О ком я думала утром? О Леонте. Будь у папы возможность изгнать меня из своей жизни, он бы это сделал. Он бы за милую душу сослал меня в горы расти сиротой-пастушкой. Если честно, такая перспектива даже в декабре выглядит вполне заманчиво. – Я не нуждаюсь в бдительном оке, папа. Я чувствую, как внутри закипает ярость. Давай, Белл, ты уже столько продержалась. Осталось еще чуть-чуть. Уже почти вечер. – Как насчет чая и восхитительного папиного торта? – оживляется мама. – Я работаю в школах, рассказываю о Шекспире, делаю его понятным современным детям. Папа издает пренебрежительный смешок и обменивается взглядами со всеми за столом. Эх, жаль, не могу сказать, что меня финансирует и поддерживает Джамал. На папу это произвело бы впечатление, стороннее положительное мнение он ценит больше всего. Но с меня хватит. Больше я не позволю, чтобы его глупые, устаревшие и заведомо несправедливые суждения влияли на меня, на мою самооценку и поведение – вечно извиняющееся и с готовностью к тому, что непременно разочарую. Я хорошо поработала в этом месяце. На память приходят слова Элисон. Должно быть, он очень вами гордится. Вы такая славная. И, может быть, не стоит думать вообще-то нет, от меня одни разочарования, а сказать себе черт возьми, он должен гордиться? Возможно, будь у меня такие родители, которые внушали бы мне веру в собственные силы, нужно лишь хорошенько постараться, говорили, что я хорошая… возможно, я бы не чувствовала себя настолько потерянной и не корила себя за то, что кого-то рассердила, потому что это была моя детская настройка по умолчанию. Но сегодня с меня хватит. Сегодня я выскажу все. Это необходимо, ради меня самой. Я встаю. – Возможно, вы разочарованы во мне, потому что я не такая, как вы, ничуточки, но знаете что? Вам невдомек, насколько это хорошо. Вы считаете, что не быть похожей на вас – это недостаток. Роуз похожа на вас и играет роль, которая, по вашему мнению, больше всего подходит женщине – извини, Роуз, – а я нет. Она в буквальном смысле – золотой ребенок, а у меня, черт возьми, никогда шанса не было. Вы не видите во мне ничего хорошего, вы абсолютно разочарованы во мне. – Да, я в тебе разочарован. В тебе нет ничего от меня, – выпаливает он в ответ. – У тебя нет ни грамма практической сметки. Какой на хрен Шекспир! В современном мире в нем толку не больше, чем, ну, я не знаю… – он оглядывается по сторонам в поисках предмета, достойного оскорбления, и издает смешок, – чем от твоей матери в нейрохирургии. – Да как ты смеешь? При чем тут мама вообще? Я по горло сыта твоими дурацкими суждениями о том, что достойно, а что нет. Тебе бы молиться на маму и возвести ее на пьедестал, потому что она на голову выше тебя. Она по-прежнему здесь, рядом с тобой, спустя столько лет и столько упущенных возможностей! Не знаю почему, потому ли, что она настолько любит тебя, или потому, что чего-то боится. Но она по-прежнему здесь, и если уж начистоту, то после того лишь, что случилось в этом году, ты ей по гроб должен. Ты столько ей должен… – Белл! – Он должен. И я ни разу не слышала, чтобы он сказал тебе спасибо. – Джек, Роуз, простите. Не знаю, что на нее сегодня нашло, – говорит мама. – Перестань за меня извиняться. Я многое делаю неправильно, но способна извиниться за себя сама, я не папа. Я признаю, когда облажалась, что сама накосячила, а не ищу виноватых вокруг. Джек, Роуз, простите, что доставляю неудобства, причем в Рождество, но если серьезно, папа… Я поворачиваюсь, смотрю ему в лицо и понимаю, что что-то не так. Следовало бы догадаться об этом раньше, потому что он молчит. Моя пафосная речь не способна заткнуть ему рот. Пока все взгляды были обращены на меня, никто не заметил, что он обмяк на стуле, на лбу проступила испарина, кожа приобрела землистый оттенок. Пот не льет с него градом, но с ним явно не все в порядке. Я подхожу к нему и присаживаюсь на корточки: рука у него влажная. – Папа, ты нормально себя чувствуешь? – Да, – как-то медленно выдыхает он. – Тебе больно? Где – в груди? В руке? – Весь день немного горло першит, и все. – Я принесу ему меда с лимоном и капелькой бренди. Это поможет, – предлагает мама. – Нет, неси аспирин, и быстрее. Прямо сейчас. – Но он говорит, что у него