тамошнюю воду и дышали тамошним воздухом. А эта длинноволосая блондинка, которую сопровождают Крысы, собственно из-за Мрака и происходит. И подозреваю, что таких, как она, может быть больше, потому что все Крысы бегают туда-сюда, словно девки в горящем борделе. А когда ты заставил нас себя сопровождать, мы на самом деле собирались туда снова. Во Мрак. Он взглянул в глаза Борехеда, теперь удивленные и потрясенные. — Потому, если тебе снятся кошмары о том месте, тебе должны бы сниться и кошмары о нас. Лучше помни, если придет тебе в башку нас предать, что мы солдаты из твоего кошмара, шаман. Он встал, глядя на лежащего. — Я пришлю людей, чтобы тебя перенесли поближе к нам. Ты получишь палатку, еду и питье. Выспись, потому что утром мы идем на корму. Найдем того, кто управляет кораблем, и поговорим с ним. И лучше бы тебе тогда быть нам полезным. * * * Однако отправились они только через четыре дня, а причин тому было две. Во-первых, корабль вдруг начал вести себя странно: то сбрасывал ход, то ускорялся, то даже останавливался на короткое время. Однажды, судя по передвижениям солнца на небе, они даже сделали гигантский круг, приблизившись на несколько миль к берегу. Кеннет направил половину роты на строительство плотов — если бы везущее их существо задержалось у побережья, лейтенант был готов рискнуть покинуть борт. Второй причиной стал Борехед. У шамана начался такой жар, что не выходило даже к нему приблизиться. Буквально. Воздух над его носилками шел волнами, а Фенло Нур утверждал, что чуть ли не все духи висят там, дожидаясь шанса освободиться и разорвать тело шамана в клочья. Такова была цена шаманской магии, если колдун умирал, не совершив соответствующих ритуалов. Десятник пятой решительно протестовал против любой попытки приблизиться к Борехеду. Потом все вернулось в норму, корабль продолжил путь на восток, и хотя теперь он плыл медленнее, они могли позабыть о плотах, а шаман открыл глаза и попросил есть. Потому, когда на пятый день они отправились в путь, не было, кажется, никого, кто жалел бы о необходимости покинуть нос. Комната, где рота попеременно проводила ночи, оказалась — когда спустились туда тридцать человек — поразительно темной, тесной и душной. Они использовали обе найденные лампы, но Кеннету казалось, что это только ухудшает дело; их свет, дрожащий и неуверенный, поглощался черными стенами, как и свет от небольшого костерка, который развели, чтобы съесть что-нибудь теплое и подсушить влажные вещи. К тому же, когда они готовились ко сну, оказалось, что корабль совсем не тих. Он стонал, трещал, скрипел и булькал. Наверху ветер заглушал эти звуки, но под палубой они оставались отчетливы, а потому ночи были нервными и неспокойными. Они с облегчением покинули свое временное убежище и приготовились к походу на корму. Хотели добраться туда как можно быстрее, потому что поведение корабля только подтверждало их подозрения — им кто-то управляет. Кроме того, что он замедлил ход, он начал плыть зигзагом, поворачивая то на юг, то обратно. Словно бы что-то искал. Кеннету эта перемена очень не нравилась. Они оставили четверо саней, остальные порубили и взяли с собой как топливо. Скромные запасы, палатки и остальные вещи пришлось нести самим, что было привычным делом для Горной Стражи, но не протестовали даже Крысы, когда им приказали погрузить все в мешки и взвалить себе на спины. Борехеда, который, как пришел в себя, оставался до странного тихим и словно погасшим, попеременно несли по двое: шаман мог пригодиться, когда восстановит силы. Кеннет немного жалел, что выдал ему тайну Шестой роты, поскольку был почти уверен, что даже Олаг-хес-Бренд, Крыса третьего класса, не знал, отчего ему приказали снять с перевала именно эту роту, но особого смысла плакать над случившимся не было. Взгляды же, какие Борехед дарил его людям, дорогого стоили. Быстро и умело они добрались до того места, где парой дней ранее обнаружили колдуна, но через несколько десятков шагов дорогу им преградил особенно высокий и неудобный завал из бревен, рухнувших крыш и остатков мачт. Словно бурелом. Кеннет отдал команду о коротком постое, выслав три десятки и остатки крысиной дружины для поисков лучшего пути. Не было смысла блуждать на ощупь, ломая ноги и проваливаясь в дыры. Воспользовавшись моментом отдыха, сам он подошел к шаману. — Ты выспался за эти дни? — Чего ты хочешь? Борехед выглядел так, словно одной ногой все еще находился на дороге в Дом Сна, но еще вчера, особенно когда Азгер осматривал его раны, он, казалось, мчался по той дороге, преследуемый стаей волков. То есть прогресс был налицо. — Как я уже говорил, если ты нам понадобишься, лучше бы тебе находиться в сознании. Иначе ты можешь причинить вред кому-то из моих людей. — Я мало спал. Сосредоточился на лечении. — И? — Восстановил сосуды, ускорил срастание костей. Но это затянется. — Насколько? — Еда у нас точно успеет закончиться. И собаки. Ага. Выглядело так, что ахер все же приходил в сознание. Это хорошо. Лейтенант предпочитал шамана злого и сердитого, а не потрясенного, в замешательстве и испуге, потому что теперь мог быть уверенным: ахер сумеет многое. — Ты не думал, что этот корабль — словно те перчатки? — Что? Пожалуй, со скоростью мышления у Борехеда еще не все было в порядке. — То, что он находился во льду. Замерзший