— Продолжай. — Через день после гегхийцев из лесов вышла армия рабов и в несколько часов окружила город и лагерь Сехравина валами. — Сколько их? — Лагерь, который видят с высшей башни Помве, кажется бесконечным. Растягивается от валов, которые они насыпали, до самой линии леса. А потому… как минимум сто тысяч. Варала тяжело вздохнула, Эвикиат сжал кулаки. Сто тысяч. Подтверждались худшие из слухов. — Со всем уважением, госпожа. — Вуар Сампоре постучал большим пальцем в стол. — На войне число не определяет силу. И никогда не определяло. — А что определяет? — Дисциплина, обученность войск, вооружение, боевой дух и умения. Те сто тысяч — обычная орда, стая крыс, они опасны только своим числом. — Так уж случилось, что большую часть этой орды составляют меекханцы. — Деана решила не вспоминать, что и ее мать была меекханкой. — И наверняка гегхийцы могли бы рассказать тебе об их дисциплине, обученности и боевом духе. О вооружении рабов — тоже, в конце концов, они ведь сами им его доставили. А об их умении? Коссе? Аф’гемид Буйволов указал на карту Помве. — Они за несколько часов соорудили вал длиной почти в пять миль. Одновременно перегородили запрудой реку — из стволов, связанных ремнями, и на другом ее берегу насыпали шанцы длиной в две мили. Сказать честно, они отрезали город лучше, чем это сумел бы сделать я. А вчера начали строить очередные укрепления, все ближе к стенам. Делают все быстро и умело. Вместо того чтобы рыть землю под обстрелом лучников и баллист, сооружают шанцы благодаря неизвестному мне ранее фокусу. Их женщины выплетают тысячи корзин из тростника, рабы наполняют их землей, а потом быстро переносят на место — и в несколько минут создают из них вал высотой в восемь-десять футов, достаточно мощный, чтобы сдержать наших лучников и артиллерию. У Помве тридцать катапульт и баллист, часть смонтированы на башнях, но это не тяжелые машины. Полагаю, что через три, самое большее четыре дня бунтовщики ударят по стенам. Они… очень умелы. — Сколько продержится город? — Приближается пора дождей, урожай собран, потому амбары полны. А со времени той несчастной битвы под городом стены подлатаны и укреплены. Также углублены рвы. Вооружены, кроме тысячи нашей пехоты, и ремесленные цеха: три тысячи мужчин с офицерами, избранными из Буйволов. Из купеческих охранников созданы специальные отряды силой в шесть сотен сабель — биться они умеют. Остальных жителей постоянно учат гасить пожары, ставить баррикады, стрелять. Амвулер Кот, туранх тамошнего гарнизона, — хороший офицер. Под его командованием город простоит и месяц. — Если это будет обычная осада, — отозвался Эвикиат. Деана и остальные собравшиеся взглянули на него, удивленные, что он заговорил. Прежде на советах он был тих и никогда не подавал голос при обсуждении военных дел. Великий Кохир Двора смущенно опустил взгляд, словно пристыженный собственными словами. Оба аф’гемида улыбнулись свысока. Какой-то глупый щелкопер, который никогда не пролил и капли крови, открывает рот, тратя их время. Если они сказали, что город продержится месяц, то он станет биться месяц и ни днем меньше. Но Деана слишком хорошо знала Эвикиата и слишком его ценила, чтобы не обращать внимания на его слова. Этот неприметный чиновник сумел возобладать над хаосом в Белом Коноверине в тот момент, когда, казалось, все рушится. Великий Кохир разбирался в человеческих душах, умел видеть их слабости и использовать сильные стороны, а потому мог замечать вещи, которые оставались недоступны другим. То, как он думал и смотрел на мир, могло быть искаженным и странным, но уж глупцом его Деана не назвала бы никогда. А поскольку он был одним из тех, кто не покинул