Майкл привез сюда гроб, чтобы показать мне это: тело ребенка, свернувшегося калачиком рядом с костями полицейского. Теперь нужно выяснить зачем. Только я сделал шаг к двери… Как фургон тронулся с места. От первого толчка я лишь слегка качнулся назад на пятках. Желудок пружинисто подпрыгнул, а весь организм попытался соединить вновь обретенную скорость движения в пространстве с прикованными к месту ногами. Поскольку я пребывал в полумраке, моему мозгу потребовалась пара секунд, чтобы порадоваться, что я все еще нахожусь в равновесии. Я двинулся вперед на подгибающихся ногах. Идти было всего несколько метров, но хочу предупредить вас: случившееся дальше произошло за считаные секунды. Раздалась серия настойчивых ударов в стенку фургона. – Эрни, вылезай из этого чертова фургона! – Женский голос. Я не мог различить: это Эрин или София. Я попытался поднажать, силясь сохранять равновесие. У меня было странное ощущение, словно я иду вверх по холму, а это означало, что фургон двигается вперед и вниз, а я иду в противоположную сторону, к задней двери. Брезентовые стропы, висевшие на стенках, наклонились к кабине. Стук по борту продолжился, но громыхание колес, ускорявших вращение, заглушало сопровождавшие его голоса. Хотя мне было ясно, что они говорят: «Быстрее». Я уже и сам догадался. Фургон катился с горы. И ближайшее место, где поверхность была ровной, находилось посреди замерзшего озера… Полоса света упала в кузов, когда дверь, содрогаясь, приоткрылась на полметра. Эрин просунула внутрь голову, тяжело дыша и размашисто шагая, чтобы не отставать. – Давай, Эрни. Скорее! Склон становится круче. – Что, черт возьми, происходит?! – закричал я, вразвалку двигаясь к ней, преодолевая наклон пола. – Ручник отказал. Ты, наверное, качнул машину, и она поехала. Кроуфорд пытается залезть в кабину и тормознуть. На земле какая-то коричневая дрянь, может, тормозная жидкость, так что давай, не возись там, а вылезай, вдруг мы не сможем ее остановить. Она попыталась толкнуть вверх похожую на жалюзи дверь, но не смогла сделать это на ходу. За несколько секунд Эрин пришлось перейти с быстрого шага на судорожные скачки по снегу, в котором она утопала по голени. Фургон двигался медленно, но поспевать за ним все равно было трудно. Я знал, что до дороги всего метров сто, а за ней метрах в двухстах – озеро. Склон становится по-настоящему крутым только за дорогой, но фургон очень тяжелый, если он наберет приличную скорость, его будет не остановить. Надо было выбираться, пока он не разогнался по-настоящему. – Давай спрыгивай, – сказала Эрин и протянула мне руку. – Снег мягкий, так что ныряй. Я опустился на одно колено, тут как раз фургон снова дернулся, сильнее, чем в первый раз. Я упал, Эрин не успела меня подхватить, потянулся к стропе, промахнулся и, грохнувшись на зад, покатился по полу и скользил, пока не врезался с глухим стуком спиной в стенку кабины. Фургон, вероятно, вышел на склон, так как все вокруг зашевелилось: свисающие вниз стропы хлестали по стенам и моему лицу, где-то свалился на пол ящик с инструментами, болты и гаечные ключи отрикошетили от пола и усеяли заднюю стенку фургона. Я успел наклонить голову как раз вовремя, чтобы увернуться от летевшей жалом прямо мне в глаз отвертки, она клацнула по металлу рядом с моим ухом. Потом я услышал долгий протяжный скрип. Царапанье по полу. На меня полз гроб. Несколько сот килограммов свинца, дерева и два скелета. Я попытался отодвинуться, но сила тяжести и смятение – плохие помощники в такой ситуации. Я уже говорил вам, что пишу все это, будучи одноруким: именно из-за этого. Взрыв боли в правом запястье, за которым почти сразу последовало онемение, будто я его отсидел. Я принялся отлеплять себя от стены, но почувствовал тянущую боль в плече. Моя рука не следовала инструкциям. Звучит глупо, но мне пришлось посмотреть, чтобы понять: гроб врезался в середину моего предплечья и придавил его к стене. Только что я видел руку скелета, поэтому у меня в голове возник довольно неприятный образ десятков крошечных косточек, которые я, вероятно, переломал. Но это была наименьшая из моих проблем. До сих пор