— Ага. — Пусть сведет тебя с начальниками всех провинциальных подразделений. Ненавязчиво, между прочим. По мере прибытия их в Москву. Я так думаю, что они частенько в столицу наведываются. И не вздумай следить за Витольдом! Твои сявые быки такое наворотят! — Уже, — упавшим голосом признался Лева. — Что — уже? Следят или наворотили? — Следят. — Отмени слежку, сейчас же. Давно они за ним топают? — Со вчерашнего дня. — Может, еще не наследили. Надейся и жди того момента, когда Витольд уберет Сырцова и Большого. Все. Давай выпьем. На этот раз действительно по последней. 36 Любил это заведение рядом с дыркой к станции метро «Китай-город» сыщик Сырцов. Любил за дешевизну, за спокойный коловорот истинно московских посетителей, за мимолетное пивное братство, за близость с незнакомыми москвичами, за отделенность от них. А еще он любил заведение за то, что оно было идеальным местом встречи с агентами. Окно-стена в уровень с косым тротуаром позволяло беспрепятственно и незаметно следить за передвижением народных масс в обе стороны, длинные столы-стояки были идеальным плацдармом для незасекаемого общения, быстротечность пребывания клиентов сразу же давала возможность определить не тем заинтересованного на раз, два, три. Сырцов взял две кружки, блюдечко с солеными орехами и направился к окну, где на углу стола примостился Юрий Земцов. Непорядок: перед Земцовым стояла не только пивная кружка, но и ополовиненный стакан с прозрачной жидкостью. Водкой, надо полагать. Что и отметил Сырцов, не раздвигая особо губ и с поддельным интересом разглядывая титястую буфетчицу. — Непорядок, Юрик. Со мной разговаривать надо трезвым. Отвернувшись к окну, Земцов обиженно возразил: — Сто пятьдесят для расслабки. Какой же я пьяный? — В первый раз прощается, второй — запрещается, — все детские стишки на памяти у Сырцова. — Запомни навсегда. Еще что-нибудь? — Вчера по команде приказ: выделить четверых на слежку. — Тебя выделили? — Из пушек по воробьям. Нет, конечно. Но дело не в том. — Земцов замолк, независимо определил в себя остатки сорокаградусной, запил осевшим уже жигулевским пивом и, вздохнув, зажевал бутерброд. Ждал, чтобы расспрашивали. Сырцов все понял и ублажил блюдущего чувство собственного достоинства паренька: — Будь добр, не томи, Юра. Очень тебя прошу: излагай. В чем? — В том, что сегодня приказ поспешно отменен. — Чем объяснил это Тамаев? — Сказал, что изменились обстоятельства. — Небогато. Объект слежки назван не был? — Никаких персоналий. Ишь, какие слова знал бандитствующий трюкач! Или трюкачествующий бандит? — Но ведь, инструктируя, Тамаев должен был в обязательном порядке охарактеризовать человека, которого вы собирались пасти. Особенности поведения, любимые привычки, манеру общаться, темперамент, наблюдательность, физическую подготовленность и, наконец, его умение определить — следят за ним или не следят. Ну так как? — Возраст — пятьдесят с хвостом. Хитер, хладнокровен, замкнут. Несмотря на годы, чрезвычайно силен и вынослив. В любой момент может уйти от хвоста. Ну, а если обнаружит слежку, то виду не подает, что самое опасное, сам может превратиться для выяснения обстоятельств в тайного и неуловимого преследователя. — Уже интересно, — похвалил Сырцов Юру. — Хорошо обученный дядечка. — Профессионал, — уточнил Земцов. — Откуда знаешь? — Феликс так прямо и сказал. — Интересно, интересно, — бубнил свое Сырцов. Все-то ему было интересно. — Способ передвижения объекта? — Городской транспорт, такси, подходящий левак. — ФИО Феликс называл? — Сказал, что нам его знать незачем. — Где должна была принять объект первая пара? — Феликс собирался сегодня с утра самолично повести, а уж потом, по ходу дела, прицепить первых. Все. — Ничего не забыл? — требовательно спросил Сырцов. — Вроде все. — Вроде, вроде, — ворчал Сырцов, — а не вроде? — И не вроде все, — тихо разозлился Земцов. Сырцов подмигнул ему, залпом выпил первую кружку, подвинул к себе вторую и потребовал: — Еще какие новости? — Больше никаких конкретных заданий, но готовность номер один. — Когда очередной сбор? — Теперь каждый день собираемся. — С чего бы это? — Не знаю. — Вот и узнай. И послезавтра здесь же. Земцов в расстройстве осмотрел стол. Кружка и стакан — пусты. При Сырцове повторить не решился. Взмолился тоскливо: — Когда же ты меня отпустишь, Георгий? — По завершении операции. И отмазаться от уголовщины помогу. — Но когда, когда? — Сроки еще не определены, — мутно признался в зыбкости своего мероприятия Сырцов и вдруг спохватился: — Да, я тебе тут альбомчик принес. Посмотри картинки. Достал из внутреннего кармана блейзера толстую книжку в размер бумажника и протянул Земцову. Много ли человеку надо? Да самый пустяк, забаву какую-нибудь. Юрик и думать забыл о тоске по угробленной своей жизни, он с трепетным детским восторгом рассматривал цветные фотографии, по-детски же приговаривая: — Ну, сила! Ну, сила! — Ногтем знакомых отмечай. Сослуживцев, соратников, так сказать, — черточкой, а знакомых вне команды — крестиком. Земцов оторвался на миг от завлекательного зрелища и игриво спросил: — А ноликом кого? — Певца Федю из рок-группы «Ноль». Земцов ответа не понял, подозрительно глянул на Сырцова и уже на полном серьезе принялся за работу — отмечать ногтем соответствующие фотки. Сделал дело — гуляй смело. Трюкач возвратил альбомчик с тупым словесным сопровождением: — Вот. Так я пойду? — и взор его непроизвольно обратился к стойке. — Или вы пойдете, а я останусь? Сырцов сминал его как танк, и поэтому от робости перед непредсказуемым сыщиком он иногда невольно переходил на почтительное «вы». — Ладно уж, выпивай, — разрешил Сырцов. — А я пойду. * * *