Лавенереса, когда князь умирал на ступенях Храма Огня, тем самым получил право говорить в ее присутствии всегда и на любую тему. — Буду благодарна, если ты пояснишь свою мысль. Отчего ты полагаешь, что город может и не продержаться так долго? Эвикиат смешался еще сильнее, его рука сжалась на рукояти церемониального кинжала с фальшивым клинком, словно он искал силу в этом жесте. Наконец начал: — Десять лет назад князь Вахези обратился к нам с просьбой позволить ему перегородить два небольших потока на нашей южной границе и направить их воды в свое княжество. Предложил неплохую цену за эту привилегию. Сперва мы хотели согласиться: в том районе у нас нет никаких мастерских или плантаций. Продать воду, которая и так пропадает зря, впадая в некое озерко, — это ведь чистая прибыль. — Кохир, это военный совет, а не воспоминания о старых торговых договорах. — Вуар Сампоре чуть наклонил голову, а его улыбка стала уже не столько снисходительной, сколько высокомерной. — На это нет времени. Если Коссе говорит, что город продержится месяц, — значит, столько они и простоят. Деана остановила его гневным жестом. В такие минуты она искренне жалела, что носит экхаар. Людям без завесы на лице больше тысячи слов порой говорит одна кривая ухмылка, одна приподнятая бровь. — Дай ему закончить. Вы тогда отказались продавать ту воду? — Да. Потому что во время переговоров те, из Вахези, вели себя так, словно им до нее не было дела. Постоянно меняли условия, порой поднимали, а порой снижали цену, потом прекратили обсуждение условий, пока, наконец, не принесли предложение просто выкупить у нас несколько квадратных миль приграничной пустоши, через которую текли эти реки. За очень приличную, но не слишком высокую цену. Такую, что должна была бы возбудить наш аппетит и одновременно усыпить подозрения… — Эвикиат, — напомнила она ласково. — Покороче. — Да, госпожа. Во время переговоров нам пришлось вжиться в позицию вахезийцев. Мы задумались: отчего им так нужна та вода. Ведь у них и без того полно ручьев и потоков по свою сторону границы. Но оказалось, что дело не в воде. Их искатели серебра наткнулись на необычайно богатые залежи в горах у границы, но большая часть жилы лежала на нашей стороне. Там в пятьдесят, а может, и в сто раз больше серебра, чем они хотели нам заплатить за землю. — И что общего у этой истории с Помве? На этот раз Деана постаралась, чтобы он услышал ее нетерпение. — Я уже дохожу до сути, госпожа. Дело в том, что люди часто притворяются, будто хотят одного, а на самом деле им необходимо нечто другое. Скрытое куда глубже. Рабы пришли под Помве за убегающей армией Северной Гегхии, верно? Но еще остаются те несчастные, которых убили в самом городе. Месть. Это очевидно. И именно ее мы наблюдаем. Захват Помве даст Кровавому Кахелле припасы, оружие и позволит ему создать постоянную базу. Он оставит там женщин, стариков и детей, которые — обуза для его армии, и отправится на восток. На нас. — Но мы нападем на него под городом во время осады. — Командир Соловьев наклонился и ударил кулаком в стол. — Они и хотят, чтобы мы именно это видели. Потому что разве Кахелле не знает, что мы на него двинемся? И не отдает ли себе отчет, что последняя сильная армия на Дальнем Юге — это армия Коноверина? — Великий Кохир вынул из рукава тростинку и принялся показывать точки на карте. — Северная Гегхия потеряла свои войска, Камбехия погружена в хаос, и не видно никого, кто сумел бы ее соединить. Южная Гегхия, Вахези и Бахдара даже вместе не выставят и половины тех сил, которые есть у нас. Наши Роды Войны всегда были сильны и многочисленны, им приходилось из-за множества рабов. Оба аф’гемида кивнули и улыбнулись, словно