фургон скатывался по склону неторопливо, а я, не особенно беспокоясь, пытался выбраться из него. Теперь он набирал скорость, а я оказался в ловушке. С помощью здоровой руки я потянул свой обездвиженный локоть, но он не шелохнулся. Тогда я попытался просунуть пальцы между гробом и стеной, чтобы хоть чуть-чуть, хоть самую малость ослабить давление, но ящик с костями был слишком тяжелый. Пальцы у меня стали скользкими. Кровь. Я ничего не почувствовал, оцепенев от шока, а оказалось, сильно содрал кожу в борьбе за свободу. Позже, когда меня спустят с горы, а это случится лишь после того, как произойдет еще три смерти и маска будет сорвана с убийцы, фельдшер, протыкая кривой металлической иглой ошметки болтающейся кожи на моей руке, скажет, что врачи в таких случаях говорят, мол, с пациента сняли перчатку. Хорошо, что в тот момент я этого не знал. А то упал бы в обморок. Оглянувшись назад, я оценил свои шансы на спасение, которые были совсем неубедительными. Эрин по-прежнему не отставала, несмотря на глубокий снег, но на лице ее изображалось отчаяние. Я видел, как она старалась подпрыгнуть и забраться в фургон, но сорвалась и упала, потом поднялась на ноги и совершила новую попытку. – Я застрял! – крикнул я ей, не будучи уверен, что она видит, как гроб расплющил мою руку. По полу со звяканьем катались отвертки и болты. – Далеко до озера? – Неудачный вопрос. – Теперь Эрин уже тяжело дышала; глубокий свежевыпавший снег выматывал сильнее, чем скорость передвижения, из-за него запрыгнуть в кузов фургона на высоте бедра было еще труднее. – Ответ тебе лучше не знать. Вот сказанула так сказанула! Время не просто было взято взаймы, оно уже снимало проценты. Я уперся ногой в гроб и попытался отпихнуть его, при этом сам отклонялся назад так сильно, что казалось, рука у меня вырвется из плечевого сустава. Безрезультатно. – Где главная дорога? – громко спросил я. – Там такие сугробы по обочинам… – Мне было трудно дышать. – Может, мы в них увязнем. – Уже проехали их насквозь, – отозвалась Эрин. Проклятье! Вероятно, от столкновения с сугробом и произошел толчок, сбивший меня с ног. Сомнительное оказалось средство спасения. Я восстановил в голове план местности. Если мы уже пересекли дорогу, значит склон сейчас начнет становиться круче, причем резко. – Эрн! – послышался новый голос, Софии. Разглядеть что-нибудь было трудно, свет проникал в кузов фургона узкой полосой, а машина набирала скорость, но нечто скакавшее, как поплавок на воде, и приблизительно напоминавшее голову моей сводной сестры появилось на виду. – Что происходит? У тебя секунд тридцать, и эта колымага укатится от нас. Вылезай уже! – Я не могу двинуться. – Постой. Это что… Гроб? – Помоги мне залезть внутрь, – перебила ее Эрин. – Это не опасно? – Конечно нет. Подпихни меня. Все поплыло у меня перед глазами. Наверное, уровень адреналина в крови падал, потому что боль начала заползать в мое запястье и распространяться по руке, отчего края поля зрения затуманились. Я изо всех сил старался сфокусироваться на Эрин и Софии. Они были на свету. Они были твердые и непрозрачные. Только находились на каком-то неопределенном расстоянии от меня. Потом появилась третья тень. – Не вышло, – сказал мужской голос. Кроуфорд. – Я разбил окно, но оно слишком высоко. Времени не хватит… Погодите… – Следующие слова я не разобрал. – Вы не вытащили его оттуда? – Он застрял, – сказала София. – Застрял? – Он ранен. – Сильно? – Неизвестно. – Достаточно сильно, чтобы не быть здесь с нами! – рявкнула Эрин. – Ай! Осторожнее, моя нога! – взвизгнул Кроуфорд. Эрин отдавила ему пальцы. Должно быть, втроем они отодвинули дверь чуть дальше вверх, потому что внутрь кузова хлынул свет. Снова заговорил полицейский: – Бог мой! Это что?.. Именно тогда все резко переросло из тревоги средней степени в откровенную панику. Вся троица бежала. Фургон, вероятно, ехал уже по более крутому склону. Дополнительное освещение сделало более яркой картину полученных мной повреждений, и это добавило смятения. Эрин кричала Кроуфорду, чтобы он запихнул ее внутрь. Тот возражал: это слишком опасно, слишком рискованно. Такие вещи могли