Глава 36 Я предполагаю, что моя мать была настоящей занозой в боку у многих бульдозеристов в 1970-х годах, если принять во внимание, с каким задором она приковала себя к ножке кровати. Марсело спустился в ресторан, куда мы все в течение последнего часа приносили и сваливали в кучу свои вещи (я еще раз отважился вступить в состязание с метелью и запихнул спортивную сумку в чемодан на колесиках), и покачал головой. Мы с Кэтрин вызвались стать добровольцами как ближайшие оставшиеся в живых родственники, поднялись на третий этаж и обнаружили Одри, лежащую на подушках, одна рука была прикована цепью к ножке кровати. Я говорю «прикована», так как моя мать каким-то образом умыкнула наручники с бедра Кроуфорда. Внешне это была очень комфортная форма протеста. Мы не сговариваясь решили, что переговоры начнет Кэтрин, как человек, вызывающий меньше ненависти к себе. Тетка вытянула вперед руку: – Давай не глупи. Где ключ? – (Одри пожала плечами.) – Парень со снегоходом может отвезти нас сейчас или никогда. Ты всех подвергаешь опасности. – Так уезжайте. – Ты сама понимаешь, что несешь ерунду. Мы не можем оставить тебя здесь. Вдруг погода станет еще хуже? Твои родные в опасности. Люди погибают. – По мне, так это означает, что вы повезете с собой убийцу. Я не оставлю Майкла гнить здесь. – Мы вернемся и заберем его, когда погода наладится. Марсело маячил за нашими спинами. Предположительно, все эти аргументы уже были им использованы. Кэтрин начинала впадать в раздражение, голос ее повысился, и, оставив разумные доводы, она принялась палить такими словами, как «эгоизм», «трудно» и «глупая женщина», дергая при этом ножку кровати, будто проверяла, не развалится ли каркас на части. В обычных обстоятельствах выражение «настоящая стерва» стало бы последней каплей, но сейчас Одри только отвернулась. По гримасе на лице Марсело я понял, что эту тактику он тоже применял. – Мне нужна отвертка или, нет, погодите… – Кэтрин прищурилась, разглядывая конструкцию кровати, – ключ-шестигранник, – скорректировала она запрос и презрительно отвела взгляд от ножки со словами: – Четыреста баксов за ночь на мебели из ИКЕА. – Потом грозно бросила Одри: – Мы вынесем тебя отсюда. Марсело, радуясь предлогу скрыться, ушел искать инструмент. – Мой сын мертв, – только и ответила Одри. – Я не оставлю его. То же самое она сказала в баре, когда София и Кроуфорд объясняли, как произошло убийство, и я сорвался. С момента приезда сюда я молил о признании меня настоящим Каннингемом. Это заботило меня больше, чем участь Зеленых Ботинок, даже смерть Майкла. Узнать, кто преступник, я хотел не ради торжества справедливости: это был шанс проявить себя, подхалимское взывание к матери, что я достоин своего родового имени. Но моя мать, неустанно повторявшая, как она убита горем из-за смерти Майкла, даже не заметила, что еще одна женщина лежала в снегу мертвой, тоже не чужая нам. Не считаясь с тем, у кого какая фамилия, невзирая на подписанные документы о разводе, Марсело признавал: либо все мы, либо никто. Моя мать, несмотря на все свое упорство, понятия не имела о том, что значит семья. – Твой сын?! – Я шокировал Одри и Кэтрин своим криком. Марсело позже говорил, что он слышал мой вопль внизу. Во мне, оказывается, скопилось больше гнева, чем я предполагал. – Твой сын? А как насчет твоей невестки? Свекровь – это просто пустое слово? Ты знаешь, что Люси лежит в снегу? Она умерла из-за того, что ты заставила ее почувствовать себя виноватой. Взвалила на нее вину за смерть Майкла. Она тоже мертва, а ты только и твердишь про своего сына. – Эрн… – Кэтрин попыталась преградить мне дорогу, но я, распаленный гневом, двигался к матери. Она же и бровью не повела. – Нет, Кэтрин. Мы потакали этому слишком долго. – Я повернулся к Одри. – Ты ставишь свою боль утраты превыше всего. Твой муж умер, и ты растила нас, пропитанная этой болью. Ты отвергла меня за то, что я сделал с твоей семьей. Но это и моя семья тоже. – Я смягчился, потому что, несмотря на злость, начал лучше понимать Одри. Сев на кровать, я продолжил: – Понимаю, это было трудно. После гибели отца тебе все пришлось делать в одиночку. И я понимаю, ты начала определять себя в соответствии с именем, с тем, что люди думали о папе, и знаю, что единственным способом справиться с этим был поворот внутрь себя, ты должна была сделать это имя своим. Но, производя эту трансформацию, ты начала