— Я уверен, — быстро вставил я, опустив фразу о том, что мне было прекрасно без них обоих в течение многих лет. — Я буду великолепно. — Наклонившись над ванной, я протянул руку и выключил душ. — Мы оба это сделаем. — Схватив с вешалки два полотенца, я бросил одно Гибсу, а другое сунул под мышку. — Не беспокойся. — Я люблю тебя, Джонни, — наконец сказала мама. — Да.. — Балансируя телефоном на краю ванны, я накинул полотенце на плечи Джоуи, прежде чем схватить свой телефон обратно. — Я тоже люблю тебя, ма. — О, пока я не забыла… — Мне пора, ма. Пока, пока, пока.. — Закончив разговор, я сунул телефон обратно в карман и глубоко вздохнул. — Благодарность Христу за это. — Я сказал бы и так, — согласился Гибси, убирая руку ото рта Джоуи. — Я бы сказал, что мы вне подозрений, парень. — Господи, — прошипел Джоуи, стуча зубами. — Ты маменькин сынок, не так ли? — Ты хочешь, чтобы тебе снова заткнули рот кляпом? — Я прищурился. — Потому что это можно устроить. — Да пошли вы оба, — пробормотал Джоуи, тяжело дыша. — Не делайте мне никаких одолжений. У меня отвисла челюсть. — Ты что, издеваешься надо мной прямо сейчас, Джоуи? — Я думаю, слово, которое ты ищешь, — это спасибо вам обоим, — весело вставил Гибси. Он бросил на меня многозначительный взгляд и предупреждающе покачал головой. — И тебе более чем рады, Джозеф. Придержав язык и обуздав свой темперамент, я сделал шаг назад и наблюдал, как Гибси помогает ему выбраться из ванны. — Не прикасайся ко мне, блядь! — Грубо оттолкнув Гибси, Джоуи отшатнулся назад и рухнул на пол. — Мне не нужна твоя помощь. — Что ж, крутое дерьмо, потому что ты ее получаешь, — огрызнулся я. — Хочешь ты этого или нет. — Ты немного облажался, Джоуи швыряльщик, — задумчиво произнес Гибси. — Ты же знаешь это, верно? — Да, я в полной заднице, — усмехнулся Джоуи, дрожа с головы до ног. — А ты просто в полной заднице. — Действительно, — торжественно согласился Гибси. Тяжело дыша, Джоуи уронил голову на руки и потянул себя за волосы. — Где мой телефон? — Сдавленно выдохнув, он прошипел: — Мне нужен мой телефон. Мне нужно позвонить… черт! — У тебя больше нет ни телефона, парень, ни бумажника, — спокойно ответил Гибси. — Твоя сестра сказала, что ты продал его вместе со своим достоинством из-за той ужасной боли, которую испытываешь. — Схватив с вешалки другое полотенце, Гибси бросил его ему на колени, прикрывая его. — Все это дерьмо прямо сейчас выходит из твоего организма. Все, что ты выблевал из своего тела? Это стоило тебе ровно одного кошелька, одного телефона и одной души. Довольно высокая цена, да? Я очень надеюсь, что оно того стоило. — Он похлопал его по плечу. — А теперь, если вы оба меня извините, мне самому нужно принять душ. Стянув через голову промокшую рубашку, Гибси бросил ее в корзину для белья рядом с дверью, прежде чем выйти из ванной. Я почти ожидал, что Джоуи Линч взорвется прямо посреди моей ванной, но он ничего не сделал. Вместо этого он обхватил руками колени и опустил голову. — Блядь. — Обхватив затылок одной рукой, он раскачивался взад-вперед, снова и снова бормоча слово "блядь". — Что ты принял? — спросил я. Тишина. — Хорошо. — Опустившись на край ванны, я провел рукой по бедру и попробовал другой подход. — Почему ты это сделал? — Не суди меня, — прошипел он, переводя взгляд на меня. — Не смей, блядь, судить меня… — Крепко зажмурив глаза, он сжал руки в кулаки и издал сдавленный горловой звук, когда его тело сильно задрожало. — Нет, пока ты не побываешь на моем месте. Увидишь то, что я видел. Слышал то, что я слышал. Я оставался неподвижен, как статуя, и сопротивлялся желанию протянуть руку и поддержать