резануть ей по ушам как сексизм, поднимающий голову под маской героизма. Я ждал, что услышу топот ботинок Кроуфорда внутри фургона. Меня ударила по лицу стропа. Я схватился за нее свободной рукой и дернул что было силы. Оказалось, что человек, крепивший ее к стене, не слишком усердствовал. Стропа оторвалась, упала, прицепленная к ней пряжка клацнула по полу. Это был какой-то гигантский ремень безопасности. Действуя одной рукой, я кое-как обмотал его вокруг пояса и завязал простым узлом. Петля получилась свободная, но, наверное, сгодится. – Шевелись! Черт возьми, Эрни, делай что-нибудь! – Это был панический вопль Софии. Машина проехала совсем немного вперед. Я сообразил, что не слышал, как Кроуфорд забрался в фургон. До меня дошло: он останавливал Эрин не для того, чтобы самому рыцарственно спасти меня, он останавливал ее вообще. Я оторвал взгляд от стропы, с которой возился, и увидел, что они все трое становятся с каждой секундой меньше. Потом я понял, что весь «такелаж» снова повис вертикально. Гравитация вернулась в норму. Сила инерции перестала взбалтывать желудок, значит фургон остановился. Вероятно, это была хорошая новость. Только я знал, что машина не оторвалась от Софии, Эрин и Кроуфорда. Мои потенциальные спасители перестали гнаться за ней, потому что идти дальше было опасно. Время вышло. То есть я оказался в железной ловушке весом в четыре тонны посреди замерзшего озера. Не стану описывать вам момент обманчивого затишья, тихий треск льда и паутину расползавшихся по нему трещин: фургон замер меньше чем на пять секунд, потом, судорожно вздрогнув, осел на пару метров и застыл под углом в тридцать градусов. Кабина, находившаяся у меня за спиной, пошла вниз первой. Еще один рывок, и угол наклона увеличился до сорока градусов. Я понимал, надо что-то придумать, срочно. В голове вызрело зерно плана. Я швырнул тяжелую пряжку что было силы, но задал неправильную траекторию, и она, клацнув о полузакрытую дверь, упала вниз и соскользнула обратно ко мне. При следующей попытке я толкнул пряжку по полу; она пролетела по нему и вывалилась за борт. Я не рассчитывал, что она зацепится за что-нибудь способное выдержать мой вес – поверхность озера была гладкой, – но я хотел, чтобы на ней вдруг что-нибудь оказалось. Если я уйду под лед, меня больше всего беспокоила возможность найти дыру в нем. Пусть я не смогу подтягивать себя за эту стропу, так как она ни к чему не прикреплена, но, вероятно, мне удастся с ее помощью хотя бы отыскать путь на поверхность. Стенки фургона стонали от наружного давления воды. Я слышал звук капели и ощущал запах холода. Не уверен, но, возможно, в тот момент я уже находился ниже уровня воды. Ухватившись здоровой рукой за хромированную ручку гроба, я приготовился. Второго выстрела у меня не будет. Все произошло быстро. Еще один громкий треск раскалывающегося льда, и вдруг я оказался на спине глядящим сквозь полуоткрытую дверь в небо. Фургон замер под углом девяносто градусов к поверхности воды. Этого я и дожидался. Вместо того чтобы толкать гроб, противясь силе тяжести, как делал до того, я потянул хромированную ручку к крыше фургона. Пока мы не опрокинулись, это было равносильно толканию штанги из положения лежа на спине. Но теперь гроб фактически стоял на своем торце. Мне оставалось только перевернуть его. Игнорируя тот факт, что таким образом я словно бы толку в ступке свое предплечье, я вложил в толчок всю силу. И наконец дело пошло на лад. Гроб опрокинулся. Простите, если я недостаточно ярко выразил свой восторг. Гроб опрокинулся! Он ударился о крышу (теперь превратившуюся в стенку) встал диагонально надо мной, крышка съехала с него, прах и кости посыпались на стенку кабины (теперь пол), а моя рука (теперь сплющенная) освободилась. Я откатился в сторону на случай, если гроб снова опустится вниз, прижал к груди покалеченную руку, ощущая мокроту, но еще не имея силы духа взглянуть на полученные повреждения. То ли мне было слишком холодно, то ли шок еще не прошел, но я не ощущал сильной боли. Я встал на ноги и посмотрел на небо. Брошенная мною стропа змеей уползала вверх у меня над головой. Кажется, кто-то