жить в соответствии с ярлыком, который на тебя навесили люди. Каннингем не означает то, что ты себе придумала. Мне известно, – я удивил сам себя тем, что взял мать за руку, она вяло позволила мне это, – что хотел сделать отец, когда он умер. Глаза Одри заблестели от слез, но челюсти оставались крепко сжатыми. Трудно было судить, она почувствовала угрозу или поняла меня. Я не сводил с нее глаз. – Ты знаешь? – произнесла моя мать. – Мне известно о Ребекке Маколи. У отца были фотографии, которые изобличали ее похитителя и, вероятно, убийцу. Я знаю, что Алан Холтон был грязным копом. Понимаю, отчего ты так обиделась, когда я встал на сторону закона, а не Майкла. Мне потребовалось много времени, чтобы взглянуть на все твоими глазами, но теперь я это могу. Знаю, два дня назад, отменив обед якобы из-за недомогания, ты ездила к родителям Ребекки. Ты посоветовала им отправляться домой. – Я изложил ей все, что мне рассказали Маколи о появлении на пороге их комнаты моей матери два дня назад. – Ты угрожала им, Одри. Спросила, есть ли у них еще дети, есть ли у них внуки. Эти люди потеряли дочь. Как ты могла использовать случившееся с Ребеккой для угрозы? Как ты посмела?! – Я не угрожала им, – тихо проговорила Одри. – Просто объяснила, чем они рискуют. – Они знают, чем рискуют. Они потеряли дочь. – Я сделал глубокий вдох, после чего выложил свою догадку: – Так же как ты потеряла Джереми. – Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, – прошипела сквозь зубы Одри. – Шивон Маколи сказала кое-что, – продолжил я вспахивать почву. – Они не нанимали частных детективов двадцать восемь лет. Меня зацепило это число. Ребекку похитили тридцать пять лет назад, значит разница семь лет. Столько же лет ты выжидала, прежде чем устроить церемонию похорон Джереми. Семь. Совпадений не бывает. Эти временны́е промежутки одинаковы неслучайно. Столько времени нужно, чтобы формально объявить человека мертвым, верно? – О чем ты говоришь, Эрн? – произнесла над моим плечом Кэтрин. Одри смотрела на меня, у нее дрожала челюсть, но она молчала. – Ты сболтнула еще кое-что, когда мы разговаривали в библиотеке. – Я проигнорировал тетку и не сводил глаз с матери. – Ты сказала, наша семья должна заплатить за поступки отца. Но, кроме того, обмолвилась, что он не оставил нам оружия для борьбы. Дословно это прозвучало как: «ничего в банке». Я думал, ты говорила о деньгах, но это не так, да? Ты знала про фотографии. Это оружие ты имела в виду. Если Саблезубые или тот, кого они покрывали, не получили снимки от отца в тот вечер, когда он погиб, разумно предположить, что они решили: фотографии у тебя. И могли сделать своей мишенью, скажем, банк, где ты работала и где отец вполне мог держать их в сейфе. – Ты не понимаешь. Они сделают все, лишь бы сохранить это в тайне. Фотографии Роберта – их никто так и не увидел. Лучше бы они нашли то, что искали, – какой-то желтый конверт с надписью: «В случае моей смерти отправить в СМИ», какой-то ключ к разгадке. Я хотела, чтобы они отыскали его. Правда, хотела. Сама перерыла все, что могла, ради этих чертовых фотографий. – Но Саблезубые ушли из банка не с пустыми руками, верно? Они, может, и не получили снимки, но, убегая через парковку на крыше, думаю, обнаружили кое-что не менее ценное в машине. Они решили, есть только один способ убедиться, что фотографии не у тебя. Залог. Гарантия, что если ты спрятала снимки, то мигом отдашь их. А мы все знаем, эти отморозки запросто похищали детей. Ребекка – доказательство этого. Семь лет, Одри. Моя мать повесила голову. Сдалась. И прошептала: – Они забрали Джереми из машины. – Я услышал за спиной резкий вздох Кэтрин и позволил тишине разрастаться, пока моя мать не обрела способность продолжать. Она говорила, уткнувшись взглядом в свои колени. – Алан был прислан от них. Им нужны фотографии, сказал он, не деньги. И я не могла сообщить в полицию, потому что из-за этой женщины, детектива Хамфрис, уже погибли Роберт и Ребекка. Алан явно играл на обе стороны, откуда мне знать, кто там еще такой же? Я должна была защитить тебя и Майкла. – Но ведь тогда, наверное, шло расследование? – мягко намекнул я, опасаясь, что любое самое минимальное повышение тона может вывести Одри из исповедального транса. Никто не шевелился. Кэтрин перестала искать ключ от наручников. – Разумеется. Джереми объявили пропавшим. Была ли полиция связана с его исчезновением, я