только что услышали комплимент. А Деана в очередной раз поймала себя на том, что не в силах понять этих мужчин. Они происходили из рабов; когда были малыми детьми, их выкупили у хозяев и подвергли многолетним тренировкам. Им повезло выжить и войти в элиту войск Дальнего Юга, благодаря чему они могли улучшить судьбу своих семей и свою собственную. Но, во имя Слез Матери, они ведь были рабами. Да что там, они формально все еще оставались ими, находясь в собственности князя, даже если им и не требовалось уже носить ошейники, и пусть боги смилостивятся над тем дураком, который приказал бы им ошейники эти надеть. Но несмотря на это они без сомнений отправятся гасить бунт других рабов. Что за безумную, непонятную лояльность привили им в ахирах? — Это все мы уже знаем. К чему ты ведешь, Эвикиат? — спросила она. — Полагаю, что Кровавый Кахелле может сделать две вещи. Или же он захватит город прежде, чем мы подойдем, атакуя его день и ночь, без передышки, а у него хватит людей для этого. Или же он окружит его валами, как, собственно, он и поступил, оставит там часть своих войск, а с помощью прочих приготовит для нас ловушку. По сути, этим и является осада: ловушкой. А потому в любом случае штурм Помве не продлится месяц, поскольку, если мы выиграем битву, Кровавый Кахелле снимет осаду и сбежит на запад на поросшие лесом взгорья. А если, да хранит нас от такого Красный Агар, мы проиграем, бунтовщики просто оставят город в покое и отправятся на восток, чтобы опустошить нашу землю и захватить столицу, прежде чем остальные княжества придут нам на помощь. Потому что — кто тогда сможет подняться против них? После такого вопроса установилась тишина. Оба воина глядели на разложенную на столе разноцветную простынь, словно та вдруг выплюнула клубок змей. Деана фыркнула. — Вы все еще относитесь к ним легкомысленно, да? Все еще видите перед собой банду вооруженных вилами и косами оборванцев, с какими Родам Войны приходилось сражаться во времена прошлых бунтов. Сампоре все еще верит, что если его кавалерия пойдет в атаку, то рабы сперва обосрутся от страха, а потом в панике бросятся наутек. Только Варала чуть скривилась, услышав этот портовый язык от Госпожи Пламени. — А они сделают вот так. — Деана сжала руку в кулак. — И вы разобьете свои дурные башки о стену щитов, а кони понадеваются на пики, которыми рабы учились пользоваться много лет. Под вашим носом. — Госпожа, это Тростники… — Замолчи, Коссе. Тростники то, Тростники се. Я слышу это вот уже два месяца. Тростники сделались для вас прекрасной отговоркой. Вы не убедите меня, что ваши Роды не имели среди рабов собственных шпионов — хотя бы для того, чтобы следить за руками друг друга. Вы тоже знали. Оба аф’гемида даже не пытались протестовать. Сухи объяснил ей это однажды во время одного из многочисленных уроков на тему местных обычаев. Обычно после подавления бунта Роды Войны имели право продать всех схваченных невольников без того, чтобы выплачивать компенсацию их владельцам. И хотя, вероятно, лишь Тростники знали истинный масштаб угрозы, наверняка и Соловьям, и Буйволам было известно, что нечто готовится. Но если по ахирам и шли сплетни о близком восстании, то командиры их не столько не обращали на это внимания, сколько просто тихонько рассчитывали, что восстание таки вспыхнет. По крайней мере те, кто был поглупее. Роды Соловья, Буйвола и Тростника все еще сохраняли прекрасные боевые умения, но по крайней мере вот уже сотню лет активно поигрывали в политику, а их офицеры все чаще одевались в тканные золотом и серебром одежды, а не в доспехи. В такой ситуации было очень легко переоценить собственные силы. Деана кисло усмехнулась. И кто мог