прокричал мое имя. Или мне показалось? Я оглядел свою камеру. Не было никакой возможности взобраться по отвесной стене, бывшему полу фургона, с изувеченной рукой. Стропа ни к чему не прицеплена, так что по ней я лезть не мог. И разумеется, машина постепенно погружалась в воду. Вода, проникавшая в кузов сквозь течь в одной из стенок, уже лизала мне лодыжки. У эскимосов есть тысяча слов для снега, но нет такого, каким можно описать, насколько холодной, доводящей до полного бесчувствия, бывает вода. Несколько лет назад в ожидании ответа из клиники по лечению бесплодия, узнав, что повышенная температура в мошонке, вероятно, является фактором, воздействующим на число сперматозоидов в сперме, я сменил короткие трусы на боксеры и стал таскать на плече мешки со льдом в нашу ванну. Возможно, я бы смертельно испугался такой холодной воды. Но не сейчас. Она была обезболивающим. От нее замирало сердце. Мысль локтями пробила себе путь в мою голову: так выпускают из рыб икру – ошарашивают осетров ледяной водой, а потом делают надрезы у них на брюхе. Вскоре вода уже переливалась через порог двери. Сперва ровной струей потекло из угла, потом возникло с полдюжины водопадов по всему периметру. Ледяная пена закружилась у моих коленей. Я продолжал глядеть наверх в надежде, что стропа останется неподвижно лежать на льду и не соскользнет в кузов фургона. Здоровой рукой я подергал узел на поясе, крепко ли завязан. План у меня был простой: дождаться, пока вода поднимет меня как можно ближе к выходу, а потом, когда кузов наполнится, мне останется только всплыть наверх, пока машина уходит под воду. Нужно было не забыть и пользоваться полом как направляющей, чтобы вылезти в полуоткрытую дверь и не оказаться в ловушке. Не потерять сознание, оказавшись целиком в ледяной воде. И не тянуть за стропу. Но даже если бы я это сделал: вверх, вверх, вверх. Так просто. Конечно. Я ощутил, как стропа дернулась на поясе. Будто кто-то тащил меня. Вода дошла до груди. Она ревела в ушах. Больше я ничего не слышал. Видел только клочок неба, забрызганный водяной пеной и все сжимавшийся. Тело ниже шеи сковало спазмом холода. Я вспомнил про осетров. Было утешительно думать, что, если у меня остановится сердце от шока, мне, по крайней мере, не придется узнать, что я утонул. «Вверх, вверх, вверх, – мысленно твердил я. Потом небо померкло. Я глубоко вдохнул. – Вверх, вверх, вверх». Глава 26 Очнулся я голым. Мой мозг пытался собрать воедино картину произошедшего: неужели кто-то протащил меня по льду до самого берега. Однако, по мере того как я приходил в чувство, вызревало и понимание: если бы я лежал на улице, мне было бы гораздо холоднее. Я был в постели. Одеяло подоткнуто вокруг шеи, будто я ребенок, склонный к ночным кошмарам, причем туго, как в сумасшедшем доме. Я сморгнул туман. Меня не поднимали наверх, значит я не мог находиться на чердаке своего шале. Следовательно, я в одном из номеров отеля. Как-то идентифицировать его было непросто – комната тускло освещена, шторы задернуты. Это раздражало, потому что я не мог определить, сколько времени, и не хотел следовать штампу – человек очнулся и первым делом спрашивает: «Который час?» или «Долго я был в отключке?». На другой стороне комнаты две фигуры вели приглушенный разговор, не замечая, что я пришел в себя. В моей правой руке ощущалась постоянная пульсирующая боль. Я откинул край одеяла, чтобы осмотреть повреждения, и понял, что на руку надета кухонная прихватка с цветочным орнаментом. Я потянул за нее и сморщился, так как она не поддавалась. Засунул внутрь прихватки палец и нащупал какую-то липкую перепонку. Похоже, моя кожа приклеилась к хлопковой ткани. Я слипся с чертовой варежкой. Кто-то положил руку мне на плечо, останавливая мои попытки стянуть с себя ненавистную рукавицу. – Я бы не стала. – Подняв глаза, я увидел Джульетту, владелицу курорта. Она качала головой. Позади нее стояла Кэтрин. – Вам не понравится то, что вы увидите. Кэтрин подала мне таблетку из маленького рыжего пузырька. Я взял ее и стал рассматривать. – Оксикодон, обезболивающее. Серьезная штука, – сказала моя тетка в качестве объяснения.