не знала, но все выглядело так, будто он вылез из машины и пошел искать помощь, чтобы вызволить тебя и Майкла. Мне пришлось подыгрывать. Хотя я поранила лоб о стекло в уже разбитом окне. Пятилетний ребенок не мог уйти далеко, твердили они. Время шло, и формулировка у них в головах изменилась с «не мог уйти далеко» на «не протянет долго», и искать они стали не живого ребенка, а труп, я это чувствовала. Между тем Алан продолжал требовать у меня фотографии, а я отвечала, что у меня их нет, что я не могу их найти. И он сказал, что верит мне… – Одри подняла лицо, глаза у нее были красные. – Он сказал, что верит мне, но есть только один способ убедиться, что я не держу фотографии у себя. Им нужно знать наверняка… Она замолчала, но смысл ее слов был ясен. Единственный способ убедиться, что Одри не прячет снимки, – это привести в исполнение свою угрозу и занести руку над двумя другими ее детьми. Мне стало дурно при мысли, что Джереми похоронен в гробу с каким-нибудь полицейским. Я понял: у меня нет ни малейшей уверенности в том, что найденный мной детский скелет – это Ребекка. – Я не вставал ни на чью сторону, мама. – Это был ответ на ее упрек, что я повторил ошибку отца, ведь теперь мотивы матери стали мне яснее. Ее рука, до сих пор просто лежавшая в моей, крепко сжала мои пальцы. – Я пытался поступить по совести. Но есть поступки просто правильные и правильные для нас. Ведь я не знал, что тебе пришлось заплатить такую высокую цену. Очень здорово, когда в романах и фильмах главные герои изображают из себя копов и грабителей, но в реальной жизни только второстепенные персонажи, Каннингемы, принимают на себя удары, терпят боль, чтобы кто-то другой мог победно вскинуть вверх руки. Мой отец пытался «поступить правильно». И это дорого обошлось ему, а не богатым супругам, которые оплакивали похищенного ребенка. И не детективу, выжимавшему из своего информатора все до последней капли ради продвижения по службе. Поэтому для Одри больше не существовало правильного и неправильного. Была семья и все остальное. Может быть, в конце концов она понимала, что это такое. Я пожал ей руку в ответ и спросил: – Марсело знает? – Недавно узнал. – Ты ничего не говорила мне, – сказала Кэтрин. Трудно было судить, она обижена тем, что ее оставили в неведении, или пытается защититься от лишних расспросов. – Я мало что помню о том утре. – Не сводя глаз с матери, добавил я. – Ты был совсем маленький. И это было важно, все перемешалось, но ты слушал, что я говорила тебе. Я сказала всем, включая тебя, Кэтрин, что Джереми умер в машине, потому что так было проще и еще потому, что я боялась, вдруг возникнут новые вопросы, Алан вернется за тобой и Майклом. Скажу честно, я не отрицала своей вины. По иронии судьбы, если бы Саблезубые не разбили окно, чтобы вытащить Джереми, вы все трое могли погибнуть. И я чувствовала, что отчасти заслужила это. – А потом, семь лет спустя, Марсело помог тебе по-тихому уладить дело с законом. Тогда ты организовала похороны. И посвятила его в тайну. Верно? – Да. Он все устроил, помог исполнить завещание Роберта и остальное. Подозреваю, я должна еще кое-что рассказать тебе. Но не здесь. Я плохо соображаю. Давайте уедем с этой горы. Ключ в Библии. Кэтрин открыла ящик прикроватной тумбочки, вынула Библию и встряхнула ее, пролистывая страницы. Из книги выпал маленький серебристый ключ. Разомкнув наручники, моя тетка отцепила Одри от кровати и взялась помогать ей подняться, но та шуганула ее и протянула руку мне. Я нагнулся и подставил плечо. Мать встала, опираясь на него. – Я хотела предупредить Маколи, – сказала она. – Эти негодяи спокойно убивают детей. Не важно, чего они хотят, получить выкуп или вернуть залог. Жаль, что мои слова были восприняты как угроза. Ничего не ответив, я обнял ее, надеясь таким образом продемонстрировать понимание. Наконец-то мы могли уехать и, как только спустимся с горы, начнется излечение. Если бы не убийства, можно было бы считать, что воссоединение прошло удачно. После рассказа Одри я многое понял, но несколько докучливых вопросов продолжали терзать меня. Если Ребекка Маколи не единственная жертва Саблезубых, как я могу быть уверен, что в гробу было именно ее тело? И как, черт возьми, Алан Холтон сумел раздобыть то, что не могла найти для него моя мать тридцать пять лет назад?! Я сказал Кэтрин, что встречусь с ними внизу, после того как она поможет