его. — Я не осуждаю тебя, парень. — Нет? — Измученные зеленые глаза уставились на меня. — Ты видел ее. Видел, что он с ней сделал. И я не… я не мог.. — Его слова оборвались, и он уронил голову на руки. — К черту это. Какой в этом смысл? — Это не твоя вина, — медленно ответил я, нахмурив брови. — Ты должен это знать. Снова тишина. — Я не это имел в виду, — попытался я снова. — То, что я сказал по телефону? Это была моя паника, парень. Ничего. Отсутствие ответа от него вызвало у меня мурашки беспокойства, поползшие вверх по позвоночнику. — Ты не несешь ответственности за действия своего отца, — повторил я, борясь с огромной волной сочувствия, захлестнувшей мое тело. — Ты не такой, так что не порти свою жизнь и свое будущее, думая, что ты такой. Опустив взгляд на свои колени, он прошептал: — Я не смог защитить ее. — Покачав головой, он прерывисто всхлипнул. — Я не смог защитить никого из них. — Это не твоя работа. — Мое сердце бешено заколотилось в груди. Иисус. Мне казалось, что я тону в его боли. — Ты не должен защищать их. Они должны защищать их. Они должны защищать всех вас, парень. Включая тебя. — Я думал, она мертва, — признался он таким тихим голосом, что его было едва слышно. — Вся кровь? На полу? На стенах? На моей одежде? Исходящие из ее рта? Эти булькающие звуки, которые она издавала, потому что не могла дышать? Потому что она, блядь, умирала! А потом тишина? Звук ничего вообще? — Он прижал ладони к глазам и прошипел: — Я не могу выбросить этот образ из головы — и поверь мне, я пытался. Иисус Христос. Пошатываясь, я сидел там, продрогший до костей, и слушал его правду. — Я не мог оторвать его от себя, — выдавил он, его грудь тяжело вздымалась. — Я знал, что ей нужна помощь — я, блядь, знал это — но я не мог отбиться от него. Я не мог ничего сделать! — Покачав головой, он невесело рассмеялся, а по его щекам потекли слезы. — И моему брату, моему одиннадцатилетнему младшему братишке, пришлось оттащить его от меня. Шмыгнув носом, он вытер нос тыльной стороной ладони и подавил резкий всхлип. — Пока она стояла в стороне и ничегоне делала. — Твоя мать? — Кто же еще. Я позволил этому осмыслиться на мгновение, прежде чем спросить: — А теперь? — Мой голос был хриплым от эмоций, но я заставил себя держать себя в руках и продолжить. — И что теперь будет? — То же самое, что происходит всегда, — пробормотал он. — Ничего. — С твоей мамой? — Я надавил, прижимая руку к колену, чтобы оно перестало трястись. — Я имею в виду, стражи порядка, очевидно, знают, что твой отец делал с тобой, и они арестуют его, когда найдут, но ее? — Я покачал головой, пытаясь осознать все это. — За то, что ты занял заднее сиденье, нет никаких последствий? Ты просто должен вернуться и жить с ней? — Я проглотил свой гнев и прошипел: — В том доме? Джоуи пожал плечами. — Разве ты не слышал? Она тоже жертва. Ей нужна поддержка. — Шэннон рассказала мне, — пробормотал я, потирая челюсть. — Все так запутано, парень. — Да, ну, теперь все зависит от Даррена, — выплюнул Джоуи, смаргивая слезы. — Он может во всем разобраться, потому что я закончил. Я н-не могу, б-блядь… - его слова оборвались, и он выдохнул еще один сдавленный всхлип. — Не д-делай это больше, — закончил он, шмыгнув носом. — Я н-не могу забыть и никогда не прощу. Я не знал, что на это ответить. Я не знал, что ответить на все это. Ничто в моей жизни не подготовило меня к этому разговору. Ради этих людей и их боли. — Твоя сестра любит тебя, — сказал я ему, чувствуя необходимость сказать ему это, чтобы он знал, что по крайней мере одному человеку в его мире это небезразлично. — Моя сестра любит тебя, — устало ответил