Пока она перечисляла последствия его самоубийства в довольно очевидной попытке заставить Дилана почувствовать себя виноватым, её голос начал терять для него своё очарование. – Вашим родственникам, – продолжила она, – придётся не только горевать по поводу вашей смерти, но и жить с позором вашего самоубийства. Но, с другой стороны, ваши переживания важнее, и я уверена, что последствия, с которыми столкнутся другие люди, не имеют для вас ни малейшего значения. Последствия, с которыми могли столкнуться другие люди, даже не приходили ему в голову, а осуждение, скрывающееся за притворным сочувствием этой дерзкой молодой особы, раздражало. – Это моя жизнь, – заметил Дилан, хмуро глядя на неё. – Почему я не могу с нею покончить, если захочу? Она посмотрела на него со сцены, выражение её лица стало ещё более серьёзным. – Потому что это неправильно. – В самом деле? И кто вы такая, чтобы читать мне нотации? Мой ангел-хранитель, моя душа, чёртова совесть? – Это неправильно, – повторила девушка. – Чёрт возьми, женщина, я имею право покончить с собой, если захочу! Она покачала головой. – Нет, не имеете. Вы можете понадобиться для каких-то важных свершений. На этот раз Дилан всё-таки рассмеялся, и его резкий смех эхом разнёсся по театру. – Для чего я могу понадобиться? Возможно, чтобы спасать девиц, попавших в беду? – Он откровенно насмехался над ней, высмеивал серьёзный тон её голоса, терпеливое выражение глаз. – Убивать драконов? Для чего я нужен? – Не знаю. Она сделала несколько шагов и спрыгнула со сцены в оркестровую яму, приземлившись рядом с Диланом. Засунув скрипку и смычок под мышку, девушка протянула руку и взялась за дуло пистолета. Она осторожно вытащила пистолет из его руки, как будто зная, что он не станет сопротивляться из страха её ранить, будто зная, что он не пойдёт на такой риск. Девушка отвернулась и направила оружие в пустой зал, опустила курок, а потом положила пистолет в карман платья. – Вам не кажется, что это бесполезно? – упрекнул он. – У меня дома ещё много пистолетов. Она пожала плечами. – У каждого есть свобода воли. Если вы снова попытаетесь покончить с собой, я не смогу вас остановить. Но я не думаю, что вы попытаетесь вновь. Его удивил её деловой тон. – Вы настолько в этом уверены. – Уверена. Я слышала о вас достаточно. Вы не из таких людей. Совсем не из таких. – Слышали обо мне? – Вопрос напрашивался сам собой. – И что же я за человек? – Высокомерный, – тут же ответила она. – Настолько, что считаете, будто без вас мир музыки много потеряет. Упрямый. Одержимый. Ваша работа превыше всех и вся. "Нелестное мнение, – решил он, – но абсолютно точное". – К тому же вы сильный, – добавила она, – я думаю, вы найдёте в себе мужество жить дальше. Он не знал, считала она так на самом деле или сказала это, чтобы заставить его передумать. – Вы слишком много думаете для уборщицы. Она проигнорировала это заявление. – Теперь, когда худший момент позади, вы найдёте всевозможные оправдания, чтобы не прибегать к самоубийству, дабы прекратить страдания. Дилан не нуждался в разговорах о своих страданиях. – Вы ничего обо мне не знаете, кроме того, что слышали. Вы даже не знаете причин моего выбора. – Не существует оправданных причин для самоубийства. Её нравоучительная прямолинейность начинала приобретать характер проповеди. – Бесспорно, ваше мнение основано на многолетнем опыте, – парировал он. Девушка отвела взгляд. – Почему? – пробормотала она раздражённо, почти яростно. – Почему все вы так жутко мучаетесь? Дилан выгнул бровь в недоумении от вопроса и тона её голоса. – Все мы? – переспросил он. – Творческие люди. Музыканты, актёры, художники, поэты, композиторы. В этом нет необходимости, знаете ли. – Вы сама музыкант. – Я всего лишь профессионально играю. Я не виртуоз. У меня нет выдающегося таланта. – Она снова посмотрела ему в лицо, и Дилан понял, что эта женщина и её глаза ещё долго будут преследовать его во сне. – В отличие от вас, – проговорила девушка. – Вас можно считать великим. – Всё это в прошлом. Я никогда больше не буду писать музыку. Она не стала спрашивать почему. Её губы растянулись в довольно ироничной, кривой ухмылке. – Будете. Когда-нибудь. Она понятия не имела, о чём говорит, но прежде чем Дилан успел возразить, девушка отвернулась. Вытащив скрипку и смычок из-под мышки, она поднялась по ступенькам из оркестровой ямы на сцену, остановилась и посмотрела на него. – Погасите лампы, когда будете уходить, хорошо? Девушка направилась к левой кулисе, откуда вышла до этого. Не