Одри собрать вещи, и пошел вслед за Марсело. В голове роились вопросы. Проходя мимо библиотеки на первом этаже, я отвлекся от своих мыслей. В глубине комнаты потрескивал огонь в камине, щеки обдало жаром, на лбу выступил пот. Или, может быть, это тепло поднялось из желудка, взобралось вверх по шее. Интуиция подсказывала, что отдельные кусочки истории постепенно соединяются, но еще не слились в общую картину. Я окинул взглядом полку с детективами Золотого века. Одри поставила Мэри Уэстмакотт не на то место – к авторам на «У», а я переставил книгу к тем, кто на «К». Словно ища вдохновения, я провел большим пальцем по корешкам книг. У Нокса на этот счет нет правила, но во всех романах, стоявших передо мной, детектив никогда не сдавался и не спускался с горы, оставив все как есть. Но книжные сыщики умнее, чем я. Меня же никакой автор не дергал за нити, как куклу-марионетку, я не обладал никаким особым даром. И никто не принял бы меня в Клуб детективов. Помню, единственной моей мыслью было: я что-то упускаю. Какую-то мелочь. Ведь в таких книгах всегда есть нечто, вскрывающее все секреты, и часто это самая незначительная деталь. Я чего-то не замечал, не мог разглядеть. Даже с помощью старомодного увеличительного стекла Холмса. Или лупы. И тут все разрешилось. В таких книгах обычно встречаются какие-нибудь впечатляющие метафорические иллюстрации к моменту, когда у детектива наступает миг дедуктивного просветления. Он сидит в раздумьях, и фрагменты головоломки медленно сближаются у него в голове, или озарение наступает как взрыв фейерверка, или ему выпадает нужная костяшка домино, или он ощупью движется по темному коридору и наконец находит выключатель. В любом случае информация сыплется восхитительным каскадом и подталкивает детектива к финальному открытию. Только что я не знал ответа, и вот уже знаю. Свою догадку я проверил, подойдя к каминной полке, и после этого уже был уверен наверняка. Пусть порадуется Рональд Нокс – раз уже подсказки, на которые упал луч света, должны быть объяснены читателю, – вот ключи, использованные мной, чтобы свести все воедино: Мэри Уэстмакотт; пятьдесят тысяч долларов; моя челюсть; мои руки; погодные камеры «Небесного приюта»; иск к Софии о халатности; почтовый ящик в Брисбене; Люси, приставляющая к голове воображаемый пистолет; рвота; штраф за превышение скорости; ручной тормоз; лупа; физиотерапия; нерасследованное нападение; рыцарственный и дрожащий супруг; «босс»; куртка; следы ног; Люси в нервном ожидании; финансовая пирамида; отдавленные пальцы ног; телефон в моем шале; сон, в котором я задыхался; новоявленный пацифизм Майкла и Ф-287 – мертвый голубь с медалью за храбрость. Кэтрин возвестила о своем прибытии многократным стуком чемодана, который волочила вниз по лестнице. Заметив меня, она остановилась, чемодан и моя мать замерли следом. Тетка то ли хотела попросить о помощи, то ли сказать, чтобы я перестал лодырничать, но этого я не узнал, потому что опередил ее вопросом: – Соберешь всех? Мне нужно кое-что сказать. Пусть придут, потому что у меня есть вопросы. И чтобы никто не сбежал. Уловив мой строгий тон, Кэтрин лишь кивнула: – Куда? Я окинул взглядом полки с книгами, потрескивающий в камине огонь и кресла с красной кожаной обивкой. – Если мы выберемся отсюда живыми и сумеем продать этот сюжет, по-моему, люди из Голливуда сильно расстроятся, если мы не воспользуемся библиотекой, тебе не кажется? Глава 37 Марсело и Одри уселись в кожаные кресла, как король с королевой на троны. Кроуфорд и Джульетта встали позади них с двух сторон от камина, видимо, проведя выходные среди Каннингемов, они поняли, что значат слова «безопасная дистанция». Кэтрин стояла, опираясь рукой на спинку кресла Одри. Энди присел на журнальный столик, хотя, похоже, ощущал ненадежность этой конструкции, а потому приподнимал колени и старался держать бо́льшую часть веса на подушечках стоп. София устроилась на полу. Сцена была похожа на свадебную фотографию, как вчера на ступенях крыльца, только эту снимали ближе к вечеру, когда гости в большинстве разошлись, у всех красные от выпивки носы, одежда местами порвана, руки разбиты и засунуты в кухонные прихватки. Гэвин не присутствовал, как невиновный, согласно первому правилу, и загружал наши вещи в снегоход. Я позаботился о том, чтобы дверь была закрыта, потому что убийца всегда пытается сбежать, как только его разоблачат.