— А почему мы бежим? Ведь он уехал? — задыхаясь от непривычной нагрузки, робко поинтересовался Всеволод. Сырцов остановился, обернулся, подмигнул: — Потому что другие должны приехать. — Какие еще другие? — Те, с которыми я встречаться не хочу, — объяснил Сырцов и облегченно осмотрелся. Их толкали, и это было приятно. Они никого не интересовали, они здесь никому не нужны. Сырцов спросил: — Выпить хочешь, пластун? — Выпил бы, — признался Всеволод. В киоске Сырцов приобрел две жестяных трехсоттридцатиграммовых банки с водкой «Петров», две банки тоника и пару гамбургеров. Устроились за высоким столиком. Хотя и неудобно тянуть водяру из минимальной дырки, но тем не менее сразу же споловинили. Уже без напряга запили тоником. Гамбургеров не хотелось. — Вот так и убивают? — спросил Всеволод. — Так как раз и не убивают. Мы же с тобой живые и водку пьем. — Почему он не подошел и не прикончил нас? — Потому что он знает меня. И понимал, что, если я хоть чуть-чуть живой, он в одночасье может стать мертвым. Всеволод откусил от гамбургера и немного пожевал. Ждал воздействия крупной дозы. Дождался — стало тепло, уютно, комфортно в этой жизни — и сработал в полную сознанку: — Никогда не думал, что могу так испугаться. — То ли еще будет, — открыл перед ним радужные перспективы Сырцов. — Да сказал же я, сказал, что обязательно поговорю с ним! — прокричал Всеволод. — Не поговорю, а уговорю, — железным голосом поправил Сырцов. 53 В Троицкое Горелов-страший прикатил еще засветло, в начале одиннадцатого. Пристроил автомобиль на площадке у нефункционирующего уже магазина и шаловливо извивающейся тропкой спустился к причалу. Никого здесь не было: последняя «ракета» на Москву давно ушла. Он присел на бетонную тумбу и стал смотреть на воду. На ту, что внизу, и на ту, что завоевательно тянулась к горизонту. И слушать звуки, приходившие по воде издалека. Детский смех, шум ветерка, крик чайки, шлеп весел невидимой лодки. Хотелось, чтобы так было всегда. Но не получалось, потому что покой рвали в клочья невеселые мысли и картинки. Всеволод глянул на часы. До условленных двенадцати еще пятьдесят минут. Вернулся к машине и в бензинно-парфюмерной тишине салона отхлебнул из фляжки «Смирновской». Потом включил музыку. Любимое — классическую симфонию Прокофьева. Дождался финала и вернулся на пристань. Темь укладывалась на воду. Ее черноту потревожил многопалубный пассажирский теплоход, объявившийся вдали. Теплоход, не приближаясь, повернул и спрятался в устье канала. Темь воцарилась окончательно. Шум моторки родился в комарином писке. Его писк поначалу был одним из многих, но вскоре перекрыл все звуки и мелодично, со злой настойчивостью застучал по гореловскому темечку. Моторная лодка бешеным ревом и белым боком обнаружилась у причала как-то внезапно. И вдруг утихла, бортом глухо ткнувшись в резину ската, прикрепленного к бетонной стене. Белая рубашка поднялась в лодке и негромко сказала: — Ты здесь, Сева? — Здесь, здесь, — подтвердил свое присутствие Горелов-старший. — Вылезай. — Я лодку на берег загоню, — решила рубашка, и снова ненадолго застучала моторка. Потом заскрипело где-то рядом. По плотному береговому песку. Всеволод пошел на этот звук. Никита в шортах и белой рубашке стоял уже на берегу. Вопросительно посмотрели друг на друга брательники и обнялись. Лежа подбородком на плече брата, Никита тоскливо признался: — Худо, когда тебя рядом нет, Сева. — А совсем худо станет, когда меня просто не будет. — Это ты о чем? — недобро спросил Никита, предчувствуя тяжелый разговор. — Пойдем на травке поваляемся, — предложил Всеволод. — Устал чего-то. Поганый у меня был день, Никита. Устроились неподалеку на по-ночному уже холодной траве. Всеволод прилег на живот, а Никита сел, вытянув ноги. Помолчали для порядка. Для порядка же Всеволод поделился своими ощущениями: — Забыл, как трава пахнет. А пахнет она нашим детством, Никита. Знал брата Никита, как себя знал. Поэтому спросил: — Что случилось? Всеволод нежно погладил траву ладонью, на ощупь оторвал от земли лист подорожника и, дырявя его зубами, ответил невнятно: — Сегодня меня Сырцов теребил. — Насчет меня? — догадался Никита. — Насчет тебя. Он хочет встретиться с тобой. — Нет, — мгновенно высказался Никита. — Зачем так вот сразу, Никита? Он довольно толково объяснил, что, если ничего не предпринимать, нам с тобой, братик, будет полный абзац. — Что-то предпринимать — это мне сдать всех? — Никаких предварительных условий. Он просто хочет поговорить с тобой. — Ха! — выдохнул частицу полусмеха Никита. — Простой Сырцов просто хочет просто поговорить со мной. Простак Сырцов! Прелестная картинка! Святая простота! Он, как та бабуля, с удовольствием подкидывает дровишки в костер, на котором меня будут зажаривать! — Ты — не Джордано Бруно, дорогой мой братец! — Всеволод начинал злиться. — Не Бруно, — согласился Никита. — Но и не дурак. — Ты в крови, Никита? — тихо спросил Всеволод. Не смотрел он на брата, что там в темноте увидишь! Никита подтянул колени к подбородку, обнял их руками и с трудом ответил вопросом на страшный вопрос: — Тебе это обязательно надо знать? — Значит, в крови, — горестно понял Всеволод. — Доказуемо? — Хрен кто что-нибудь может доказать! — хамски прокричал Никита. — Тогда забудь, забудь об этом, Ника! Ты никого не убивал! — Следствие закончено — забудьте! — вспомнил название итальянского фильма Никита. — Следствие не закончено. Оно еще и не начиналось. И надо сделать так, чтобы оно и не началось. Во всяком случае, по делу, которое ты должен забыть. — Ты посоветовал, и я забыл? А если мне это снится каждую ночь? — Напивайся на сон грядущий. — Севка, Севка! — Никита ударился лбом о колени. — Почему все так? — Потому что ты связался с подлой сукой, — просто ответил Всеволод. — Помолчи, а? — беспомощно попросил Никита. — Я, идиот, слишком долго молчал. А надо было криком кричать. Она сломала тебя, она превратила тебя в ничто! — Я люблю ее, Сева. — Она — безжалостная развратная гадина! — Я знаю, Сева. Сева сердцем понял, что брат заплакал. Он потянулся к нему, сел рядом, обнял за плечи и утешил, как маленького: — Все будет хорошо, Ника, все будет хорошо. Никита мокрым носом потерся о его плечо и не поверил, что все будет хорошо: — Я пропал, Сева. — Ты не пропал, пока я рядом, — Всеволоду хотелось защитить родного человека, спрятать его ото всех. Он был сейчас старшим братом. Истинно. И Никита ощущал это. Он прижался к брату и по-детски попросил спасительного совета: — Что мне делать, Сева?