ожидать такого в этой стране, насквозь проеденной постоянными схватками за власть, да? — Хорошо, вернемся к конкретике. Коссе, сколько у тебя людей? Высокий Буйвол откашлялся дважды, прежде чем ответил: — Шесть тысяч двести пять, госпожа. Разделенных на пятьдесят бритах, не знаю, как перевести, потому что бритах на меекхе — это… — Котел, верно? Или казан. — Верно, госпожа. Большой котел. Но такой специальный большой котел. Почти святой. Бритах — это сто двадцать людей, которые вместе маршируют, сражаются, становятся лагерем и едят из одного котла. У каждого отряда есть такая посудина, а десятка самых старых, наиболее опытных солдат берет его под опеку и… — Я спрашивала не об этом, но спасибо за лекцию. Сампоре? — Тридцать шесть, э-э-э, по-меекхански это будет хоругвей. Вместе семь с половиной тысяч сабель. Почти четырнадцать тысяч профессиональных солдат. И вдвое больше менее опытных и хуже обученных наемников да еще нуавахи со ста пятьюдесятью слонами, которые могут оказаться больше помехой, чем помощью в близящейся войне. Против как минимум ста тысяч взбунтовавшихся рабов, среди которых многие раньше держали в руках меч и щит. Отчаявшихся и полных ненависти. — Маги? Эвикиат откашлялся. — Роды Войны не имеют собственных чародеев, потому что если среди рабов находят ребенка с магическим талантом, то… — Мужчина красноречиво махнул рукой на уровне шеи. — Таков закон и обычай. Но, когда армия отправляется на войну, местные гильдии магов поддерживают ее. Храм Агара тоже. Естественно, почти все чародеи… — Играют с огнем? На лице Великого Кохира появилась смущенная улыбка. — Я бы не смог сказать лучше, госпожа. У нас двадцать шесть магов, достаточно умелых и сильных в аспектах огня, чтобы пригодиться на поле битвы. Все они, согласно традиции, будут охраняться Буйволами. Деана поняла, что коноверийская пехота создавала на поле боя передвижную крепость, из которой во врага метали чары. Интересно, а гегхийский князь тоже основывал свою тактику на таком построении? — Понимаю. Когда мы можем выступить? Аф’гемид пехоты, большой, как железная гора, выпрямился, побрякивая металлом. — Род Буйвола — хоть сейчас, госпожа. — Соловья? — Уже месяц как мы готовы. Оседлаем коней — и в дорогу. — Прекрасно. Она вдруг поняла, что прозвучали уже все слова, которые она могла здесь услышать, и что следующих нельзя будет отозвать. Почувствовала, как немеют ее пальцы, а стук крови в висках почти заглушает остальные звуки. В этот миг она была благодарна экхаару на лице, поскольку Деана не сомневалась, что на лице ее сейчас написаны все недостойные избранницы Агара чувства. Испуг, неуверенность, колебания. «Уже? Сейчас? Я вот-вот отдам приказы, и военная машина начнет разгоняться, пока не достигнет такой скорости, что остановит ее только кровавая грязь полей битв. Владычица, Матерь Наша, ты вложила мне в руки меч, чей клинок я должна обагрить кровью моих братьев по вере. Людей, которые сражаются за свободу, а она, как гласит Седьмой Закон, самый большой подарок и проклятие человека. Что мне делать? Дай мне указание, молю». Гудение крови исчезло, осталась только сверлящая уши тишина. Вот и весь ответ. Она осмотрелась, глядя на людей, с которыми столкнула ее судьба. На Сухи, чей язык был куда ядовитей, чем все его отравы, на Эвикиата, чьей преданности хватило бы на десяток прочих людей. На Варалу с ее историей и ее секретом. Подумала о мальчике-погонщике, который некогда притворялся князем. О девушках из Дома Женщин. Об обитателях столицы, падающих ниц, когда она проезжала по улицам. И о мужчине, с глазами, подобными полной луне, которого она отослала в бесконечный сон. Камень на ее сердце. Значит, пусть случится.