столетия назад. Это бы объяснило многое: сломанные мачты, дыры в корпусе, отсутствие экипажа. Шаман прищурился. — Нет. Я так не думаю. Находись он во льду, Андай’я стерла бы его в пыль. Она по-настоящему не любила Бессмертный Флот… Да и как бы он освободился из-подо льда? Сейчас? До того как пришла весна? Полагаю, он, скорее, связан с тем, что произошло далеко на востоке. В степях. Почти три месяца назад, примерно когда тут, как вы говорите, за Большой Стеной, должна была завершиться зима, по миру духов прошла волна, рев. И вдруг рев этот превратился в скулеж, визг — и смолк. Мы тогда благодарили духов предков за эту тишину, но я не сопоставил случившегося с зимой, которая не желает уходить, — и с гневом Владычицы Льда. Глупым и безумным. — Безумным? — Ваши боги не являются причинами смен времен года, приливов или восходов солнца, хотя ваши жрецы именно так порой и утверждают. Но они могут напрячь свою силу до предела и повлиять на такие вещи локально. Когда бы горы не отделяли этих земель от теплых ветров с юга, даже Андай’я не сумела бы удержать морозы так долго. Это может стоить ей больше, чем она полагала. Три месяца назад. Битва между Фургонщиками и Отцом Войны. Шестерки были там, но рык, который они слышали, не казался ни мистическим, ни исходящим от духов. Он вырывался из тысяч глоток смертных. Должно быть, шаман имел в виду что-то другое. — Полагаешь, что он прибыл сюда именно в ту пору? — спросил лейтенант. — Три месяца назад? И все время Владычица Льда пыталась его уничтожить? — Так мне кажется. Кеннет совсем другими глазами взглянул на корабль, разрушенную палубу, сломанные мачты. На севере Андай’я считалась одной из самых сильных богинь. У нее не было слишком много жрецов или собственных мест культа, и ей они не требовались, поскольку, как говорилось, полгода любая долина, засыпанная снегом, — это пол ее храма, а заснеженная вершина — колонна в ее честь. Богам нужна была человеческая память и молитвы, но в горах нельзя позабыть о Владычице Льда. Она присутствовала в сказках, в мрачных повестях, которые рассказывают у очага. Зимой ее проклинали, летом пугали ее возвращением. У нее не было много почитателей, и она не заботилась о тех, кто приносит ей дары, но какое это имело значение, если ее имя упоминали множество раз в тысячах городов, местечек и сел добрых двенадцать месяцев в году? И этот черный корабль вел с ней бой столько дней? А потом вырвался — и ушел? Лейтенант почувствовал мрачное, замешанное на удивлении уважение. Твердый сукин сын. Почти как горец. — Отчего ты не боишься? — спросил вдруг Борехед. — Отчего не боятся твои люди? Это что, отвага дураков? Идиотов и безрассудных детей, не понимающих, в чем дело? Несколько стражников обернулись, один показал шаману оскорбительный жест. Кеннет кисло скривился. — Я готов поспорить, колдун, что теперь по пути на корму они несколько раз тебя уронят. Несомненно — случайно. Ты полагаешь, что мы не боимся? Что мы не знаем, что такое страх, потому что мы глупы, чтобы понять: происходит нечто скверное? Ты сражаешься с нами столько лет, всю свою жизнь, и все еще не понимаешь вессирцев. Один меекханский генерал некогда сказал, что у здешних людей кости из камня. Что они — как горы, что стоят, даже если в них бьют молнии и веют ветры. Мы не сражаемся с миром, мы ему сопротивляемся. Мир может приходить к нам с разными несчастьями, пожаром, голодом, лавиной, болезнью, демонами, валить нас с ног, но мы встаем и делаем что нужно. Этому нас научили горы. Те, кто жил здесь и у кого не оказалось каменных костей, — ушли или вымерли. Остались лишь мы. Он говорил это уже не шаману. Большая часть солдат тоже прислушивались, кивали, некоторые кривились, словно чувствовали неудобство от таких речей. Но — слушали. — Мы сражались с одержимыми магией колдунами, демонами и людьми за Мраком… — И с одним чудовищем, которое почти поубивало нас летающими козами, — обронил Прутик. — Не забывайте и об этом, господин лейтенант. Часть стражников, те, что были в роте, когда та насчитывала только четыре десятка, обменялись понимающими взглядами. Несколько улыбок мелькнуло на лицах. — Да. С ним тоже. Я помню. И если придут Пометники, твари из ада или вернутся Нежеланные, с ними мы тоже станем сражаться. Не падем на колени и не станем трястись от страха перед лицом грядущего, а подождем, поглядим на это нечто и проверим, куда можно воткнуть ему кусок доброго железа. — Кеннет наклонился над шаманом, и некоторое время они мерялись взглядами. — Мы не сражаемся, чтобы погибнуть героической смертью, — но сражаемся, чтобы наш враг погиб хоть как-то. А потому не называй нас детьми или дураками, потому что — да, мы чувствуем страх, но это такой страх, который заставляет нас точить оружие и следить за окрестностями. — А если этого не хватит? — Тогда мы что-нибудь придумаем. Найдем способ. Всегда находим. Справимся силой, ловкостью, коварством или магией. А теперь мы пойдем на корму, отыщем рулевого и вежливо попросим его, чтобы он повел эту посудину к берегу. Борехед стрелял глазами на стоящих вокруг солдат. Кеннету в том не было нужды; он знал, что те смотрят на него и шамана с широкими ухмылками на этих своих разбойничьих мордах. Ахер перевел взгляд на него. — Ты всегда так говоришь? Офицер выпрямился, провел пальцами по рыжим волосам. Проклятье…