он. — Ты нужен ей, — добавил я, не обращая внимания на то, как бешено колотится мое сердце в груди. — И, судя по тому, что я слышал, ты тоже нужен твоим младшим братьям, парень. — Потому что я из фонда, — выдавил он. — Вот и все — это все, что я для них. — Фонд? — Я нахмурился. — Что это значит? — Это значит, что я тот парень, который разгребает дерьмо моей семьи за всеми остальными. — Он опустил голову и обхватил руками шею сзади. — Это значит, что я гребаная мать. — Что ж, — я тяжело выдохнул и вытянул ноги, пытаясь унять жжение в бедрах. — Ты чертовски хорошая мать, Джоуи метальщик. — Кто-то же должен быть, — пробормотал он, проводя рукой по волосам. — Что ж, ты проделал хорошую работу, — сказал я ему. — И ты зашел слишком далеко, чтобы бросать все ради временного кайфа, парень. — Откуда тебе, черт возьми, знать об этом? — он усмехнулся. — Я знаю, что ты пытаешься сбежать, — парировал я. — Это совершенно ясно. Ты хочешь на время забыть об этом дерьме — и, Господи, я тебя не виню, — но это временно. Это нереально, Джоуи. И это ничего не исправит. Все ваши проблемы по-прежнему будут поджидать вас, независимо от того, сколько порошка вы засунете в нос или сколько таблеток проглотите. Ты можешь курить сколько угодно травки, утопиться в бутылке виски, накачать себя всеми наркотиками, известными человечеству, и это ни черта не изменит, потому что жизнь по-прежнему будет ждать своего часа, чтобы надрать тебе задницу, когда ты придешь в себя. Я также знаю, что если ты будешь продолжать идти по этому пути, то дойдешь до точки, когда не сможешь найти дорогу назад. — Тебе легко говорить, — огрызнулся он с горечью в голосе. — У тебя в жизни никогда не было тяжелого дня. — Ты абсолютно прав, — согласился я. — Я не знаю, через что ты проходишь. Я понятия не имею, каково это — быть тобой, и я чертовски рад этому. Но у меня есть свои демоны, парень. Я должен был сделать свой собственный выбор, когда было бы намного проще принять несколько таблеток, чтобы унять боль, когда мое тело разваливалось на части изнутри, или использовать стероиды для укрепления своего тела вместо того, чтобы заниматься в тренажерном зале по шесть часов в день. Я знаю, это звучит как ничто в общем плане вещей, по сравнению с твоим семейным дерьмом, но я этого не делал, Джоуи, ни разу. Потому что я знал, что запихивать это дерьмо в свое тело будет лишь выбором на долгое время, прежде чем это перестанет быть выбором и станет необходимостью. — Черт, — выдавил он, а затем невесело рассмеялся. — Где, черт возьми, ты был, когда мне было шестнадцать, Кавана? — Шмыгнув носом, он вытер глаза и удрученно вздохнул. — Тогда не помешала бы ободряющая речь. — Не в той школе, — предположил я, нерешительно пожав плечами. — Неправильная жизнь, — прошептал он. Я тяжело вздохнул. — Да. Последовало долгое молчание, прежде чем я заговорил снова. — Могу я чем-нибудь помочь? — Наконец спросил я, чувствуя себя лишним придурком. — Могу я что-нибудь для тебясделать? — Да. — Дрожащими руками Джоуи ухватился за край раковины и поднялся на ноги. — Ты можешь одолжить мне какую-нибудь одежду. Мы оба знали, что одежда — это не то, что я имел в виду, но я не давил на него — не тогда, когда он, казалось, цеплялся за край. Не сказав больше ни слова, я встал и пошел обратно в свою комнату. Достав из комода случайные предметы одежды, я бросил их в ванную и оставил его наедине с этим. Сбитый с толку и на взводе, я чопорно подошелл к окну и уставился в темноту, ожидая, когда он выйдет, наблюдая, как капли дождя барабанят по оконному стеклу. Так вот какова их жизнь, подумал я про себя, вот что она скрывала от тебя.