— Что именно тайна? Смерть инкассаторов, стрельба по мне, монета? — Он сказал вообще. Без конкретизации. — Без конкретизации, — повторил Сырцов, трогая свои замечательные усики. Размышлял: — Что же мне с тобой делать, Серя? — Отпустить, — внес в безнадеге предложение клерк. — Отпустить-то я тебя отпущу, — напевно сказал Сырцов и ключом расстегнул наручники, — но запомни: тебе, именно тебе имеет смысл молчать. Если не дурак — понимаешь почему. А теперь, не оглядываясь, иди до железнодорожного моста. Сырцов посмотрел, как расслабленно колдыбал клерк Сергей Сергеевич, включил мотор, и по Хамовническому валу — на Бережковскую набережную. А отсюда — пять минут, и дома. Он в ярости ударил кулаком по баранке. Клаксон коротко вякнул, напомнив, что выделяться не следовало. Картинка испоганенной чужими посещениями его квартиры ушла из башки, и он стал думать о главном. Кто о чем, а вшивый — о бане. Роберт Васильевич Алтухов, пастух покойного Рашида, трудился в банке в качестве начальника охраны. Зачем высокому профессионалу протирать штаны и гнуть спину на рутинной должности? Единственное возможное объяснение — приставлен для присмотра за руководством банка, скорее всего за незабвенным Юрием Егоровичем. Кем? Очень хотелось поговорить с Робертом Васильевичем, но рано, рано трогать генералов. Надо для начала до рядовых добраться, чтобы на организацию от корней посмотреть. Никита Горелов надежно спрятан. Всеволод Всеволодович Горелов явно в стороне: вряд ли такого работника по мелочам используют. Земцов. Если его использовали втемную, то он — покойник, если же регулярный, то был просто прикрыт на время, когда на него мог попереть незапятнанный сыщик. Теперь сыщик в полном дерьме, и… Тогда Сырцов сразу же подумал, что Земцова убрали, а теперь сомневался. Больно нужный для них человек — все умеющий трюкач. Земцов. * * * … Юрий Земцов под ручку вел милую Олю к подъезду. Дождался. Он пропустил их к лифту и, когда дверцы уже начали сходиться, отчаянно крикнул: — Будьте добры, подождите! Земцов подставил ногу под дверцу, не дав ей закрыться, вежливо поджидал, когда шикарный гражданин, похожий на американского киноактера, протиснется в кабину. Гражданин протиснулся, и Земцов спросил: — Вам какой? — Самый верх. — Ну, а нам на одиннадцатый, — зачем-то сообщил трюкач и нажал соответствующую кнопку. Лифт пошел. Сырцов улыбнулся Оле, которая узнала его, несмотря на усики и новый прикид, и растерянно поздоровалась: — Здравствуйте, Жора, — и вдруг, обеспокоясь, спохватилась: — Юра, ты что же это своего друга не узнаешь? — Здравствуй, Юра! — продолжая держать улыбку на устах, приветствовал кинотрюкача жизнерадостный Сырцов. — Как поживаешь? — Ты кто такой? — гавкнул барбосом Земцов. — Это он тогда приходил! — испуганно напомнила Оля. — Сказал, что с «Мосфильма». Пистолетик-то уже лежал в кармане блейзера. Сырцов тут же показал «вальтер» Земцову и довел до сведения непонятливого трюкача: — Я — Сырцов. Поговорить надо. — Не о чем мне с тобой говорить, — Земцов сразу же сделал тактическую ошибку, не поинтересовавшись, кто же такой Сырцов. Уже зацепка. — Знаешь обо мне? — Ничего я о тебе не знаю, — поздно спохватился трюкач. Сырцов стоял, прижавшись спиной к дверцам. Лифт дернулся и остановился. Дверцы разъехались, и Сырцов, сделав шаг назад, уже с площадки предложил: — Выходи, Земцов, и в гости приглашай, — парочка не желала выходить, Сырцов по примеру трюкача задержал дверцу ногой, угрозил: — Ну! И поднял «вальтер». Решительно выскочила из кабины Оля. Земцов лениво последовал за ней. Рискованный мальчишечка. Сейчас сделает выпад. Сырцов поймал его на полудвижении, ударив рукояткой «вальтера» в лоб. Не очень сильно, но увесисто. Земцов мягко