ничего… – Пожалуйста, мама, быстрее. – Я говорю твердым голосом, и она тут же бросается выполнять. – Роуз, звони в «скорую». Возможно, все не так плохо, но лучше перестраховаться. – Я уверен, ничего не нужно… – бормочет Джек. – Еще как нужно! – рявкаю я. – Роуз, пожалуйста! – Впервые слышу, чтобы … – с трудом выдыхает папа. – Вот. Мама вернулась и протягивает мне флакончик с уже открытой нажимно-поворотной крышкой. – Папа, прими это. Сделай одолжение. – Не нужно… – упрямится он. Как и следовало ожидать. – Слушай сюда, упрямый ты осел, делай как тебе говорят! Я не хочу его пугать, но он должен принять аспирин. В начале года я прошла подготовку по оказанию первой помощи, когда у моего коллеги случился инфаркт. Сейчас картина подозрительно похожая. – Они быстро приедут? – Я оборачиваюсь к сестре. – Я сообщаю фамилию, имя и адрес. Что еще сказать? Болит горло, спутанная речь? Паникерша-дочь? Она смеется собственной шутке. – У меня не с-спутанная речь. – Нет, у тебя подозрение на инфаркт. Все вскидываются. – Но у него же ничего… – Бывает, что боли нет ни в груди, ни в руке. Да, это самые распространенные симптомы, но в четверти случаев они отсутствуют. В кои-то веки поверьте мне на слово, а? – бросаю я через плечо. – Глотай аспирин, папа. Гадость на вкус, я знаю, и, может, это лишнее, но сделай мне одолжение, а? Только сегодня. А завтра можешь снова рассказывать мне о том, какая я никчемная. Я улыбаюсь, расстегивая ему ворот рубашки, и очень надеюсь на то, что завтра он будет в состоянии меня распекать. Черт побери то сердце, что страдать Меня и друга равно обрекает![42] Двадцать шестое декабря Белл – Привет! Рори улыбается мне во весь рот, когда я открываю дверь машины и сажусь – не очень ловко, потому что держу его подарок. – Я подозревал, что ты отменишь сегодняшнее мероприятие. – И почти отменила, но когда пришла в больницу, увидела, что с ним все в порядке. Он сказал мне проваливать, де, будет наслаждаться обществом мамы и хлопочущих вокруг медсестер. Передние полосы всех газет трубят о том, что он «едва не умер в Рождество». Папа в полном восторге. Сколько шумихи из-за малюсенького сердечного приступа! Но это ему первый звоночек. Оказывается, с диабетиками такое бывает сплошь и рядом. По ходу обследования в больнице выяснилось, что это его случай, так что повезло. Сегодня его оставили под наблюдением, а он ведет разговоры о запуске нового тренда здорового питания. Послушать его, так Америку открыл! Еще сказал, что ему пришла идея выпустить книгу фирменных безалкогольных коктейлей Ника Уайльда. – Ему пришла идея? Рори вскидывает брови, и я хихикаю. – В любом случае он счастлив, что задает тон на Твиттере и в самом востребованном новостном разделе Би-би-си. Для него это лучший рождественский подарок, и ему явно не стоило тратиться на тебя – смотри, с какой легкостью он снова завоевал людские сердца. Рори изгибает бровь. – Угроза жизни предпочтительнее усердной работы над собой? – Ты же знаком с папой. – Ради тебя он откормленного теленка не зарежет? Газеты утверждают, что жизнь ему спасла любовь и забота старшей дочери. Бригада скорой помощи подтвердила, что твои своевременные действия предотвратили трагическую развязку. – Ну, не совсем так, но да… Сегодня мама сказала, что я молодец, и велела папе поблагодарить меня. – Вау! – Да. Он не стал, и тогда она сказала еще раз. Это победа. Мама заняла мою сторону. Не припомню, чтобы такое случалось раньше. В конце концов он неохотно пробурчал спасибо, точно школьник-грубиян, но ведь сказал же! Возможно, мы в одночасье не станем самой сплоченной семьей в мире, но чтобы мама встала на мою сторону, причем дважды, и заставила его признать, что вчера я сделала что-то хорошее, – это огромный шаг вперед. Огромный! Я считаю их отношения уродливыми, но она действительно его любит. И то, как он вел себя с ней сегодня утром, доказывает, что и он ее любит. Меня мутит от его шуточек, что мама, де, его любимая сиделка и насчет обтирания губкой, но в чем-то они славные. Кроме того, это означает, что я могу без угрызений совести встретиться сегодня с тобой, как обещала, и оставить пациента на попечение жены. Вот. Я передаю ему коробку, которую держу. – А, мой преогромный подарок, – говорит он, и я киваю.