двигаясь, Дилан смотрел ей вслед и задавался вопросом, не попал ли он в какой-то странный сон. Вдруг из ниоткуда до Дилана опять донеслась та таинственная мелодия, он закрыл глаза, напрягаясь, чтобы её расслышать. Первые ноты новой композиции дразнили, вселяя надежу, но оставались за пределами досягаемости, он не мог расслышать их до конца, не мог ухватить мелодию. Она снова растворилась в небытии. Дилан открыл глаза, но женщина, благодаря которой он вновь на мгновение почувствовал музыку, исчезла. – Постойте! – крикнул Дилан. – Вернитесь! Он поднялся по ступенькам и последовал за девушкой, но когда зашёл за кулисы, её нигде не было видно. Дилан прошёл по коридорам, окликая её, отдёрнул занавески в каждой гардеробной, но ни в одной из них не обнаружил незнакомки. Когда он добрался до чёрного входа и распахнул дверь, его встретил лишь клубившийся в переулке за театром туман, девушки и след простыл. – Я даже не знаю вашего имени! – прокричал он. Ответа не последовало. Женщина со своей скрипкой исчезла, а вместе с ними и мелодия в его голове. Дилан пытался изо всех сил расслышать мелодию, но её перебивал звон. Он снова остался наедине со своим мучительным недугом. Дилан зажал уши ладонями, но всё было тщетно. Он не мог заглушить шум в голове руками. Существовал единственный способ это прекратить, но теперь уже слишком поздно. Взревев от ярости и разочарования, он ударил кулаком по двери, даже не заметив боли. Девушка была права. У него пропал стимул для самоубийства. Дилан обругал её последними словами за то, что она отняла у него возможность выбрать лёгкий путь. Теперь он знал, что его судьба – жить с этой пыткой, пока не сойдёт с ума. Глава 1 Лондон. Март 1832 года. Страусиное перо щекотало нос, но Грейс Шеваль ничего не могла с этим поделать. Она водила смычком по струнам скрипки, пытаясь сосредоточиться на концерте "Осень" Вивальди, а не на огромном пере, которое наполовину выпало из шляпы и болталось у щеки. Грейс молилась, лишь бы не чихнуть. Но беспокоило её не только перо. В бальных залах всегда было жарко, особенно на многолюдных благотворительных мероприятиях. Сегодня, ко всему прочему, проводился бал-маскарад, и костюм, который ей достался, причинял массу неудобств. Тяжёлый бархатный камзол разбойника с большой дороги превращал игру на скрипке в утомительное испытание. В камзоле, шляпе с плюмажем и кожаной маске она чувствовала себя, словно в духовке. Играя, Грейс несколько раз тряхнула головой, пытаясь отбросить страусиное перо с лица, не пропустив при этом ни одной ноты, но попытки не увенчались успехом. Дурацкая штуковина постоянно возвращалась на место и щекотала нос. К её великому облегчению, Вивальди наконец закончился. Когда пары, танцевавшие кадриль, покинули бальный зал, Грейс положила скрипку и смычок на колени и выдернула страусиное перо из шляпы. Отбросив его в сторону, она открыла ноты на вальсе из оперы Вебера, который завершал сегодняшний вечер. Грейс снова подняла скрипку, и в этот момент к ней наклонился дугой оркестрант. – Ты выдернула только половину, – тихо проговорил он. – Вторая так и торчит из шляпы. – Чепуха, – огрызнулась она, прижимая скрипку к подбородку. – Ты наглый лжец, Тедди. – Я не лгу, – ответил молодой человек, поправляя лавровый венок Цезаря на своих каштановых волосах. Затем он поднял смычок для виолончели, зажатой между колен. – Теперь перо торчит, как дымовая труба, только пушистая. Грейс тоже подняла смычок. – Я всегда могу понять, когда ты лжёшь. У тебя краснеют уши. Он усмехнулся, и они начали играть. За последние три года Грейс столько раз выступала на балах, что знала большинство опубликованных вальсов наизусть, поэтому во время игры могла разглядывать танцующих. В вальсе кружилась Королева Елизавета со своим партнёром Генрихом Вторым. И Елена Троянская с мужчиной, чей маскарадный костюм состоял всего лишь из чёрного смокинга и длинной чёрной накидки с золотой подкладкой. Он напомнил ей Мефистофеля, дьявола из трагедии "Фауст". Эти двое составляли поразительную пару, белая тога женщины резко контрастировала с тёмными одеждами и цветом волос мужчины. Когда они пронеслись мимо Грейс в вихре танца, она заметила, что партнёр Елены носил не по моде длинные волосы, собранные сзади в хвост, что не совсем соответствовало его образу. Мужчина не надел маску. Мельком взглянув на его лицо, Грейс от удивления вздрогнула и взяла резкую ноту. Когда она пришла в себя, пара уже исчезла из поля зрения, но Грейс безошибочно его узнала. Это был Дилан Мур.