уселся на плиточный пол. — Зачем вы так?! — звонко прокричала Оля, кинувшись к поверженному гладиатору. — Ты дверь открывай, — посоветовал Сырцов. — А я его в квартиру заволоку. И, главное, не делай глупостей. Оля все поняла и своим ключом открыла дверь. Сырцов ухватил под мышки наделавшего глупостей Земцова и втащил в квартиру. Общими усилиями устроили нерасторопного трюкача на извилистом итальянском диване. — Вы его убили! — кончив дело, вновь впала в истерику Оля. — Мертвые не сопят, — резонно заметил Сырцов. — Сейчас проснется. Он и проснулся. Осмотрел все коровьим взглядом и, споткнувшись на Сырцове, заговорил. В злом уже сознании. — Если бы не пистолет, заломал бы я тебя, козел. — Обязательно — козел! — огорчился Сырцов. — Договорились: без пистолета ты меня заломаешь. Но потом. А сейчас я буду спрашивать, ты — отвечать. — Хрен я тебе отвечу, — огорчил трюкач Сырцова и тяжело перевел себя из лежачего положения в сидячее. — Я опять тебе больно сделаю, — пообещал Сырцов. — Не сделаешь! — Сделаю, Юра. Мне терять нечего, вы на меня убийство повесили. — Повесили! — бессмысленно передразнил Земцов. — Ты и есть убийца. — Тогда уж обязательно буду больно делать. Говорить будешь? — Не буду! Ломать его надо сейчас, пока не прошло ощущение боли и беспомощности. Сырцов схватил трюкача за рубаху, рывком поднял и левым крюком ударил в печень. Знал, что от этого бывает очень больно. Ловя ртом столь необходимый ему сейчас воздух, Земцов возвратился к сидению на диване в скрюченном виде. Интуитивно ощутив за спиной легкое движение атмосферы, Сырцов вовремя сделал стремительный шаг в сторону. И все-таки задела его слегка хрустальная ваза. Скользящим ударом по плечу. Ваза вырвалась из рук Оли и брякнулась на пол. Не разбилась на ковре. — Мясник! — героически заклеймила Сырцова девица, раздувая ноздри и сжимая рот в куриную гузку. Тайно гордилась собой. — А ты кто? Ведь убить меня могла, дурында! — И надо было! — Оля, уйди отсюда, а? — попросил отдышавшийся Земцов. — Он тебя убьет! — объявила Оля. — Не убьет. На кухне посиди, прошу! Обиделась, очень обиделась. Старалась ради него, жизнью, можно сказать, рисковала. А он… — Ну, как знаешь! — и, презирая гордой спиной обоих, удалилась. — Что ты от меня хочешь? — враждебно, но уже и не воинственно спросил Земцов. — Правда, только правда, ничего кроме правды! — серьезно сказал Сырцов, поднял вазу, поставил ее на стол, из-за стола вытянул стул и уселся на него. В кресло не хотел, кресло сковывало бы движения, можно и опоздать. — Это про что? — тянул время Земцов, сам не зная зачем. — Про трюк, который ты вместе с Никитой Гореловым мне приготовил. — Его же, говорят, убили? Нет дисциплины во вверенных Сырцову войсках. Смута. Оклемался и дурочку ломал перед ним трюкач. Стоило еще раз отметелить, но жалко стало самоотверженную Олю. Решил пока ограничиться разговором: — Не надо так со мной, Юра. Твоими патронами не убьешь, — и повторил: — Не надо так. Тебе же хуже будет. От вкрадчивости сырцовской интонации у трюкача, видимо, напоминающе заныла печень, потому что он сморщился и свистяще застонал. Сочувствующе поморщился и Сырцов, заботливо осведомившись: — Больно? — Как бы я тебя достал, как бы я тебя достал! — вслух помечтал Земцов. — Каратист, что ли? — И каратист тоже. — Ты сегодня проиграл, каратист. Кто заказал тебе эту очередь? — Как кто? Никита. Может, правду говорил, а, скорее всего, нет. Сразу же вопросик в лоб: — Когда и где ты познакомился с Никитой? Заметались от боли неконтролируемые глаза. Напрягся в непривычном процессе мышления сермяжный трюкач, напрягся, подыскивая подходящую залепуху. Горько было смотреть на такую неумелость. Земцов шмыгнул носом и фальшиво сообщил: